При упоминании о брате она закатывает глаза. Да уж, малой тот еще экземпляр.
– Проходи на кухню, – пропускаю Еву вперед и, погасив в прихожей свет, закрываю шкаф, куда повесил ее одежду. – Ангины у меня нет. – Набираю в чайник воды и ставлю его кипятиться. – Черный, зеленый?
– Да любой, – Ева отмахивается, делая вид, что рассматривает кухню, так, будто никогда тут не была.
Все сейчас кажется запредельно странным и непривычным. Чтобы Лейкина пришла сюда по собственному желанию, это явно что-то новенькое.
За эту неделю я ей больше ни разу не позвонил. Не потому, что сдался, просто решил выждать время. Дать ей успокоиться и не набрасываться с обвинениями при одном моем появлении.
– Хорошо. Не ожидал, что ты придешь, —опираюсь на подоконник, сунув руки в карманы спортивок.
– Хотела проверить, все ли у тебя в порядке. Ну, то есть… Ты понял.
Снова кашляю в кулак, слегка замедляя свои движения. Раз она решила, что я тут явно не в порядке, нужно соответствовать.
– Ты врача вызывал?
Киваю, наблюдая за тем, как она вытаскивает из пакета баночки, контейнеры и, естественно, апельсины. Почему всем болеющим вечно приносят апельсины? Что за стереотип? Ясно же, что содержание витамина С там такое себе. Ящик надо сожрать.
– Тут мед, малина, бульон, – Ева касается пальцем каждой крышки, а меня так и подмывает дотронуться до ее руки.
Собственно, это я и делаю, оттолкнувшись от подоконника, накрываю ее пальцы своими. Нас разделяет стол. Но и это препятствие временное. Стоит сделать всего два шага, чтобы обогнуть столешницу, поравняться с ней и оказаться плечом к плечу.
– Спасибо.
– Не трогай меня, – Ева выдергивает свои пальцы из захвата. – Ты заразный, вообще-то.
– Сложно, – снова касаюсь матовой кожи. – Давно тебя не видел.
Делаю еще шаг, вынуждая ее прилипнуть спиной к стене, оставив все это ковыряние в банках.
– Ну да, ты же за меня заплатил. Такое разочарование, наверное, зависнуть дома сразу после такого…
Накрываю ее рот ладонью, наблюдая, как в глубине серых глаз зарождается протест.
– Все было не так. Я уже объяснял.
Ева бубнит что-то непонятное мне в ладонь, и в какой-то момент ее зубы смыкаются на моей коже. Неприятно, но терпимо. Убираю руку и залипаю на ее раскрасневшихся губах. Она прослеживает мой взгляд и, вздернув подбородок, заявляет:
– Даже не думай меня целовать. Не хочу валяться с температурой.
Чайник издает щелчок, сигнализируя о том, что вскипел, и мы одновременно поворачиваем головы на этот шум.
Ева взмахивает рукой, вскользь задевает мою щеку и резко замирает.
– Я случайно. Прости.
– Вот теперь у меня точно температура, – упираюсь ладонью в стену над ее макушкой.
Расстояние между нами сокращается до минимума. Ева запрокидывает голову, ловит мой взгляд. Тыльная сторона ее ладони касается моего лба буквально на пару секунд.
Легкое прикосновение, от которого кипит кровь.
– Если без шуток, то она и правда есть. Лоб горячий.
– Наверное, – отмахиваюсь от предположений, продолжая все это время таращиться на ее губы.
– Даже не думай.
– Ты о чем?
– Ни о чем. Налью чай, да?
Она проскальзывает под моей рукой и, пригладив волосы, хватается за чайник, суетливо разливая кипяток по кружкам. Не нужно быть прозорливым, чтобы осознавать, насколько она волнуется. Сама пришла, сама позаботилась, и это после всех дрязг, что произошли между нами в последнюю встречу.
– Слушай, тебе нужно температуру померить и таблетки выпить, – кивает в такт своим словам и лезет на полку с аптечкой. Видимо, запомнила, откуда в прошлый раз доставала перекись. – Честно говоря, выглядишь ты очень плохо.
– Спасибо за комплимент, – взлохмачиваю волосы, небрежно проводя пятерней по голове, пока она ищет градусник. Или что там еще?
Вся эта суета не напрягает. Забавляет – бесспорно. Пока Ева озадачена отвлечением себя самой от реальности, я бешусь от ее желания свести все к дружеской заботе.
Не хочу я с тобой дружить и не буду. Жаль, что пока ты не хочешь этого принять.
Хотя…
Преодолеваю расстояние между нами в два шага и, резковато крутанув ее, придерживая за талию, поворачиваю к себе лицом. Ева вздрагивает и, широко распахнув веки, смотрит на меня во все глаза.
– Что…
Ничего! Закрываю ее рот и волну льющихся из него вопросов поцелуем. Время на секунду замирает, как и сама Ева, застывшая в моих руках.
– Марк!
Ее голос доносится из-за толстой ширмы. Я слышу его, но почему-то не реагирую, продолжая терзать ее губы.
– Я тебя ударю, я тебя точно ударю.
– Без проблем, – приподняв Лейкину над полом, усаживаю ее на столешницу, отметая чашки с горячим чаем в раковину. Посуда летит туда с громким треском. Пара выплеснувшихся капель кипятка попадает на тыльную сторону ладони, до которой сейчас вообще нет дела. – Бей. Мне все равно. От тебя пахнет тобой, – пропускаю прядь ее волос через пальцы. – С ума по тебе схожу.
– Я пришла не спать с тобой, – она говорит быстро и сбивчиво, впиваясь ногтями в мои плечи. – Принесла суп и… хотела позаботиться. Позаботиться, а не прыгать в постель…
На последних словах ее руки ослабевают и безвольными плетьми летят вниз.
Встряхнув головой, подцепляю пальцами ее подбородок, замечая влажную пелену слез в уголках серых глаз.
Глава 24
***
Бурная реакция и мысли сделали свое дело, бессовестно реализовавшись в моменте…
Из универа я поехала домой и никак не могла найти себе там места. Даже побродила туда-сюда по коридору, крепко сжимая телефон в руках и ожидая хоть какого-то ответа. Но Марк просто проигнорировал… Телефон молчал, а мой внутренний голос вопил: «Ну и пусть, не лезь. Забудь! Он не имеет к тебе никакого отношения».
И мне стоило бы послушать, но вместо этого я сложила в пакет мамины припасы на случай Савкиной болезни, быстро сварила бульон и вызвала такси.
Это был порыв. Необдуманное желание, которое в любую секунду могло вылиться не в самые радужные последствия. Но что-то внутри меня отзывалось и считало это решение верным.
Я же действительно волновалась и где-то в глубине души соскучилась по нему. Даже после всего случившегося…
Странные эмоции, особенно когда ты в жизни не делала ничего спонтанного, можно сказать, идущего от сердца. Из самых глубин подсознания. Ведь обычно все только по плану.
Но всегда же есть ложка дегтя, правда?
Моей стал Одинцов. Мы почти одновременно вышли в коридор, где он проворно преградил мне дорогу, заслонив проход своим телом. Каждый мой шаг влево, вправо отражался Максом как в зеркале.
Подмывающее желание наорать на него погасло в брезгливости и понимании, что, после того как он взял у Марка деньги, я не то что стоять с ним рядом не в состоянии, но и говорить. Слова застряли в горле независимо от того, что я хотела найти им выход и выплеснуть на него ушат помоев из моей боли и негодования.
Я снова смолчала, посчитав, что нужно быть выше этой мышиной возни.
Только вот думала здесь так только я.
Макс снова выставил руку вперед, вынуждая меня отшатнуться к стене и чуть крепче сжать ручки пакета.
– Куда пошла?
Чужой голос, который еще неделю назад казался самым родным, полоснул по сердцу. Тошно осознавать, что ты добровольно когда-то связалась с человеком, который тебя недостоин и вот так просто может предать. Продать, оговорить, оскорбить…
– Не твое дело, – демонстративно отворачиваюсь, стараясь не смотреть на него.
Одинцову мой выпад не нравится, он дергает пакет с глупым смешком и таким же выражением лица, будто мы в начальной школе. По крайней мере, замашки именно оттуда.
Но от неожиданности я, к сожалению, разжимаю пальцы, растерянно наблюдая, как ярко-оранжевые фрукты катятся по полу.
– Апельсинчики? – Макс подбирает один и, сжав в ладони, несколько раз подбрасывает цитрус в воздух. – Неужели к Валиеву намылилась? Синегуз сказал, он там зачах.
– Не твое дело, – пытаюсь оттолкнуть его и освободить для себя пространство. В идеале бы, конечно, просто стать невидимкой.
– Очень даже мое. У нас с ним есть кое-что общее. Мы оба тебя периодически пользуем.
Макс подцепляет локон моих волос и тянет на себя. Это не больно, просто противно. Мерзко, что он меня трогает.
– Закрой рот и убери от меня руки.
– Правда думаешь, что ему твои апельсины нужны? – Он снова подбрасывает фрукт, ехидно улыбаясь. – Вообще не уперлись. Ноги, главное, пошире раздвинь. Поверь, это все, что от тебя требуется. Хотя, сказать честно, даже в этом ты полное бревно.
Он улыбается, а я прилагаю немыслимые усилия, чтобы продолжать держать лицо. Уголки моих губ подрагивают, но очень быстро вздымаются вверх. Улыбка дается мне нелегко, но я уверена, что Макс об этом даже не догадывается.
Отвечать уродам в попытке их задеть – бесполезное занятие. Лучше просто включить игнор. Что я и делаю.
– Придется помыть, – потираю ладошки друг о друга и опускаюсь на корточки.
Делая вид, что Одинцова вообще не существует, складываю фрукты в пакет. Выпрямившись, мельком замечаю его озлобленное лицо и, никак не прокомментировав эту перекошенную гримасу, показывающую, что он явно ждала от меня бурной реакции со скандалом, заворачиваю на кухню и открываю кран с холодной водой.
Пока полощу апельсины под струей ледяной воды, чувствую, как спадает краснота щек и я медленно успокаиваюсь.
Вторая попытка добраться до такси увенчивается успехом. Только вот подкативший к горлу ком никак не дает отпустить произошедшую ситуацию. Почему-то именно сейчас в голову приходят мысли, как нужно было среагировать, что сказать. Например, дать ему понять, что я в курсе, как он меня продал и взял эти деньги…
Но за открывшейся бравадой тянется длинная цепочка страхов. Я снова и снова прокручиваю слова Одинцова. То, что он сказал про Марка… Какова вероятность, что это может быть правдой?