– Тогда – кто? Вопрос повис в воздухе.
– Алиса, у тебя есть родственники?
– Да, конечно. Два дедушки, бабушка, два дяди и четыре двоюродных сестры.
– У вас хорошие отношения?
– Отличные.
– И ты могла бы кого-нибудь из них подписать на роль заказчика убийства?
– Нет, Артем, – честно призналась я. – Но нам нечего делить. Мы свободны.
Свободу на двадцать седьмое декабря Артем себе буквально вымолил. Взрослая часть заговорщиков торопилась уложить его в кому, а интересы наиболее вероятной жертвы совершенно не учитывались: двадцать седьмого декабря Артем ждал в гости друга. Лучшего и, пожалуй, единственного, оставшегося с самого детства. Родители Сергея несколько лет назад уехали на ПМЖ в Германию, и парни стали видеться редко. Три-четыре раза в год бывали наездами – то Сергей в Москву приезжал, то Артем срывался в Германию, – но новогодние праздники друзья традиционно встречали вместе. Обычно Сергей прилетал за несколько дней до Нового года – католическое Рождество он справлял в Дортмунде вместе с родителями, – останавливался в особняке Вяземских и вместе с другом и его семь ей отмечал все праздники подряд: встречу Нового года, день рождения Артема и Рождество по православному стилю.
Это была традиция. Муслиму Рахимовичу пришлось смириться. Отдать парням на баловство два дня и поставить условие: сидеть в доме, наездов на кабаки не делать, выпивать умеренно.
Сергей приехал в Непонятный Дом двадцать седьмого утром, тем же вечером два великовозрастных баловника нарушили разом все условия. Поздним вечером засунули в машину Артема и костыли и поехали кутить, пропали на московских тусовках до самого рассвета.
Утром двадцать восьмого декабря Ирина Владимировна рвала и метала.
Свою часть громов и молний я получила, подавая ей шубу в прихожей.
– Алиса, – тихонько шипела Вяземская, – я думала, вы девушка разумная. Неужели нельзя было предотвратить это безобразие?! Вы были обязаны сообщить мне или Муслиму Рахимовичу о том, что эти два дурня отправились гулять! И не говорите мне, что ничего не знали!! Не выдумывайте!
Я, по совести говоря, ничего выдумывать и не собиралась.
Но в няньки к двум вполне созревшим дурням тоже не нанималась.
Как-то так сложилось, что роль наперсницы была навязана мне самой Вяземской. Я подобной чести не добивалась. И потому упреки – недоглядела, не упредила, не доложила – отскакивали от меня, как сухой горох от стенки.
Пожалев все же сходящую с ума от беспокойства мать, я напустила на себя виноватый вид. Дала Ирине Владимировне спустить пар и только после этого сказала примирительно:
– Но ничего ведь не случилось. Ребята приехали. Спят по своим комнатам.
– Спят! – фыркнула мадам и, громко хлопнув входной дверью, вышла на заснеженное крыльцо.
Увидев меня тем же вечером в библиотеке в компании двух оболтусов, она скроила столь приязненную мину, что удивила не только сына, но и приехавшего друга.
– Алиса, вы поразительная девушка, – склонившись к моему уху, шепнул германский гость. – Вы приручили маму Иру меньше чем за месяц.
Поделитесь секретом?..
Сергей лукавил. Даже учитывая явное недовольство мамы Иры, вызванное непослушанием сына, к его другу она относилась с обожанием. Желание рассыпать комплименты было присуще Сереже, как неотделимая часть натуры. Бывают такие люди – я не раз видела подобных, – встречая нового человека, они чувствуют потребность мгновенно добиваться расположения. Заставят улыбнуться, похвалят тембр голоса, прическу, платье или, за неимением оных качеств у горничной, придумают что-либо иное.
В моем случае гусарской атаке Сергея подверглись румяность щек, цвет глаз и здравомыслие. Слушая его, можно было подумать, что до знакомства с Алисой Ковалевой Сереже попадались сплошь бестолковые девицы с тусклыми, невыразительными очами и фантастическими прыщами на пожухлых ланитах. Необходимость очаровывать заставляла Сергея распускать хвост и перья. Первые полчаса в библиотеке прошли под его глухариное токование, я уже начала чувствовать себя растаявшей идиоткой с букетом хризантем под черепной коробкой. Мозгов там не осталось вовсе. Идиотка бестолково улыбалась, желание вести «интеллектуальные» беседы пропало напрочь, поскольку любые умные фразы смотрелись тусклым свинским бисером на фоне красноречия неутомимого ловеласа. За пол часа Сергей придал общению куртуазную сверхлегкость, все переставил в нужном ему порядке и не похвалил, кажется, только дивную белизну свеже-обернутого бинтом гипса лучшего друга. Все, на что падал глаз Сергея, мгновенно получало наивысшую, приятную хозяину дома оценку: чай, который заварила Лидочка Ивановна, исполненный ею же пирог, портрет над камином – мама Ира совсем не меняется, все так же хороша! – свет от лампы, таинственный и мягкий. Вчерашняя гулянка – как жаль, Алиса, что вас вчера с нами не было! Ваше общество внесло бы в любой вечер оттенок праздника…
Я попала под обаяние неутомимого на комплименты гостя и очень удивилась, когда Артем сказал другу по-немецки какую-то короткую фразу и тот увял. Смутился и прекратил атаки.
(Ба-а-а-а. Боюсь поверить, но, кажется, мой принц ревнует?!
Как жаль, что я не знаю немецкого. В институте я выбрала факультатив французского языка, а основной у меня – английский.)
Снимая возникшую вдруг неловкость, я заполнила паузу вопросом:
– А как давно вы не виделись?
Вопрос я намеренно адресовала обоим глухарям.
Ответил Артем. Отчего-то сухо. Кажется, суетливо-старательное красноречие друга его не то что раздражало, просто сбивало с привычного неспешного ритма. В Артеме в принципе отсутствовала освобожденная от мыслей легкость, свойственная Сергею. Они прекрасно дополняли друг друга. И как мне думалось, их роли давно были распределены: Сергей убалтывал девиц до невменяемости, очаровывал их; Артем давал тандему завершающую основательность и глубину. Все эти качества становились в Артеме более выпуклыми и заметными на фоне легковесного друга.
(Но вот убей меня бог, не отвечу, какая из сторон была мне ближе! Что более привлекало – беспечность и яркое остроумие Сергея или вдумчивость и рассудительность Артема? Обе черты оказались одинаково утомительными при длительном общении…)
– Я прилетал в Германию три месяца назад, – сказал Артем. – Катался в Альпах на лыжах. Сергей вырвался ко мне на уик-энд.
– Ну как можно к нему не вырваться! – попробовал пошутить Сергей. – Он без меня пропадет! Выберет среди лыжниц самую унылую и некрасивую девицу, влюбится, а мне потом придется ответ держать перед мамой Ирой?
Артем метнул в друга косой взгляд и, не удержавшись, хмыкнул:
– А ты у нас, значит, сплошь по красоткам ударяешь? Специалист, елочки пушистые, по девицам, которые предпочитают бриллианты и фуа-гра.
Видимо, этой фразой Артем затронул какую-то старую историю, Сережа притворно закатил глаза и изобразил смущение.
– Сергей, – спросила я, – а Артем при вас упал в пропасть?
– Нет, – мгновенно стал серьезным германский гость. – Я уже уехал, точнее, был в дороге, когда мне позвонили и сообщили о несчастье. – И, посмотрев на друга, резко ударил по подлокотникам кресла. – Я этого гада еще найти пытался на трассе!
– Какого гада? – не поняла я.
– Того. В голубом костюме с оранжевыми вставками. – Я подняла брови, показывая, что так и не понимаю, и Сергей обратился к другу: – Ты разве ей ничего не рассказывал?
– Нет, – поморщился наследный принц.
– Артема нарочно столкнули с обрыва! – разгорячился Сергей. – Были свидетели! Какой-то остолоп в голубом костюме с оранжевыми вставками ударил по задникам лыж сноубордом и почти нарочно столкнул Тёмыча в пропасть!
Я пристально взглянула на Артема. Его версия альпийских «приключений» сильно отличалась от только что озвученной.
– Да ерунда все это, – отмахнулся принц, сидящий в инвалидном кресле. – Несчастный случай. Не будем об этом разговаривать…
– Ничего себе несчастный случай! – возмутился Сергей. – Столкнул тебя – и как в воду канул! Его потом все инструкторы искали!
– Нашли? – быстро спросила я, догадываясь, что истинная подоплека происшествия открывается только сейчас. Артем не хотел волновать больную маму и скрыл правду.
– Куда там, – покачал головой гость. – Исчезла сволочь в голубом костюме, испарилась, как не было. Лица под очками и маской никто не разглядел. Переодел комбинезон – и был таков.
Слушая объяснения Сергея, я отправила Артему четко читаемый в глазах вопрос: «Почему ты ничего не рассказал хотя бы Муслиму Рахимовичу? Ведь это могло быть первое неудавшееся покушение».
После происшествия в Альпах – тоже надо сказать, практически оформленного под смерть от естественных причин – Артем надолго остался в Германии в реабилитационной клинике и появился в России лишь однажды, и то весьма ненадолго. Надолго домой он вернулся только тогда, когда в особняке его должна была поджидать «торпеда». За время его отсутствия у киллерской группы была возможность выйти на жадную до глупости Жанну Константиновну, подготовить паспорт и зарядить «торпеду».
Артем верно прочитал в моих глазах каждое слово. Но отвечать не стал. Даже взглядом.
– Хватит, Серый, – сказал он другу. – Расскажи лучше, как продвигается твой проект?
Обаяшка Серый подвизался на ниве ландшафтного дизайна. И даже некоторое имя ус пел заработать: последний его проект стоил несколько миллионов евро – полная реставрация ка кого-то парка, облагораживание озерца и окультуривание одичавших за десятилетие растений.
Говорил об этом парке Сергей с воодушевлением.
Я и Артем почти не вникали. Я буравила несостоявшуюся жертву укоризненным взглядом и обещала (тем же взглядом) наябедничать Муслиму Рахимовичу.
Телепатические волны – под звуковое оформление неутомимого германского рассказчика – лупили в жертву прицельно. А он только один раз плечами пожал, показывая храбрость. Мол, пустяки какие. Сломали руку и ногу, но ведь не голову же!