Вылез из машины и снова посмотрел на того говнюка, который в этот раз уже не так бойко отвечал на мой взгляд.
Скривил губы в усмешке и пошел к дому.
Отец ждал меня в гостиной, но сделал вид, что я пришел к нему сам.
– Давид, какой сюрприз, сын.
Первая эмоция при взгляде на него – ненависть. Ненавижу.
– Я почти поверил. Чего надо? – сую руки в карманы и смотрю на него.
Делает вид, что он король всякого положения. А на самом деле боится за свою шкуру, прячась тут за семью замками. За свою жизнь господин Санаев нажил немало врагов, но придет время, что они все перестанут его бояться.
– Мы давно не виделись. Может, сначала поговорим, как отец и…
– Кажется, мои слова о том, что я в принципе знать тебя не желаю, ты воспринял неправильно. Мне повторить?
– Остроумно. Тогда просто расскажи, как твои дела? Как живется женатому человеку?
– Ааа, вот что тебя волнует, – не показываю, как сильно меня внутри передернуло от его вопроса. – Твои интонации почти ни на что не намекают. Знаешь, ты часто воспринимаешь меня не так, как стоило бы. И вот, например, я говорю: если ты приблизишься к моей жене, моему дому. А приблизившись, попробуешь на нее хотя бы посмотреть и уж не дай бог что-то ей сделать. То я возьму в руки свой пистолет, который забрали твои шавки, и подниму его на уровень твоего лба. А когда буду уверен, что он нацелен ровно в центр, то я нажму на курок. Я доходчиво тебе объяснил? Не показался двусмысленным? Можем порепетировать, если ты не против новой дыры в своем теле.
Он делает вид, что смеется прекрасно зная, что я сделаю именно так, как и говорю. Просто не пришло еще, видимо, время, и случай не выдался.
– Вот он ты – настоящий. Слишком эмоциональный, слишком не подходящий для такой жизни. Как бы я ни старался тебя закалить, ты всегда оставался маминым сыночком. Наверное, стоило подарить тебе нитки и спицы, чтобы ты вязал, пока она возилась со своими цветами.
– Ты прекрасно знаешь, что я уязвим в разговорах о тех, кого потерял и каждый раз начинаешь с этого. Утомляет, если быть честным.
– Но каждый раз ты раскрываешься и показываешь новые точки, куда можно бить и не промахнешься.
– Хватку теряешь. Точнее, почти потерял. Твои прощупывания – это блуждания в темноте.
– А ты по-прежнему суешь руку в пасть тигру?
– Тигру? Нет, я бы не стал этого делать. А вот тебе да. Припрятав подарок в ладони. Чего ты от меня хотел этим маски-шоу?
– Верни оборот денег и наркотики в клубы.
– А ты кто такой мне указывать?
– Я тот, – срывается на крик, краснея от злости, – кто все это тебе дал.
– Ты? Ты дал мне унылое дерьмо, которое кто-то клубом назвал.
– Ты мой сын, поэтому у тебя вышло стать тем, кто ты есть сейчас. Без моего авторитета ты остался бы никем и подох давно.
Запрокидываю голову и смеюсь.
– У тебя с головой точно в порядке? В этом городе не осталось людей, кто бы знал, что у Санаева есть сын. И, тем более что этот сын Мартынов Давид. Так что не льсти себе. И не указывай.
– Это же миллионы. Что ты творишь?
– Это мои миллионы, а не твои. Поэтому распоряжаюсь так, как считаю нужным.
– Твои? Сукин сын неблагодарный. Это бизнес. Бизнес этого города.
– А мне похуй. Так устраивает?
– Ты пожалеешь, Давид.
– Помнишь, после того как я похоронил всю свою семью, я держал тебя на прицеле? – щурится, явно вспомнив об этом. – Так вот, это единственное, о чем я жалею.
– Что именно?
– Что не спустил курок еще тогда.
– Проваливай, но помни, у тебя немного времени восстановить оборот всего, что было до. Иначе мы поговорим с тобой иначе. На понятном тебе языке. Опыт имеется.
– Пистолет верни, – поворачиваюсь, не ответив ему ничего, показывая свое неуважение.
Тяну руку и жду, когда мой верный «друг» ляжет в нее.
Ублюдок смотрит на моего отца и, видимо, получив положительный результат, тянет мне его, опасливо так. Выжидательно.
– Да, кстати, – оборачиваюсь к отцу, – я твоему прихвостню обещал подарок, если он тронет меня хотя бы пальцем и моих людей. Пришло время подарков.
Он жмет плечами, зная, что меня не остановить. И повернувшись к этому еблану, улыбаюсь.
Секундой спустя, снимаю с предохранителя пистолет, передергиваю затворную раму и стреляю. Сначала в левую кисть, затем в правую.
Он падает на колени и орет сдавленно, а я ухожу, услышав приказ отца: «Убрать его отсюда». И это он не обо мне.
Выхожу на улицу и крикнув одному из охранников, чтобы дал ключи от тачки, получаю то что хотел.
Сажусь и быстро выруливаю со двора.
Пока еду домой ощущаю сильный гнев. Потому что прокручиваю весь разговор снова и снова.
Прощупывал меня на эмоции, сука.
– Женя, нанимай охрану.
– Ну наконец-то… Ты где был? Там твои пацаны панику подняли.
– Успокоятся. Они знали, куда я поехал.
– Они-то знали, но может, нужно было их оставить рядом?
– Жень, не пизди мне в ухо сейчас. Я не в настроении устраивать разборки еще и с тобой.
– Лады. Там еще твоя лапа устроила допрос.
– Че? Самар?
– Ага. Выскочила и давай звенеть на весь двор.
Усмехнулся, представив это. Надо будет камеры глянуть.
– Когда надо людей? – перебивает мысли.
– Как можно скорее. Проверяй их досконально каждого. И скажи, что за малейший косяк буду дырявить головы, без вопросов.
– Я думал мы по ту сторону теперь.
– Крысам похуй на какой мы стороне. Вот и будем отстреливать как подобает. Чище мир сделаем.
– Понял.
– Все давай.
Смотрю на вызовы и вижу кучу от нее.
Раздумываю секунду и набираю ее.
– Алло? – так тихо спрашивает, будто ждет, чей голос услышит.
– Потеряла меня?
– Боже, – выдыхает так шумно, что я ощущаю дребезжание воздуха. – Я думала… думала… Боже… Прошу, скажи, что с тобой все хорошо.
– Хорошо. И я скоро буду дома, уже вижу забор…
Телефон куда-то летит, судя по звукам и я начинаю смеяться. А после вижу, как открываются ворота и оттуда на машину бежит Самар.
Торможу и, выйдя из тачки, подхожу к капоту. Облокачиваюсь и смотрю, как она несется на меня.
Глаза ошалевшие, словно призрака увидела, а я улыбаюсь. Черт, так хочется улыбаться. Будто я дебилом стал.
За шаг до меня Самар останавливается, будто решает, что делать дальше. Думает, на какие действия имеет право, а на какие нет.
– Иди ко мне, мышка, – открываю свои объятия, и она буквально прыгает на меня, почти ударив по челюсти головой.
Сжимаю худенькое тельце, прижимаю к себе вплотную, чувствуя, как вокруг шеи смыкаются ее руки.
Меня приводит в дикий восторг оттого, что это ее руки. Чистой и невинной девочки Самар. Это не блядские лапы, которые минутой назад держали в руках чей-то член.
Это она. Моя жена. Только моя девочка.
Одной ладонью держу ее, второй подсаживаю под попку, чтобы стала выше и ногами обхватила меня.
– Что ты делаешь? Я же в платье, Давид, – сразу же возмущается.
– Я им глаза выколю, если посмеют на тебя посмотреть. И оно у тебя длинное, – довольно дергаю тряпку, которую сейчас ненавижу.
Она смущенно повинуется и уже сидит на мне, держась руками за шею.
Смотрит так странно, улыбается.
– Что? Нравлюсь?
– Ты меня напугал сегодня, – хмуро выдает претензию.
– А ты не бойся.
– И твои охранники мне ни слова не сказали, – обижается, дергая за кофту.
– У них приказ.
– Отмени его. Я задавала им вопросы, а они молчали.
– Хорошо. Что-нибудь еще? – довольно мну ее ягодицы, желая забраться под платье.
– Не делай так больше, – почти умоляет, и я вижу ее как на ладони.
Вот где чистота. Вот куда еще не залезла грязь этого мира. В такой, как она.
– Пообещай, что только я буду тем, кто увидит тебя такой открытой и честной.
– Не понимаю, о чем ты.
– Просто ты сейчас уязвима, и я вижу тебя «насквозь», Самар.
– Разве это плохо?
– Нет, если это передо мной ты такая. Другие не должны видеть тебя, мышка.
– Хорошо, пообещаю. Правда, не имею понятия, как это делать. Я это я, и все.
– Просто будь собой наполовину. Приспосабливайся.
– Тебе легко говорить.
– Нет. Меня закаляет жизнь. А она та еще мразь, но учитель из нее охуенный. Тебе эти уроки не пойдут на пользу. Я удивлен, что из лап мудака как твой отец, я забрал тебя вот такой.
– Не вспоминай, – она опускает глаза и хочет скрыться от моих глаз, утыкаясь своим лицом в мою шею.
– Не буду. Пошли домой, – отталкиваюсь от машины, но останавливаюсь, и Самар тут же выравнивается. – Ты меня не поцелуешь?
– А можно? – по-детски задает вопрос краснея.
– Тебе можно многое, если не все. Ты моя жена.
– И командовать тобой, чтобы носки убирал?
– Я подумаю, – улыбаюсь, увидев, как она делает вдох, перед тем как начать говорить много.
– И заправлять кровать вместе? И звонить когда захочу?
– Кровать вряд ли я встаю раньше тебя.
– Мы встаем вместе.
– Теперь вместе. Надеюсь, ты свои вещи перенесла в мою комнату?
– Нет, – ойкает и прикрывает рот.
– Ладно, попрошу Настю этим заняться.
– Не стоит, я сама это сделаю.
– Нет, – придаю властности голосу, – потому что сегодня я единственный, кем ты будешь заниматься, Самар.
Она теряется от моих слов и не находит что мне ответить.
– А вот теперь, если ты все поняла, можешь целовать.
Маленькая и узкая ладонь прикасается к моей щеке, а после она тянется вперед. Я не помогаю. Даю ей вволю ощутить себя главной. Потому что этой ночью, быть таким же, как вчера не смогу. Слишком сильно ее хочу, так как мне нравится.
Мягкие губы аккуратно прикасаются к моей щеке, не отрываясь, двигаются к уголку губ, а затем накрывают их полностью.
Кайфую от этого, но надолго меня не хватает и я, схватив ее за затылок, толкаюсь в рот своим языком. Кажется, что даже Самар выдохнула облегченно.
Чувствую, как член встал по стойке «смирно», и жена это тоже чувствует, неосознанно начав елозить по нему.