– А что… – Анна ехидно прищурилась. – А мне можешь помочь – подоить? Вот сейчас прямо.
– Пошли.
– Так! – Оглянувшись, большегрудая выставила вперед руки. – Вы за нами не ходите! Танцуйте себе. А мы скоро…
Тынис бросился было помочь, но Лиина лишь улыбнулась и что-то шепнула.
– Сказала, что хочет посмотреть, как у них доят, – вернувшись, пояснил студент. – Вот ведь упрямая… Что ж, подождем, потанцуем.
Вновь заиграла музыка.
– Хорошо! Хорошо! – пела Эдита Пьеха…
И вот тут появились трое. Двое лохматых здоровяков в кепках и кирзовых сапогах с отогнутыми голенищами, а с ними какой-то худой черт в рубахе, завязанной узлом на впалом животе. Все трое вошли с улицы с папиросками, да так и продолжали курить. Поморщившись, Максим оглянулся и встретился взглядом с тощим…
Оба узнали друг друга сразу же! И разом вздрогнули, словно обоих пронизал сильный электрический разряд!
– Ну, вот и встретились, – недобро прищурился Сиплый.
Рядом с ним встали двое амбалов в кепках. Дымились папироски…
Что ж, чему быть, того не миновать…
Не говоря ни слова, Максим выставил вперед левую ногу и сжал кулаки. Искоса посмотрел на студентов: от них в хорошей драке толку мало… Хотя, хоть кого-то на себя отвлекут. А вообще парни молодцы, не струсили…
Сиплый покусал губу и набычился. Здоровяки угрожающе засопели. Еще секунда и…
– Это кто тут дымит? По шеям захотели?
В клуб размашистым шагом вошла Анна, и – сразу за ней – Лиина с плетеной корзинкой в руках.
Завидев рыжую, здоровяки испуганно обернулись и дружно затушили окурки о подошвы сапог.
– Еще и в сапогах! – Завклубом уперла руки в бока – похоже, это была ее любимая поза. – Ну, сколько можно говорить? А?
– Ну, Ань… – Один из здоровяков виновато развел руками. – Мы это… с работы ведь… с делянки… Серого, вон, встретили.
– С деля-анки! – передразнила девушка. – С топорами бы еще пришли! Или на трелевочнике в клуб заехали. А ну, живо домой! Умыться, переодеться.
А потом уж только пущу! И чтоб в белых рубахах у меня!
Здоровяки покивали и тут же ретировались. Да и Сиплый почувствовал себя неуютно – стоило Ане только взглянуть!
Поежился, засопел, как двоечник у доски:
– А я че? Я ниче…
Буркнул и бочком-бочком протерся к выходу. Правда, гад, в дверях обернулся, мазнул взглядом по Максу и бросил сквозь зубы:
– Встретимся еще, договорим…
– Дава-ай… – негромко протянул Мезенцев.
– Наши все, – шмыгнув носом, пояснила Анна. – Братья Дюкины и Сережка Силаев – одноклассник.
Лиина поставила корзинку на пол:
– Силаев, так это… похоже, сидел…
– Ну да… Но там история мутная. Несправедливо все… Ладно, танцевать давайте! Там, в корзинке, – пленки. Я домой брала переписывать. А корзинка – Лиине. В подарок – старинная. Насчет коровы не наврала – умеет! Сразу видно – деревенская.
– Ань! «Медведей» поставь! – запросили две девочки лет по двенадцать.
– Медведей им… Ладно, сейчас…
И пошло:
Где-то на белом свете,
Там, где всегда мороз,
Трутся спиной медведи
О земную ось…
Клуб постепенно наполнялся людьми: и местной молодежью, и даже вполне взрослыми. Многие были под хмельком, однако вели себя чинно и никакой агрессии не проявляли.
Явились и братья Дюкины. Нарядные, в белых рубахах! Один из них тут же пригласил Аню.
Тополя, тополя,
В город мой влюбленные…
Второй тут же взял под руку какую-то блондинку, да, проходя, глянул мельком на Макса – так, без вражды уже…
На пути деревца,
Деревца зеленые…
Потом был «Черный кот», а за ним какой-то англоязычный твист. Лиина сказала, что это Чабби Чеккер.
Звук лился, конечно, тот еще – комариный писк какой-то! Но танцевали… Особенно под новомодную песенку «Манчестер – Ливерпуль».
– Манчестер э Ливерпуль, – пела Мари Лафоре. Голос ее дрожал. И вовсе не потому, что такой и был, – все дело в радиоле!
Максим вышел на улицу, подышать. Дымившая у крыльца молодежь окружила братьев, что-то горячо обсуждали.
Завидев Максима, один из братьев что-то бросил компании и подошел к Мезенцеву. Постоял, глянул с прищуром… и вдруг протянул пачку «Казбека»:
– Покурим?
– Да бросил я, – усмехнулся Максим. – Но спасибо.
Здоровяк выпустил дым кольцами:
– Я смотрю, ты труса не праздновал! КМС? Самбо, бокс?
– Бокс, но так… В армии взводный учил.
– А где служил?
– В Венгрии.
– А я в ГДР. С братаном вместе. Меня Степаном зовут. – Здоровяк протянул руку.
– Максим. Можно короче – Макс.
– Смотри, Макс… Анютка Шмакина – моя невеста! Ну, завклубом которая…
– Красивая девушка.
– Так что ты к ней не того…
– Да мне бы со своими девчонками разобраться! – отмахнулся Максим. И тут же спросил про музыку: – Что так тихо-то? Кино же здесь крутят. Динамики должны быть, усилитель… Можно сделать – кое-что перепаять…
– А ты можешь, что ли?
– Ну да.
– Слушай! Это надо с Анюткой переговорить… Ты когда сможешь?
– Да хоть завтра!
– Завтра – здорово! – гулко расхохотался Степан. – Я выходной, на мотике за тобой заеду, ну, к гати. Вы ж у Рябого Порога, на старом кордоне? А потом пивка дернем! Время только скажи…
Техник-криминалист Матвей Африканыч Теркин, хоть и был несколько под градусом, однако дело свое знал. Пленку проявил быстро, повесив сушить, заглянул в кабинет опера:
– Владимир Андреич! Готово! Высохнет – и печатать можно. Кадры хорошие, звонкие… и зернистости нет. На тридцать два пленка, в этом плане хорошая.
– Молодец, Африканыч! – Следователь оторвался от бумаг. – Высохнет – зови. Вместе и отпечатаем. В кандейке твоей поместимся вдвоем-то?
– Там и втроем бывало… Стакан, правда, только один, второй недавно разбили…
– Э, Африканыч!
Несмотря на происхождение – из староверской семьи, – а может быть, именно поэтому, выпить Теркин любил и частенько грешил этим даже в рабочее время. Начальник, Иван Дормидонтович, конечно, ругался, но закрывал глаза – специалист Матвей Африканыч был отменный, никогда не отказывался кого-то подменить. За помощника дежурного выйти на сутки – пожалуйста, да хоть за постового!
Вот и сегодня, между прочим, был выходной, потому как нынче у граждан – пятидневка, спасибо партии и лично Леониду Ильичу!
Закончив с бумагами, Владимир Андреевич на всякий случай прихватил с собой портфель и вышел на улицу, залитую светом позднего летнего утра, солнечного и чудесного. Алтуфьев посидел на лавочке, покурил, пообедал в рабочей столовой, та работала и в субботу, после неспешно прогулялся вдоль главной улицы городка, засаженной тополями и кленами. В пивном баре, на пригорке, уже толпилась очередь – привезли разливное пиво. Расположенное напротив кафе (бывшая «рюмочная») недавно закрыли на ремонт, что же касаемо магазинов – они по субботам работали, правда, некоторые только полдня.
Заглянув в «Лентагиз», торгующий канцелярией и всем таким прочим, Алтуфьев купил пачку фотобумаги «Унибром» формата тринадцать на восемнадцать (хотел девять на двенадцать, но такой не было) и, присмотревшись к полке с книгами и брошюрами, взял еще тоненький сборник Смелякова.
Выйдя на лицу, зашагал к площади перед автостанцией. У дверей универмага райпо толпились женщины – видать, что-то выкинули, а вот в продмаге было пусто. Как и чуть выше, на холмике, у винного магазина «Заря». Однако все же… Опытный взгляд следователя тут же вычислил счастливого мужчину в трениках и потасканной майке, рысью спускавшегося с горы. В холщовой сумке его что-то приятно позвякивало и, судя по выражению лица, это был не кефир!
– Мужчина! Э-эй, товарищ! Там что?
– «Алиготе»! – счастливо признался товарищ. – И «Жигулевское» еще…
– «Жигулевское», ага…
Алтуфьев долго не думал. И хоть не помчался приемистой рысью, как вот недавний гражданин в трениках, однако проявил достаточную прыть, чтобы обогнать трех неизвестно откуда взявшихся мужичков и одного седого деда. Все четверо, между прочим, целеустремленно направлялись к «Заре».
Повезло – взял три бутылки пива, больше в одни руки не давали, а светить удостоверением по пустякам Владимир Андреевич не привык. Благостно выйдя на крыльцо, Алтуфьев тут же столкнулся с целой группой озабоченных граждан.
– Однако, раскупят пиво, – улыбнулся Владимир Андреевич. – И «Алиготе». За пару часов раскупят. Да даже через час.
Вернувшись в отделение, следователь завел свою «Яву», съездил на заправку, залил почти полный бак, после чего уселся за стол и открыл Смелякова…
Тут заглянул Теркин:
– Владимир Андреевич! Высохла пленка.
– Отлично. А я вот бумагу купил.
– Да есть бумага-то…
– Все, Африканыч, иду. Готовь стаканы!
Красный фонарь, увеличитель, ванночки…
– Один, два… четыре… – Шепотом отсчитав выдержку, криминалист бросил в ванночку экспонированный листок. Тут же проявились девичьи фигурки в купальниках, озеро, большой серый камень, кусты…
– Это кто? – подслеповато щурясь, присмотрелся Теркин. – Ха! Верка, Тимофеевой Гали дочь. Вторую не знаю… А! Нет, вроде знаю – не Васьки ли Снеткова? Ну да! Ты гляди, выросла – не узнать.
Еще один кадр… отсчет… проявка… фиксаж… Еще…
– У-ф…
Да, душновато. Налив Алтуфьеву в стакан, Африканыч пил прямо из бутылки.
– Вкусное пиво. Свеженькое! Спасибо, Владимир Андреич. Где брал?
– В «Заре». Но там уже нету, похоже…
– Хэ! Конечно, нету. Владимир Андреич, подставляй стакан!
– Да я, пожалуй, больше не буду. Мне домой еще.
– Так бутылка-то выветрится! Что тут пить? Ой! Снова Верка… Ишь, как стоит! Прям, артистка…
– Так-так-так-так! – вдруг заинтересовался Алтуфьев. – Видишь, там вот, за кустиками, – фигура. Ну-ка, увеличь!