– Ага… Раз… два… четыре…
На карточке проявился крупный, угрюмого вида, мужик с небольшой бородкой.
– Знаешь его? – Следователь повернул голову.
– Хм… – присмотревшись, Теркин даже надел очки. – Похоже, Ванька Ломов! Мы в параллельных классах учились. Ну да, он. Кстати, неоднократно судимый. Кражи, грабеж…
– Т-а-ак…
На старом кордоне нынче было пусто. Юннаты и педагоги, а с ними и повариха Светка Кротова отправились в поход на Койву-реку. Студенты же каждый день устраивали вылазки по заброшенным деревням, являясь только к вечеру. Осталась одна Анна Сергеевна – для пригляду. Ну, и чуток задержался Мезенцев, да и он сегодня собирался уезжать.
– Ты до Лерничей-то пешком, Максим? – прощаясь, спросила начальница.
Так просто спросила, без всякой цели, просто, чтобы что-то сказать. От скуки. Модный свой шиньон она уже не носила – так и ходила, собрав волосы в пучок.
– Да подвезти обещали, – улыбнулся Максим. – До свиданья, Анна Сергеевна. Я вернусь еще. Как придут из похода…
– Доброго пути, Максим. До свиданья.
С эстонцами Макс простился в лесу, уже за гатью. Те вышли раньше, но стояли, дожидались.
– Удачи вам! – пожав всем руки, пожелал Мезенцев.
Лиина поправила волосы:
– И тебе удачи. Как у нас говорят, head teed – доброй дороги!
Проводив глазами исчезнувших за деревьями студентов, Максим уселся на поваленный ветром ствол. Взгляд его случайно упал на видневшийся невдалеке мотороллер – красивую бело-зеленую «Вятку».
Эх, Женечка, Женька… И как же с тобой быть? Кто бы знал! Вера еще… эх… Вот ведь жизнь на гражданке – сложная какая! А ведь еще только-только дембельнулся…
От путаных мыслей парня отвлек треск мотоцикла. Все-таки не обманул Степа – приехал, лихо осадил прямо перед Максимом новенькую синюю «Иж-Планету».
– Вторая модель! – выключив двигатель, похвастал Степан. – В Тянске брал. Пятьсот шестьдесят рубликов. У нас в леспромхозе премия… Ну и родители подмогли. Теперь вот Лехе, брату, копим. Но он на «Восход» согласен. Что, едем?
– Давай. Паяльник у вас найдется?
– Не лаптем щи хлебаем – найдем!
На низких оборотах одноцилиндровый двигатель «Планеты» тянул хорошо, ровно. Проехав лес, выбрались на полевую дорогу. Степан прибавил скорости – и ка-ак затрясло! У Макса полдороги зуб на зуб не попадал, хорошо, хоть ехать недалеко было.
В клубе уже были приготовлены и паяльник, и канифоль с проводами. Да и сама заведующая дожидалась в нетерпении на крыльце – в белом крепдешиновом платье с вишенками и таких же белых носочках – под туфли. Волосы ее на этот раз были стянуты в хвостик.
– Здрасте! – улыбнулся Макс.
– Приветик. Идемте, динамики старые покажу. Да там много чего, в кинобудке…
– Поглядим! Обеденный-то автобус в два? – на всякий случай уточнил Мезенцев.
– В четырнадцать десять. Билеты у шофера.
Максим управился примерно за час-полтора – смастерил вполне приличный звук – и частоты, и громкость.
– Ну, слушайте.
Отложив паяльник, он присоединил провода и нажал клавишу магнитофона. Послышался гитарный перезвон…
– Мой друг уехал в Магадан! Снимите шляпу, снимите шляпу… – Хрипловатый голос певца был смутно знаком Максу. Вроде как-то где-то слышал…
– Высоцкий! – гордо пояснил Степан. – Записи – фиг достанешь! Он ведь все по тюрьмам, по лагерям… Как одноклассничек наш, Серега Силаев. Да ты его знаешь. Поди, тоже нарывался?
Кивнув, Максим не стал углубляться в подробности:
– Да было дело…
– Мать у него – из староверов, – негромко промолвила Аня. – Строгая – жуть! Сережку в Бога верить заставляла, поклоны бить. А чуть что – розги! Это в наше-то время…
Девушка замолчала, задумалась.
– Его еще девчонки городские дразнили! – Степан покачал головой. – «Иисусиком» обзывали. Встанут у забора – модные все, в коротеньких юбках, и давай обзываться, дразнить. Серега разозлится – за ними, они от него… Смеются… Ладно, то – дело прошлое.
– Ну как звук? – осведомился ремонтник.
– Во! Ну, пошли на крыльцо – по пиву… – азартно предложил Степан. – Бидончик я с утра еще притаранил. Тащи, Анют!
И в этом Дюкин не обманул, похоже, он вообще был парень исключительно честный.
Пили здесь же, на скамеечке у клуба. К пиву еще прилагалась свежая вяленая рыбка – сущик. Вкусный – за уши не оторвать!
– Это папа мой вялил! – Анна пивка тоже не чуралась, пила с удовольствием, время от времени вытирая губы рукой.
– Вку-усно!
Бидон опустел быстро.
– Сейчас я еще принесу, – усвистал Степан.
– Ань, ты про одноклассника своего говорила… – негромко напомнил Максим.
– А, про Сережку… – Девушка нахмурилась, словно тень по лицу пробежала. – Понимаешь, несправедливо с ним. Ну, посадили за драку. В Тянске где-то, на танцах… А он за девчонку вступился. Наша девчонка, озерская, сейчас в Тянске живет – Лапикова Таня.
– А! – вспомнил Максим. – Эта рыженькая такая? Все ведущей была. И на Новый год, и на Первое мая.
Анюта фыркнула:
– Рыженькая – я, а Таня – шатенка. Так вот, к ней на танцах там пристал один хлыщ. Вот Сережка и вступился. А ему же драться нельзя! Он же злой становится. Так уделал…
– А потом?
– А потом хлыща этого родственник… дядька, что ли, какой-то шишкой оказался. Вот и стал Сережка во всем виноватым. Осудили. Говорят, Таня-то на суде ни слова в защиту не сказала! Верно, запугали… Вот так!
– Однако, история…
– Вот и я про то…
Пока ехал в автобусе домой, в Озерск, Максим никак не мог отделаться от мысли о Сиплом, о его судьбе. Так ли все было, как рассказала Аня? Действительно ли ни в чем не виноват? Судя по самому Сиплому – вряд ли… И что делать? Рассказать обо всем Игнату? Да, пожалуй, рано еще… Лучше уж поговорить с Лапиковой. Адрес узнать легко – у подружек, да у тех же родителей. Съездить в Тянск. Веру заодно навестить, а то, поди, обижается… Да и Ревякину обещался помочь. А все обещанное Макс старался всегда доводить до конца, такой вот был упрямый.
То ли лесник тяготился разговором, то ли куда-то по работе спешил, а только встретил он гостей не очень приветливо, хотя сам же и звал.
– Ну, что вы все обо мне расспрашиваете? – Сидя на лавочке у забора, Ян Викторович морщился, словно от зубной боли. – Ничего во мне такого нет.
Гости сидели напротив – точно на такой же лавочке, между ними располагался сколоченный из досок стол.
– Неправда, – тут же возразила Лиина. – Каждый человек по-своему интересен. Но вы, так это, правы – деревни нам интереснее. И старики-вепсы. Вот бы говор их записать! Они же отличаются. Есть северные, есть южные…
– Запишете. – Лесник неожиданно улыбнулся и поглядел на небо. – Как бы дождя не было… У меня тут покос небольшой, сено на зиму кошу, для лосей… Зимой в кормушках выставляю.
– Для лосей! – ахнул Иван. – Вот же здорово! А можно нам на кормушки эти посмотреть?
– Посмотрите. – Ян Викторович благодушно махнул рукой. – Я вам в Хундою путь покажу, в заброшенную деревню. А ну-ка, переведите!
– Хун, хунд – волк, – прикрыл глаза Тынис. – Вроде так…
– Так, так, – засмеялась Лиина. – Хунд – волк, оя – ручей. Волчий ручей получается.
– Молодец, девочка! Верно. Так оно и есть, – лесник поднялся на ноги. – Волков там раньше было – уйма. Сейчас почти не осталось совсем – делянки, лесорубы. Вот они и ушли. Зимой разве что наведываются… Пойду вам варенья своего принесу. Морошковое! Да чайку…
– Ой, Ян Викторович, мы бы уже пошли.
– Ничего, я вас потом провожу немножко, – оглянувшись на крыльце, заверил хозяин. – Сам не пойду – сено убрать надо. Покажу дорожку. Там все прямо, прямо…
Лиина расхохоталась:
– Да мы и по азимуту можем!
– Ишь ты – по азимуту! Ладно, сейчас чайку!
В ожидании студенты с любопытством разглядывали новый кордон. Он, кстати, так даже и на карте был обозначен, с большой буквы – Новый кордон. А старый – где станция юннатов – вообще никак. Добротный бревенчатый дом-пятистенок, конюшня, сарай, еще какие-то постройки, просторный двор, огороженный внушительным забором. Возле сарая – разного рода вытащенный наружу хлам: какие-то горшки, старая радиола, багор, ухваты… Видать, лесник начал было прибираться, да гости помешали. Потому поначалу и выказывал недовольство. Зато сейчас…
– Тынис, ты что сидишь-то? – вдруг спохватилась девушка. – Доставай «Лейку», снимай скорее! И дом, и двор… Настоящая так это – усадьба!
– Да, может, потом?
– Нет! Ян Викторович – человек скромный. Вдруг да ему не понравится?
– Ну, как знаешь…
Вытащив из рюкзака фотоаппарат, Тынис сделал парочку снимков.
Лиина улыбнулась:
– Вот и молодец!
– За смелым – победа!
Все говорили по-эстонски. Как раз вернулся лесник с банкой варенья и чашками.
– Самовар поставил. Надо бы чурочек еще поколоть.
– О, ребята наколют! Вы только покажите, где топор?
– Да вон, у ворот возьмите. – Ян Викторович махнул рукой и улыбнулся. – Слышу эстонскую речь!
– Так да, разговариваем… А вы в Эстонии где жили?
Так вот, вдвоем за столом и остались – хозяин и гостья. Парни управлялись с дровами: Иван колол, а Тынис складывал. Лиина встала было – помочь ребятам…
– Istma, istma! – по-эстонски бросил лесник. – Сиди, сиди! Без тебя управятся.
– Kus te Eestis elasite? А вы где в Эстонии жили?
– Я-то? – Лесник благодушно прищурился. – Так на юге. Выру, Валка…
– Так и я там! Антсла, Вяймела… Не бывали?
– Да нет, не приходилось. Ei, pole olnud.
– А у нас бы сказали – istUma. – Лиина покачала головой. – Интересно как, а я думала, так только на севере говорят.
– Ну, так народ же на месте не сидит, – громко рассмеялся Ян Викторович. – Давно все перемешались.
– Это точно! Eestlaste häll on Eesti ja Haud on kogu maailm! (Колыбель эстонцев – Эстония, а могила – весь мир).
Лесник повел плечом: