Словесный портрет Кареева весьма походил на лесника, татуировка у него тоже имелась, также на левой кисти, только не «ВИКА», а «РИТА»…
– Можно, Владимир Андреевич? Мне кое-что подписать.
– Что? А! Входи, Сергей. Я тут как раз рассуждаю… Так что давай вместе. Итак, допустим Эрвель – не Эрвель, а Кареев, особо опасный рецидивист… Татуировка? Но ведь из «РИТЫ» легко получится «ВИКА». Дорисовать лишнюю загогулину к «Р», а «Т» переправить в «К»… ну и пусть не очень красиво будет – кто же приглядываться-то станет?
Пенкин покачал головой:
– Не понимаю, зачем все эти хлопоты?
– А затем, Сереж, что Эрвель-то не урка, а просто оступившийся человек, «вставший на путь исправления», что куда лучше, чем особо опасный рецидивист! Кареев же явно намеревался заняться своим прежним криминальным промыслом, а тут подвернулся Эрвель… Может быть, Кареев поначалу и не планировал его убивать – просто так вышло спонтанно… Чужая душа – потемки.
– Надобно эксгумировать труп! Может, хоть что-то…
– Ну да! И что у нас получается дальше? А получается следующее. В местах лишения свободы Кареев скорешился с неким Авдейкиным, выходцем из Тянска, по кличке Авдей, алчным негодяем, живущим по принципу «бери от жизни все», с которым и договорился продолжить преступное ремесло. Как ты помнишь, Авдейкин освободился еще в шестьдесят пятом, вернулся в Тянск, встал на учет в милиции, устроился на работу на железнодорожный склад, сначала грузчиком, потом экспедитором. Завел себе любовницу – бухгалтершу из Леноблторга. Вел себя в высшей степени положительно, и вообще, как записал в наблюдательном деле участковый, «встал на путь исправления». На самом же деле – поджидал напарника, Кареева, известного по своим делам в Эстонии, Риге и Ленинграде. Кареев ловко взламывал любые замки, преград для него в этом деле не было. Как не было и каких-то морально-этических принципов, даже случайных свидетелей вполне мог убить, как было когда-то в Риге, правда, факт убийства тогда так и не доказали.
После аферы с Эрвелем, Кареев связался со своим сообщником и поселился где-то в глуши, устроившись на работу лесником. Придуманная им, или ими обоими, криминальная схема хитроумна и безопасна. Авдейкин – наводчик, пособник и – иногда – исполнитель, использовал «втемную» свою подругу-бухгалтершу, а Кареев – организатор и исполнитель. Работая лесником, Кареев почти все время в лесу, на делянках, никто там за ним не следит, тем более он на хорошем счету у начальства. Получив условный сигнал (телеграмма или по телефону в лесничестве), наш новоявленный лесник берет служебную лошадь и отправляется «на обход» территории. На самом же деле километрах в пятнадцати от своего места жительства протекает судоходная река Койва, где Кареев обустроил тайный гараж для быстроходной моторной лодки. Он привязывает лошадь, садится в моторку и уже часа через три причаливает к берегу неподалеку от Тянска. Там, в условленном месте, его уже поджидает помощник. – Алтуфьев усмехнулся и неожиданно подмигнул: – И вот тут-то, Сережа, всплывает твой график! Ну, помнишь, ты как-то говорил, что все кражи идут два года. Начинаются в конце апреля – начале мая и до конца октября. А потом каникулы – медведи в берлоге. Да не медведи, Сереж! Навигация!
– Но ведь лодку с лесником могут увидеть?
– Могут. И видели обязательно. Но места там безлюдные, а ближе к Тянску таких лодок не то чтобы пруд пруди, но хватает.
– А лошадь? – не отставал Сергей. – Вы говорите, привязывает. А волки, медведи? Это же лес! Сожрут лошадку-то.
– Моло-о-де-ец! – Алтуфьев на секунду запнулся и потянулся к стоявшему на столе телефону – модному, цвета слоновой кости. – Минуточку… Сейчас насчет лошадки распоряжусь. Алло, алло… Алтуфьев. И тебе не хворать. Игнат, вы там моторку-то ищете? Не видели… Но слышали! Хорошо. Вы там еще лошадку поищите. Ну, в Ракове, наверное, где ее еще можно оставить… На старой ферме? Кстати, вариант! Проверьте обязательно. Кто пришел? Какой Алик? Из Лерничей? Ах, третий раз уже приезжает… Что-нибудь интересное говорит? Ну-ну! Портфель? Лесник… Ярвель, Ян Викторович… ага, ага… Почему-то не удивлен.
Повесив трубку, Владимир Андреевич посмотрел на Пенкина:
– Мальчишка местный, сосед Силаева, видел, как к нему в дом заходил лесник. Со старым рыжим портфелем!
– Значит, вот кто подбросил! – покачал головой Сергей. – Что ж, Силаева можно выпускать…
– Выпустим. – Алтуфьев отрывисто кивнул и продолжил: – Итак, о преступной шайке. Все шло гладко, однако в конце мая Кареев оглушает случайного свидетеля и решает на время затаиться. Но приходит беда с другой стороны – Авдейкина начинает подозревать племянница его любовницы! То ли он за ней приударить решил, то ли так проболтался, по пьяни… Не суть… Выручая подельника (и хорошо поставленное дело), Кареев убивает девушку и закапывает труп в зарослях невдалеке от будущей станции. Таскать труп по лесу он не стал – выходной, да и лесорубы рядом, а там место глухое. Дабы девушку не искали, организовывает на почту звонок якобы из Ленинграда – девчонка намеревалась поступать в институт, привозила документы. Так, чтобы срочно приехала, что-то там довезла… Таким образом, все шито-крыто. Если девчонку будут искать, то в Ленинграде. И если бы не случай, когда бы еще Настю нашли?
– С Ленинградом – это они обмишурились! – хмыкнул Сергей. – Можно сказать, оставили след.
– Может, это Авдейкин и звонил, с перепугу! Без всякого, так сказать, согласования…
Потерев руки, Владимир Андреевич попил воды из графина и снова подмигнул Пенкину.
– А ну-ка, давай-ка сюда Авдея! Вот теперь поговорим. Да, и адвокату звони, Крестовскому…
– А не поздно?
– Не поздно. Борис Арнольдович раньше полуночи не ложится – сам говорил!
Авдейкин раскис сразу же. Как говорится – поплыл. Расклеился, зашмыгал носом… Особенно когда Алтуфьев упомянул Настю Воропаеву.
– Подельничек твой, Кареев, сказал, что это ты заставил ее убить.
– Не-ет! Не-ет! – Арестованный схватился за голову и заверещал тонким противным голосом. – Это все он, он! Карай… Кареев… Он ее убил, он и сторожа в «Камешках», и на складе…
– И аспиранта, скажешь, тоже он?
– Он! Он… Какого аспиранта?
– Родственника старика-антиквара.
– А-а! Так я и говорю…
Нестойким оказался Авдейкин – дал полный расклад, причем основную вину валил на своего подельника-компаньона.
А того, когда поймают, нужно было еще чем-то прижать…
На следующий день с утра Алтуфьев вновь отправился в Озерск на своей сверкающей «Яве».
Расположившись в милицейском отделении, первым делом вновь вызвал свидетелей – передопрашивал, дотошно уточняя каждую не до конца понятную мелочь, в общем, работал, засучив рукава. Уже не тепло было – горячо-горячо!
– А вот, Женя, припомни, как вел себя аспирант в тот день? Вот он появился – с синяком, расстроенный…
– Да, пожалуй, не очень-то он и был расстроен. Скорее, веселый такой, все улыбался… А потом вдруг – резко так – осунулся, забормотал, срочно, мол, надо позвонить.
– Может, на кого-то не так смотрел?
– Ой… А ведь смотрел! На лесника нашего, Яна Викторовича. Пристальный такой взгляд бросил.
– Спасибо, Женя. Копии документов принесла?
– А как же!
– Ну и славненько.
Еще раз дополнительно допросив юннатов, педагогов и повара, Владимир Андреевич пришел к выводу, что аспирант, похоже, узнал в леснике одного из тех подозрительных рыбаков, которых встретил у квартиры своего родственника-антиквара. Все складывалось один к одному…
Силаева освободили. И тут вдруг запросился на допрос Ломов! Пальцы на этот раз не гнул и адвоката не требовал.
– Я так скажу, начальник! Вы-то на меня зря грешите. Девчонку ту, Настю, лесник порешил, Эрвель.
Эпилог
Озерск и окрестности. Июль 1967 г.
– Гони, Степан, гони! – закричал Ревякин. – Быстрее!
– Да я и так, что могу… – Сидевший на корме хозяин моторки – тракторист Степан – выругался и увеличил обороты двигателя. – У него же «Ветерок»! А мы на ЗИФе… Хоть и «Стрела», да тупая.
Еще хорошо, что моторку удалось быстро найти, а то бы на веслах шлепали…
Подумав так, Игнат невольно улыбнулся… и снова закусил губу, глядя, как преследуемый скрывается за излучиной.
– Давай, Степан… Ну, чуть-чуть еще…
– Эх, уйдет, гад! Стрелять надо!
– Ничего… – вытаскивая из наплечной кобуры пистолет, недобро прищурился опер. – Поближе бы подойти… эх…
Лодку лесника – фальшивого Эрвеля – заметили недалеко от Ракова еще ночью. Парни, в ночном. Засекли по двигателю – «Ветерок» мало у кого имелся.
А ведь уже разложили костерок. Выпили, приготовили снасти. Только вот забыли соль… Хорошо, кто-то вспомнил просьбу участкового сообщить о чужой моторке… Сообщили, не поленились пойти на пристань. Позвонили. Заодно взяли соль.
Ревякину сообщили тут же – тот как раз обнаружил оставленную на заброшенной ферме лошадь. Знакомую всем каурку лесника.
Ну, а дальше Игнат действовал быстро. Отправив Дорожкина организовывать засаду, связался с леспромхозом – там были рабочие с пристани. Моторки на Койве-реке оказались у двоих, в том числе у тракториста Степана. Вот тут Ревякин обрадовался – Степан был парнем надежным.
До делянки из Лерничей подкинул местный парень, Степа Дюкин на своей «Иж-Планете»! Погнал по старой просеке – только фара сверкала! Хорошо, без коляски… Уж как добрались – бог весть…
На старой просеке встретили трактор – тот самый ДТ-75, с тезкой Дюкина – Степаном. На тракторе и поехали. Дюкин порывался тоже, но тут воспротивился тракторист – не такой уж и сильный движок стоял на его моторке. С двумя-то бы успеть, а уж третий никак не нужен.
– Ты лучше вот что… – вдруг спохватился Игнат. – За Раковом, там ведь большая пристань… как его… Игнатово…
– Игнатьево. Но это уже к Онеге ближе…
– Во-от… ты лучше туда. Сможешь?
– По тракторной дороге… Ага!
– Там перехватить, если что. Дорожкин старосте должен бы уже позвонить… ну и ты поможешь.