А потом наступает кризис – сын Якова и Леи, Биньямин, взрослеет, идет в армию и там гибнет. Услышав о смерти сына, Лея говорит: «Я полежу», – уходит в детскую сына и остается там спать. Долгие годы она практически не покидает комнату, лишь иногда ходит в туалет по ночам. Она находится в прострации, полуяви-полусне, после страшного события – гибели своего ребенка.
«В самом конце коридора, за последней дверью, в комнате, что была комнатой Биньямина, в кровати, что была его кроватью, лежит спящая Лея. Время от времени я прохожу мимо этой закрытой двери и тогда невольно понижаю голос и ступаю тихо и осторожно, как говорят и ступают, проходя возле колыбели младенца и памятника погибшему. Но нет такой силы, которая могла бы потревожить Лею в преисподней ее беспробудной дремоты, и комната, как нехотя объясняет Яков, закрыта лишь потому, что ее сон мешает спокойствию бодрствующих».
Невозможно не вспомнить слова Симоны Мацлиах-Ханох, которые она пишет в своей книге «Сказки обратимой смерти», описывая собственный опыт утраты ребенка. Погрузившись на дно отчаяния, не понимаемая близкими, уставшая сама от себя, она идет к психологу, и та говорит:
«С тобой произошло что-то ужасное, – сказала она, – Ты потеряла ребенка. Тебе надо было завернуться в дерюгу и посыпать голову пеплом, сидеть на полу и оплакивать свою судьбу, но никто не смог до конца понять и признать твою боль.
Происходящее со мной приобрело форму, а я, разобравшись, влила в нее содержание: я пыталась преодолеть и вычеркнуть мою потерю, не обращать внимания на боль, подавить ее, но она была сильнее меня, она овладела мной, заполнила меня всю – до краев. Я превратилась в сосуд, вместилище для депрессии, для отчаяния и не отпускающего страха надвигающейся смерти; и ничто другое туда уже не помещалось. Я была в аду, и внутри меня тоже был ад.
Я была в депрессии».
Депрессия – это зима в душе. Депрессия – это замораживание всего живого: чувств, желаний, надежд. Депрессия – это мрак без малейшего проблеска света. Депрессия – это тупик при отсутствии попыток из него выбраться. Депрессия – это временная смерть.
И когда депрессию переживает мать маленького ребенка – это не может не повлиять на его жизнь и судьбу.
Добрые и злые феи
Во всех вариациях «Спящей Красавицы» есть добрые феи. Их семь в балете «Спящая Красавица» – и, конечно, злая фея Карабос; столько же – в сказке Шарля Перро; 12 – в «Шиповничке» братьев Гримм. Эти феи одаривают девочку, делая то, что обычно делает мать: фантазируют о ее судьбе, проектируют счастливое будущее, желают легкой жизни, красоты, прививают нужные умения и навыки.
Как пишет юнгианский аналитик Сибилл Биркхойзер-Оэри: «13 волшебниц, которые определяют судьбу Спящей Красавицы, по сути, являются одной-единственной волшебницей. Она обладает материнской сущностью, совершающей добрые дела, а затем в один момент уничтожает все ценное, что она создала, только затем, чтобы в очередной раз усмирить свою разрушительную силу».
Фантазии матери о том, что ее ребенок никогда не будет иметь нормальную жизнь, счастливый брак, хорошую работу, эвакуируются в его психику и становятся установкой на неудачу. И они же заставляют Принца искать Спящую Красавицу, чтобы снять чары и разочароваться в своем выборе, потому что ни одна женщина не способна исцелить раны в душе, нанесенные матерью.
У молодого королевича есть миссия. Фактически, это психотерапевтическая задача: вернуть принцессу к жизни, сделать так, чтобы она обрела смыслы, стала активной, заинтересовалась тем, что происходит вокруг. Однако мы понимаем, что сам целитель – раненый. Потому что здоровый мужчина ищет здоровую женщину, которую не нужно спасать и опекать, которой не нужно возвращать витальность. А мальчик, живущий с мертвой, замороженной, выключенной матерью, так и не стал взрослым. Поэтому он несет в сердце боль, ярость, желание ее разбудить и одновременно уничтожить. Спящая Красавица – просто очередной аватар, «повторение», новое «переиздание» его матери.
Спящей Красавице предсказано умереть от укола веретеном. Сибилл Биркхойзер-Оэри подчеркивает, что и в мифологии, и в народных преданиях судьба обычно предстает в образе пряхи: «Как правило, сказочная пряха – это пожилая женщина, которая в значительной мере воплощает фигуру Великой Матери». Прядение символизирует деятельность нашего бессознательного: «это соединение множества отдельных фрагментов в одно непрерывное целое». Когда мы соединяем отдельные образы, они связываются в фантазию и усиливаются благодаря ассоциативному процессу. Мы, по сути, предопределяем то, что станет неотвратимым. Поэтому, как считает Сибилл Биркхойзер-Оэри, «образ женщины-пряхи часто считается символом неминуемой судьбы».
У самой принцессы, вероятно, тоже была отстраненная мать. Она, например, не пыталась «перекодировать» заклятия, а все приказы о прялках отдавал отец. В «Спящей Красавице» есть старая пряха (волшебница), которая знает о будущем девушки: «Почти у каждой детской колыбели сидит женщина, которая прядет нить судьбы» (Биркхойзер-Оэри).
Эта женщина-пряха хочет, чтобы ребенок вырос здоровым и счастливым. Она мечтает и фантазирует о его успехах и победах: «Она красавица», «Видно, что он будет великим человеком», «У него такой умный взгляд». Проективная идентификация – своего рода «вкладывание» в ребенка материнских надежд, чаяний, ожиданий. Но некоторые матери-пряхи, матери-волшебницы не могут обуздать свое «темное» начало или погружаются в темноту собственной души. Они неосознанно «размещают» в ребенке свои деструктивные желания, тем самым освобождаясь от них. Так как этот процесс происходит бессознательно, мать не несет за него ответственность. Однако нити, которые она прядет, обвиваются вокруг шеи ее ребенка – рано или поздно он уколется о ядовитое материнское веретено.
«У тебя ничего не выйдет», «Этот мужчина слишком хорош для тебя», «Не живи», «Не взрослей – усни лет на сто», «Не будь женщиной и матерью», «Не достигай успеха», «Не смей выигрывать у меня конкуренцию – я самая-самая» – все это варианты бессознательных, а иногда и вполне реальных материнских посланий и к дочерям, и к сыновьям. Поэтому, если Спящая Красавица или Принц дойдут до терапевта, последнему придется серьезно поработать, отделяя важные, хорошие, поддерживавшие нити материнских посланий от деструктивных и ядовитых.
Спящая красавица: пример из практики
Этот случай я недавно нашла среди своих записей: клиентка Полина, 33 года, замужем. Муж на 7 лет старше, есть 5-летняя дочь. У Полины – высшее экономическое образование, несколько лет она проработала менеджером в различных структурах.
Полина, несмотря на внешнюю привлекательность, выглядела слегка замороженной и заторможенной. Внешне она напоминала Спящую Красавицу, которая будто еще не решила, просыпаться ей или нет. Полина – домохозяйка, и почти все время технически свободна. Но на деле она просыпается, готовит завтрак, отводит дочь в детский сад, потом возвращается домой и уже чувствует себя истощенной. Она смотрит сериалы, в обед забирает дочь, включает ей мультфильмы и смотрит сериалы дальше. Перед возвращением мужа с работы она готовит ужин, занимается домашними делами, но делает все это через силу, с трудом.
Ее запросом на терапию было отсутствие интереса к жизни, отсутствие желаний, усталость и раздражительность. Я начала выяснять, как давно она чувствует себя таким образом. Оказалось, что последние 10 лет она все время ощущает себя не на своем месте, пытается понять, что ей на самом деле интересно, но не может найти ничего возбуждающего. Она пробовала учиться дизайну, увлекалась модными тенденциями в одежде, но ничего не доводила до конца.
Также возникли еще два запроса: сложное отношение к собственной дочери и проблемы в отношениях с мужем – отсутствие любви, интереса, в том числе сексуального.
Мы стали понемногу исследовать ее детство. И, похоже, именно там скрывался ключ к пониманию всех ее сложностей и проблем. Полина никогда не чувствовала себя нужной и особенной. О ней заботились, но не больше. Она рассказывала, как мечтала ходить в платные кружки, но у родителей никогда не было денег. Полина чувствовала обиду на маму, которая проявляла интерес только к старшему брату, а Полине постоянно повторяла: «То, что ты делаешь, неважно. Я лучше знаю, что тебе нужно». Вся ее жизнь была насыщена эпизодами контроля и отвержения со стороны матери. Ее никогда не слышали, за нее все решали. Даже ее желание поступать учиться на творческую профессию было «убито» мамой. Она обесценила все ее желания, сказала, что это пустое, и отправила учиться экономике.
Говоря о муже и его опыте, Полина поделилась тем, что не получает удовольствия от полового акта. Она очень редко испытывала оргазм. Ей всегда казалось, что секс – это что-то для мужчин. Полине хотелось больше понять и принять себя, свое тело. Но муж вызывал все больше раздражения.
Спустя время Полина уехала в отпуск без мужа и дочери, и там у нее случился курортный роман. Хотя Полина была возбуждена, она не испытала оргазм. Приехав домой, она стала вести переписку с этим мужчиной, создав секретный чат. Муж заметил это и стал проявлять небывалую активность. Он стал замечать Полину, то ругаться с ней, то приближаться и говорить о любви. Их отношения в постели на время стали яркими.
В это время она выглядела живой, энергичной и счастливой. Она много говорила о том, что жалеет и понимает мужа, и что если бы он ей изменил, она бы ушла от него. Через два месяца, устав от конфликтов с супругом, она все же позвонила этому мужчине и попросила его больше не писать ей. Как только она это сделала и рассказала мужу, что все завершено, отношения в семье вернулись в прежнюю колею. Они стали серыми и унылыми, и она впала в депрессию.
Потом Полина решила обратиться к одному гуру – психологу, который стал ее лечить тибетскими травами. Она приходила с болью в животе, «потому что психолог сказал, что нужно очиститься». Я интерпретировала это как ее желание очиститься от связи с мужчиной, которая принесла много жизни, радости, удовольствия и одновременно много стыда и боли. Однако отношения с мужем становились все более раздражающими и скучными. Все чаще и чаще в последнее время она говорила о желании уйти от него.