ишла к выводу о недостаточности данных для атрибуции этого объекта как трофея Гая: особое недоверие вызвало отсутствие поминальных граффити, обычных вокруг почитаемых могил, и отсутствие самого погребения.
Оба эти главные (но не единственные) препятствия были обойдены с помощью процедуры, которую трудно назвать иначе, чем конструирование. Автор реинтерпретации Маргарита Гвардуччи «опознала» имя Пётр в одном из слабо читаемых граффити, а во втором случае даже «расшифровала» его как «выдающийся образец загадочной криптографии». То и другое выглядело неубедительно, и Гвардуччи пошла дальше, введя в оборот «сохранившиеся мощи Петра, которые, благодаря стечению странных, но объяснимых обстоятельств, успешно ускользнули от внимания археологов». Рассказанная при этом история вторичного обретения мощей, якобы изъятых тайно из могилы при раскопках благочестивым гвардейцем-швейцарцем и позже возвращённых им же, вызвала ещё меньше доверия. Ватикану ничего не оставалось, как разрешить проблему с помощью упомянутой энциклики, ведь и работа Гвардуччи была возможна только при его мощной поддержке[54]. Обретённые останки самым тщательным образом изучали антропологи, но, поскольку их происхождение сомнительно, такая экспертиза только затенила суть вопроса. Из одного курса христианской археологии в другой кочует картограмма со стыдливой формулировкой: «останки могут принадлежать апостолу Петру»[55]. Понятно, что вокруг таких объектов возникают споры, достигающие большого накала, как, например, вокруг Туринской плащаницы.
Религиозное часто переплетено с национальным и политическим. Это особенно верно для «библейской» и раннехристианской археологии Палестины, в которых идёт постоянная борьба между максималистами и минималистами в научных изданиях и массмедиа. В этом научном споре есть и политический интерес, поскольку право на владение прошлым — часть права на контроль над территорией. От таких академических тем, как степень историчности Библии в вопросе о развитии Иудеи в эпоху Царств или археологическое подтверждение рассказа Иосифа Флавия о героической защите Масады, зависит прочность идеологических основ современного государства Израиль. Кроме того, Палестина — один из тех районов, где индустрия подделок, в том числе и прежде всего подделок реликвий, развита чрезвычайно, и развитие это восходит по крайней мере к позднему Средневековью. Антикварный рынок здесь изобилует подделками, и в последние десятилетия на некоторых из них, прежде всего эпиграфических, стало возможным заработать миллионы долларов.
Начиная с 2002 г. страсти вокруг подделок вспыхнули с особой силой. Первым поводом стал выход на рынок обычного оссуария I в. н. э. Многие из оссуариев (каменных ящичков для останков, собираемых при повторном захоронении) несут граффити: пометки мастеров и семьи, использовавшей предмет; обычно пишут имя и, редко, занятие покойного. Эти надписи привлекали внимание с конца XIX в., так как их ономастика отражает репертуар имен Нового завета; в 1990-х гг. в их число вошли имена Кайафы и его родственников с оссуариев из гробницы в окрестностях Иерусалима. Эти сенсационные находки in situ как бы готовили общество к чему-то ещё более необычному. И оно появилось: опубликованный в 2002 г. оссуарий нёс надпись «Иаков, сын Иосифа, брат Иисуса», что представляло тройное совпадение — под этими именами легко было увидеть Иосифа Обручника, Иисуса Христа и Иакова, брата Господня.
За появление в печати этого оссуария ответственны трое: известный тель-авивский антикварий Одед Голан; французский эпиграфист-библеист Анри Лемейр; издатель популярного вашингтонского журнала Biblical Archaeology Review (BAR) Хершель Шэнкс. Голан — владелец оссуария, который, по его уверениям, попал в его неисчерпаемую коллекцию до 1978 г., но не был сразу оценён по достоинству[56]. Лемейр увидел надпись, прочел её и убедил владельца в соотносимости имён с персонажами Евануелия. Шэнкс предоставил страницы своего журнала для публикации надписи и с 2002 г. ведёт активную борьбу за доказательство её подлинности и связанности с семьёй Иисуса. Значительная группа эпиграфистов и библеистов отказалась признать подлинность надписи (сам оссуарий, вероятно, древний)[57]. Особенно повредило введению текста в научный оборот его происхождение из коллекции Голана, отсутствие паспорта и надёжной экспертизы, а также появление в журнале, с готовностью публикующем и даже рекламирующем коллекции, составленные из материалов грабительских работ; известном склонностью к созданию сенсаций и религиозным фундаментализмом.
Скандал вокруг «оссуария Иакова, брата Иисуса» привлёк внимание и к другим образцам эпиграфики, поступающим в музеи Израиля. Мишенью стали прежде всего беспаспортные поступления. В 2004 г. «Музейон Исраэль» объявил, что надпись на всемирно известном гранате-авории из его коллекции — поддельная[58]. Интригу усиливало то, что гранат куплен музеем сравнительно недавно, в 1988 г., за значительную сумму (550 000 долларов) у «неизвестного коллекционера» из Швейцарии. Основанием для покупки была атрибуция того же Лемейра и шумная кампании в прессе (прежде всего в BAR), превознёсшей значение находки до её экспертизы.
Этим дело не ограничилось: в декабре 2004 г. орган охраны древностей (Israel Antiquity Authority, IAA) и полиция Израиля предъявили обвинения пятерым фальсификаторам, работавшим на разных уровнях, от подготовки и продажи артефактов до их атрибуции и публикации в научных журналах. Одним из пятерых был Одед Голан[59], остальные четверо: Роберт Дейч, антикварный дилер и автор учебников по археологии и эпиграфике, сотрудник университета в Хайфе; арт-дилеры Рафаил Браун и Шломо Коен (Иерусалим) и их палестинский коллега Файяз аль-Амалех. В деле фигурировало 18 эпизодов изготовления и продажи предполагаемых подделок, включавших в сумме несколько десятков объектов эпиграфики (в их числе и «оссуарий Иакова»), многие из которых вошли в собрание крупнейшего израильского коллекционера Шломо Моусаейфа (Moussaeiff). Среди них оказались вещи, совсем недавно вызывавшие восторг многих библеистов: «табличка Иоаса Израильского» с перечислением ремонтных работ в Первом Храме (поступила от Голана) и два остракона с дипинти (сделаны на черепках эпохи Первого Храма и соотносимы с текстом Завета), купленных Моусаейфом в 1997 г. за 200 000 долларов после их представления Голаном, а также ещё ряд менее известных остраконов. Многие вещи претендовали на значительную древность (например, прикладная печать и 28 булл с её отпечатком, нёсшие имя библейского Манассии, были показаны Моусаейфу и куплены им за 1 165 000 долларов (!), из которых миллион был возвращён продавцами после того, как им не удалось доказать подлинность каменной печати). Другие, как и оссуарий, относили к эпохе Второго Храма (каменный светильник с менорой). Процесс затянулся и на момент написания этой статьи ещё не был завершен, однако ряд рассматриваемых вещей, где подделки менее удачны, был отвергнут специалистами ещё до начала судебного разбирательства.
IAA стремится не разоблачать конкретные подделки, но перекрыть весь поток вещей, добываемых при незаконных работах. Ведь можно сказать, что грабители — обязательное условие умножения фальсификаций. Незаконный оборот древностей стимулируют фальсификаты и выносит их на рынок, при полном же контроле раскопок вводить в оборот подделки станет несравненно сложнее. Принят закон, по которому продажа каждого древнего предмета должна быть одобрена IAA (если не доказано, что он получен владельцем до 1978 г.). Судебное преследование грозит не только браконьерам, дилерам чёрного рынка и скупщикам-коллекционерам, но и учёным, покупающим или атрибутирующим нелегально добытые древности; их даже подвергают аресту за неофициально купленные древности (как, например, в 2006 г. профессора Ханана Эшеля, руководившего кафедрой археологии университета Бар-Илан, специалиста по рукописям Мёртвого моря)[60].
Понятно, что научное сообщество сомневается теперь в подлинности чуть не всех древних надписей, не имеющих легального происхождения. Крепнет и скептицизм по поводу возможности объективного доказательства подлинности депаспортизованных объектов эпиграфики вообще. Эрик Мейерс, ведущий специалист по археологии Палестины в США и главный редактор «Оксфордской энциклопедии археологии Ближнего Востока», недавно заявил, что из надписей в собрании «Музейон Исраэль» поддельных — 30–10 % (!). Звучат призывы вообще отказаться от включения в научный оборот надписей, которые обнаружены при «неконтролируемых раскопках». Конечно, есть специалисты с мировым именем, считающие, что отказывать музеям и учёным в праве сотрудничать с коллекционерами бессмысленно, так как это лишит науку важного источника информации. При этом постоянно вспоминают о рукописях Мёртвого моря, которые на первых порах, действительно, пытались изобличить как подделку. Думаю, однако, что исторический контекст открытия свитков в «пещерах Кумрана» был принципиально иным и, главное, допускал (и выдержал) проверку путём натурного исследования места находки. Если же говорить о типовом случае массовой подделки, то правильнее напомнить о 200 (!) «стелах с граффити» с поля Хирбет Килкиш под Хевроном, даже функцию которым было трудно придумать (их решили трактовать как каменные надгробия). Эти крайне подозрительные артефакты были якобы найдены в верхнем слое давным-давно распахиваемого поля, получены опытным торговцем древностями и предложены Францисканскому музею (Иерусалим). Купив их в 1960 г., музей выставил «стелы», чьи узоры и знаки легли в основу изобретённой Теста и Багатти ранней иудео-христианской символики, но через несколько лет был вынужден их убрать как более чем вероятные подделки