Фамильная честь Вустеров — страница 10 из 46

     – Правда?

     – Клянусь. И  когда  я  познакомился с  вами,  я мысленно  воскликнул: "Вижу! Вижу фонтаны! Там стая китов!" Когда свадьба?

     – Двадцать третьего.

     – Зачем ждать так долго?

     – Вы думаете, это слишком долго?

     – Конечно. Женитесь прямо завтра, и дело с концом. Если избранник хоть отдаленно похож на  Гасси,  не стоит терять ни  одного  дня. Редкий человек. Необыкновенный. Я им  восхищаюсь. А уж  уважаю! Другого такого  просто  нет. Талантище.

     Она  взяла  мою руку  и  сжала.  Меня  передернуло,  но  делать нечего, пришлось стерпеть.

     – Да, Берти! Вы само великодушие!

     – Нет, нет, ничуть. Я искренне говорю то, что думаю.

     – Я так  счастлива...  так счастлива, что эта  история  не повлияла на ваше отношение к Огастусу.

     – Ни в коей мере.

     – Многие мужчины в вашем положении затаили бы обиду

     – Очень глупо с их стороны.

     – Но вы – вы слишком благородны. Вы по-прежнему восхищаетесь им.

     – Всей душой.

     – Милый, милый Берти!

     С  этим  радостным восклицанием  мы  расстались,  она  ушла  заниматься домашними  делами,  а я  направился  в столовую  полдничать.  Сама она,  как выяснилось, не полдничает – соблюдает диету.

     Подойдя к порогу, я протянул руку распахнуть приоткрытую  дверь и вдруг услышал голос, который говорил:

     – Так что сделайте одолжение, Спод, перестаньте молоть чепуху.

     Ошибиться я не мог. С самого детства у Гасси был  совершенно особенный, неповторимый тембр голоса: в  нем  присутствует шипенье газа, вытекающего из трубы, и блеянье овцы, призывающей своих ягнят.

     Нельзя было  также не понять смысла сказанных слов  – никакого иного в них  просто не  содержалось,  и потому признаться,  что  я удивился,  значит ничего не сказать.  Хм,  вполне возможно,  что  вздорная история, которую  я слышал от Мадлен, не такая  уж  и выдумка. Если Огастус Финк-Ноттл  приказал Родерику  Споду  перестать  молоть  чепуху, он вполне мог  посоветовать  ему спустить свою голову в унитаз. Я в задумчивости вступил в гостиную.


     Не  считая   довольно  невыразительной  особы  женского  пола,  которая разливала чай  и была то ли золовкой,  то ли  снохой, в гостиной  находились только сэр Уоткин Бассет, Родерик Спод и Гасси. Гасси стоял на коврике перед камином  широко  расставив  ноги и нежился  у  огня,  который  должен был бы согревать зад  хозяину дома, и я сразу понял,  почему Мадлен Бассет сказала, что  он  расстался со  своей  робостью.  Даже  от  двери  чувствовалось, что самоуверенность  из  него так и прет,  Муссолини  впору проситься к нему  на заочные курсы обучения.

     Гасси  заметил  меня и  помахал  рукой –  как  мне показалось,  что-то слишком  уж  покровительственно.  Ну  прямо  почтенный  деревенский  сквайр, милостиво принимающий депутацию арендаторов.

     – А, Берти, это ты.

     – Я.

     – Входи, тут такие булочки.

     – Спасибо.

     – Книгу привез? Я тебя просил.

     – Прости, пожалуйста, запамятовал.

     – Ну,  знаешь, такого  раззяву, такого осла я в  жизни не встречал. Но так и быть, дарую тебе жизнь – меня ждут великие свершения.

     И, отпустив  меня утомленным движением руки,  он велел подать  себе еще один бутерброд с мясом.

     Первое  чаепитие  в  "Тотли-Тауэрс"  я  не  включил  в  число  приятных воспоминаний.  Приехав  в  загородный  дом,  я  обычно  пью   чай  с  особым удовольствием. Потрескивают  дрова  в  камине,  полумрак,  запах  намазанных сливочным  маслом  тостов,  чувство покоя, уют  –  вот  это  жизнь! Я всеми глубинами  своего  существа отзываюсь на ласковую улыбку  хозяйки  дома,  на заговорщический шепот хозяина, когда он,  тронув  меня  за рукав, приглашает посидеть  с ним  в  охотничьей  гостиной  и выпить  виски с  содовой.  Тут в Бертраме Вустере просыпается все самое доброе.

     Странная  манера  Гасси  разрушила  это  ощущение bien-etre[5]  почему-то казалось, он  хочет внушить нам, что хозяин дома он. Наконец все разбрелись, оставив нас вдвоем, и мне стало легче. Здесь все кишмя кишит тайнами, попробую их разведать.

     Однако  для  начала  следует  установить,  на  какой  стадии  находятся отношения Мадлен и Гасси, причем узнать из его собственных уст.  Она уверяла меня, что все прекрасно, но в таких делах не грех лишний раз удостовериться.

     – Я  только что видел Мадлен, – заметил я. – Она мне сказала, что вы по-прежнему жених и невеста. Это верно?

     – Конечно. Был  небольшой период временного охлаждения из-за того, что я вынимал мушку из  глаза Стефани Бинг, ну, я слегка запаниковал  и попросил тебя  приехать.  Надеялся, ты нас помиришь. Но  сейчас  такая  необходимость отпала.  Я занял  твердую позицию,  и  теперь все  уладилось. Но  уж раз  ты приехал, можешь остаться на денек-другой.

     – Большое спасибо.

     – Надеюсь,  ты будешь рад встретить  здесь свою тетушку.  Кажется, она приезжает нынче вечером.

     Ничего не понимаю. Тетка Агата в  больнице, у нее желтуха. Я навещал ее третьего  дня,  принес  цветы. О тетушке  Далии  и  говорить  нечего, она бы известила меня, что планирует высадку в "Тотли-Тауэрс".

     – Ты что-то перепутал.

     – Ничего  я  не  перепутал. Мадлен  показала мне  телеграмму,  которая пришла сегодня утром:  миссис  Траверс просит  приютить  ее дня на  два-три. Отправлена из Лондона, я обратил внимание, так что сейчас она,  надо думать, уже проехала Бринкли.

     Я все никак не мог взять в толк, что он такое плетет.

     – Ты что же, говоришь о моей тетке Далии?

     – Ну конечно, я говорю о твоей тетке Далии.

     – То есть она приедет сюда нынче вечером?

     – Именно так.

     Час от часу не легче! Я закусил губы, не пытаясь  скрыть,  как сильно я встревожен. Неожиданное решение  тетки  последовать за мной в "Тотли-Тауэрс" может означать только одно:  хорошенько  все обдумав, тетя Далия усомнилась, что у меня хватит воли дойти до победного конца, и сочла необходимым явиться сюда лично,  дабы не позволить мне  уклониться от выполнения  возложенной ею миссии. А  поскольку я твердо  решил всенепременно уклониться – не избежать мне крупных  неприятностей.  Боюсь,  она  поступит  с ослушником племянником примерно так, как поступала в былые дни на травле, когда гончей не удавалось выгнать лисицу из норы.

     – А  скажи, – продолжал  Гасси, –  громко ли она  сейчас говорит?  Я почему спрашиваю: если она станет кричать на меня, как на охоте, придется ее круто осадить. Довольно я натерпелся в Бринкли, больше не желаю.

     Надо  бы  как следует обмозговать сквернейшее положение,  в  котором  я оказался и которое приезд тетки  еще  больше осложняет, но тут я  сообразил, что сам Бог велит мне попробовать разгадать одну из бесчисленных загадок.

     – Послушай, Гасси, что с тобой произошло? – спросил я.

     – А?

     – Когда случилась эта перемена?

     – Какая перемена?

     – Ну вот, например, ты сказал, что придется круто осадить  тетю Далию. А в Бринкли ты перед ней как осиновый лист дрожал. Еще один пример: ты велел Споду не молоть чепухи. Кстати, о чем именно он молол чепуху?

     – Не помню. Он столько всякой чепухи мелет.

     – У меня  бы не хватило  смелости сказать Споду:  "Перестаньте  молоть чепуху", – честно признался я.

     Моя искренность тут же принесла добрые плоды.

     – Ну что ж, Берти, если начистоту, – ответил Гасси,  сбрасывая маску, – то неделю назад и у меня бы не хватило смелости.

     – А что случилось неделю назад?

     – Я пережил духовное возрождение. Благодаря Дживсу. Вот гений!

     – А–а!

     – Мы все  словно  маленькие дети, которые боятся  темноты,  а Дживс – мудрый учитель, он берет нас за руку и...

     – Зажигает свет?

     – Именно. Хочешь послушать, как все было?

     Я заверил его, что весь внимание. Устроился поудобнее в кресле, закурил сигарету и приготовился слушать исповедь Гасси.

     Гасси сосредоточенно задумался. Я понимал, что  он  выстраивает  в  уме факты. Вот он снял очки, протер их.

     – Неделю  назад,  Берти, – наконец  заговорил  он,  –  я  оказался в полнейшем  тупике.  Мне  предстояло  испытание,  при  одной мысли о  котором чернело в глазах. До моего сознания  дошло, что после венчания я должен буду произнести во время завтрака спич.

     – Как же иначе.

     – Знаю, но почему-то я об  этом не задумывался, а когда задумался, мне будто  кирпич  на  голову свалился. И  знаешь,  почему  мысль  об этом спиче повергла меня в такой кромешный  ужас?  Потому что среди гостей на  завтраке будут Родерик Спод и сэр Уоткин Бассет. Ты хорошо знаешь сэра Уоткина?

     – Не очень. Он меня  однажды  оштрафовал на пять фунтов в  полицейском суде.

     – Можешь  мне поверить: упрям как осел,  к тому  же нипочем не  хочет, чтобы  я  женился  на Мадлен. Во-первых, он спит и видит выдать ее за Спода, который, должен заметить, любит ее с пеленок.

     – В самом деле? –  вежливо  отозвался я, пытаясь скрыть изумление  по поводу  того,  что  кто-то  иной кроме дипломированного идиота  вроде  Гасси способен по доброй воле влюбиться в сию барышню.

     – Да. Только она-то хочет выйти замуж за меня, но это еще не все: Спод отказывается  на  ней  жениться.  Он, видите ли, возомнил  себя  Избранником Судьбы   и   считает,   что   брак  помешает  ему  выполнить   его   великое предназначение. В Наполеоны метит.

     Тьфу,  совсем  он  меня  запутал, надо сначала со  Сподом  разобраться. Нечего примешивать сюда Наполеона.

     – О  каком предназначении  ты толкуешь? Он  что,  какая–нибудь  важная шишка?

     – Ты газет совсем  не читаешь, да? Родерик Спод – глава  и основатель "Спасителей  Англии",  это фашистская организация, ее чаще называют  "Черные трусы".  Спод  задался  целью  сделаться  диктатором,  –  если  только  его сподвижники не раскроят  ему  череп  бутылкой, у них чуть  не  каждый  вечер попойка.