– Что за несчастный случай?
– Его ранили, сэр, когда он пытался отнять серебряную корову сэра Уоткина Бассета у ночного грабителя.
У Спода вырвался крик.
– Но ведь корову не украли?
– Украли, сэр.
Родерик Спод был потрясен. Если вы помните, он с самого начала относился к корове с отеческой нежностью. Больше он слушать не стал, тут же унесся прочь, а мы с Дживсом вошли в комнату. Я сгорал от любопытства.
– Рассказывайте, Дживс, рассказывайте.
– Видите ли, сэр, добиться от полицейского связного повествования не удалось, однако я заключил, что он нервничал и волновался…
– Без сомнения, из-за того, что не может переговорить с папашей Бассетом, который, как мы знаем, принимает сейчас ванну, и получить у него позволение покинуть пост и рвануть ко мне за своей каской.
– Без сомнения, сэр. А поскольку он так сильно нервничал, ему чрезвычайно хотелось покурить трубку. Но это рискованно, ведь его могут застать с трубкой при исполнении обязанностей, да еще в комнате, которую заполнят клубы дыма, и потому он вышел в сад.
– Да уж, у этого Оутса ума палата.
– Стеклянную дверь он оставил открытой. А немного погодя его внимание привлекли доносившиеся из комнаты звуки.
– Что за звуки?
– Звуки крадущихся шагов, сэр.
– В комнату кто-то незаметно прокрался?
– Именно, сэр. А потом раздался звон разбитого стекла. Он поспешил в комнату, в которой, естественно, не было света.
– Почему?
– Потому что он его выключил, сэр.
Я кивнул. Мне было все ясно.
– Сэр Уоткин дал ему указание охранять коллекцию в темноте, чтобы у грабителя создалось впечатление, будто в комнате никого нет.
Я снова кивнул. Подлый прием, но чего еще ожидать от скудного умишка бывшего мирового судьи.
– Он подбежал к горке, где стояла корова, и чиркнул спичкой. Спичка сразу погасла, однако он успел разглядеть, что упомянутое произведение искусства исчезло. Он пытался осмыслить значение страшного открытия, как вдруг уловил какое-то движение и, оглянувшись, заметил смутную фигуру, которая выскользнула в стеклянную дверь. Он кинулся за ней в сад, почти догнал, вот-вот схватит, как вдруг из темноты выскочила смутная фигура…
– Та же самая?
– Нет, сэр, другая.
– Видно, все смутные фигуры только и дожидались нынешней ночи.
– Похоже на то, сэр.
– Лучше называйте их Пат и Майк, а то мы запутаемся.
– Может быть, А и Б, сэр?
– Пожалуйста, Дживс, если вам так больше нравится. Он почти догнал смутную фигуру А, сказали вы, как вдруг из темноты выпрыгнула смутная фигура Б…
– …и хвать его кулаком по носу.
У меня вырвалось восклицание. Все, тайна разгадана.
– Старина Пинкер!
– Да, сэр. Без сомнения, мисс Бинг забыла его предупредить, что ночная операция отменяется.
– И он притаился поблизости, ждал меня.
– Напрашивается именно такое предположение, сэр.
Я с облегчением вздохнул, представляя себе расквашенную физиономию полицейского. Сложись все иначе, это была бы физиономия Бертрама Вустера.
– Нападение мистера Линкера отвлекло внимание полицейского от преследуемого им субъекта и позволило тому скрыться.
– А что Пинкер?
– Узнав полицейского, он принес ему извинения, сэр. А потом ушел.
– Я его не виню. Даже остроумно, в каком-то смысле. Не знаю, Дживс, что обо всем этом думать. Эта смутная фигура… Я говорю о смутной фигуре А. Кто это мог быть? У Оутса есть какие-нибудь предположения на этот счет?
– Есть, и весьма определенные, сэр. Он убежден, что это были вы.
Что за чертовщина!
– Я?! Почему все, что творится в этом трижды окаянном доме, навешивают на меня?
– И он намеревается, как только ему удастся заручиться поддержкой сэра Уоткина, прийти сюда и обыскать вашу комнату.
– Так ведь он и без того хотел явиться – каску искать.
– Да, сэр.
Ну как тут не ухмыльнуться. Я от души забавлялся.
– Вот будет потеха, Дживс. Представляете, эти два ничтожества роются повсюду, шарят, вынюхивают, и нигде ничего, чувствуют себя последними дураками, а мы стоим себе и посмеиваемся.
– Да, мы неплохо развлечемся, сэр.
– А когда они закончат обыск и примутся смущенно бормотать извинения, заикаясь и спотыкаясь на каждом слове, я над ними покуражусь. Сложу на груди руки, выпрямлюсь во весь рост…
По коридору словно бы проскакала лошадь, в комнату ввалилась тетушка Далия.
– Берти, голубчик, спрячь поскорей где-нибудь, – просипела она, едва дыша.
И сунула мне в руки серебряную корову.
Глава XII
Описывая недавнюю сцену, в которой сэра Уоткина Бассета чуть не хватил кондрашка, когда он узнал, что я хочу стать членом его семьи, я сравнил, если вы помните, хриплое бульканье, которое вырывалось из его горла, с предсмертным кряканьем подстреленной утки. Сейчас я чувствовал себя родным братом этой самой утки, которого тоже настигла пуля. Я стоял как истукан и время от времени бессильно крякал; потом могучим усилием воли взял себя в руки и положил конец звукоподражанию. Посмотрел на Дживса. Дживс посмотрел на меня. Я ничего не сказал, говорили мои глаза, но его вышколенный ум безошибочно прочел мои мысли.
– Благодарю вас, Дживс.
Я взял налитую им рюмку и опрокинул в себя не меньше полуунции крепчайшего напитка. Одолев приступ дурноты, я перенес взгляд на свою престарелую родственницу, которая вольготно расположилась в кресле.
Всеми признано – и в клубе «Трутни», и за его стенами, – что в отношениях с противоположным полом Бертрам Вустер неизменно проявляет величайшую галантность, его без всяких оговорок можно назвать галантнейшим из рыцарей. Правда, в возрасте шести лет, когда кровь особенно горяча, я однажды шмякнул на голову своей гувернантке тарелку с овсяной кашей, но эта погрешность против этикета всего лишь исключение. С тех пор я никогда не поднимал руку на женщину, хотя мало кому из мужчин пришлось пережить столько неприятностей по вине прекрасного пола. Вы получите самое полное представление о том, какие чувства переполняли в эту минуту Бертрама Вустера, если он признается, что этот безупречный рыцарь готов был со всего размаху запустить в голову почтенной родственницы слона из папье-маше – единственный предмет на каминной полке, который остался цел в бурном водовороте жизни, кипевшей в усадьбе Тотли-Тауэрс.
Пока в моей душе происходила мучительная борьба, тетя Далия щебетала как птичка. Отдышалась она давным-давно, пригладила перышки и зачирикала весело и беззаботно, а для меня это было просто нож в сердце.
– Отличная пробежка, – радовалась она, – в последний раз я так бегала во время соревнований между «Берксом» и «Баксом». От старта до финиша как по маслу. Прекрасный, здоровый английский спорт в его классическом виде. Но знаешь, Берти, я была на волоске. Полицейский уже дышал мне в затылок. Если бы не отряд священников, который выскочил из засады и протянул руку помощи в нужную минуту, он бы меня поймал. Благослови Бог священнослужителей, только и могу сказать. Отличные ребята. Но что там делали полицейские, черт их побери? Никто мне никогда не говорил про полицейских в Тотли-Тауэрсе.
– Это был полицейский Оутс, бдительный страж мира и покоя в Тотли, – объяснил я, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не завыть, как кладбищенское привидение, и не повиснуть на потолке. – Сэр Уоткин послал его в комнату охранять принадлежащие ему вещи. Он сидел в засаде. Ожидал гостя. Думал, что это буду я.
– Очень рада, что гостем оказался не ты. Бедняжка, тебе бы такого не выдержать. Ты бы растерялся, стал столбом – хватай тебя голыми руками. Признаюсь честно: когда этот полицейский неожиданно вошел из сада, я сама на миг окаменела. Но все хорошо, что хорошо кончается.
Я мрачно покачал головой.
– Заблуждаетесь, моя легковерная дряхлая родственница. Это не конец, а начало. Папаша Бассет сейчас начнет настоящую охоту.
– Пусть начинает.
– А когда он с полицейским придут сюда и станут обыскивать комнату?
– Они не посмеют.
– Еще как посмеют. Во-первых, они считают, что здесь спрятана каска Оутса. Во-вторых, полицейский уверен, как передал мне Дживс, который слышал это из его собственных уст, когда останавливал кровь из разбитого носа, что он преследовал в темноте меня.
Тетушкина веселость улетучилась, как я и ожидал. До этого она просто сияла. Теперь перестала сиять. Я внимательно глядел на нее и наблюдал, как малодушничает наша мысль и вянет, как цветок, решимость наша в бесплодье умственного тупика.
– Хм! Неприятное положение.
– Неприятное – не то слово.
– Если они найдут здесь серебряную корову, это будет трудно объяснить.
Она поднялась и, поглощенная своими мыслями, разбила слона.
– Нельзя терять голову, это главное, – сказала она. – Мы должны задать себе вопрос: «Как бы поступил Наполеон?» Он всегда находил выход из тупика. Вот у кого была голова на плечах. Мы должны придумать что-то очень хитрое, ловко извернуться и совершенно сбить с толку этих прохвостов. Итак, я жду предложений.
– Я предлагаю вам немедленно выкатиться отсюда вместе с этой мерзкой коровой.
– И столкнуться на лестнице со сворой ищеек. Благодарю покорно. Что скажете вы, Дживс?
– Пока ничего, мадам.
– А вы не можете узнать позорную тайну сэра Уоткина, как узнали секрет Спода?
– Нет, мадам.
– Конечно, я требую слишком многого. В таком случае корову надо где-то спрятать. Но где? Извечная проблема, вот почему убийцам приходится так трудно – куда девать труп? Трюк из «Похищенного письма», может быть, стоит повторить?
– Миссис Траверс говорит об известном рассказе Эдгара Аллана По, – объяснил мне Дживс, видя, что я не врубился. – Там идет речь о краже важного документа, и похитивший его персонаж одурачил полицию, положив документ у всех на виду вместе с другими письмами, считая, что никому не придет в голову искать там, где вещи и положено находиться. Миссис Траверс, без сомнения, хочет предложить, чтобы мы поставили сливочник на каминную полку.