Он был прав. Дом буквально дрожал от топота. Вряд ли по коридору второго этажа усадьбы Тотли-Тауэрс мчалось стадо бизонов, оставалось лишь заключить, что сейчас нас настигнет противник. С резвостью овцы, заметившей подкравшегося волка, я схватил каску, подлетел к окну и швырнул эту мерзость в ночь. И вовремя: дверь тут же отворилась, в комнату вошли – в той последовательности, в которой я их представляю, – тетя Далия со снисходительной улыбкой на лице, будто она принимает участие в забавной игре, чтобы доставить удовольствие детям; папаша Бассет в бордовом халате; и, наконец, полицейский Оутс с носовым платком, который он то и дело прижимал к носу.
– Берти, прости, пожалуйста, что потревожили тебя, – с изысканной учтивостью извинилась старушенция.
– О, ничуть, – ответил я, не уступая ей в галантности. – Чем могу быть полезен честной компании?
– Сэру Уоткину пришла в голову весьма экстравагантная мысль: он хочет обыскать твою комнату.
– Обыскать мою комнату?!
– Я обыщу ее от пола до потолка, – объявил старый хрыч Бассет с таким видом, будто рассматривал дело на Бошер-стрит.
Я с недоумением посмотрел на тетю Далию.
– Ничего не понимаю. Что происходит?
Она снисходительно засмеялась.
– Ты не поверишь, Берти, но ему приснилось, будто его серебряная корова здесь.
– А разве ее нет на месте?
– Ее украли.
– Не может быть!
– Увы.
– Ну и дела!
– Он очень расстроен.
– Я его понимаю.
– Просто не в себе.
– Бедный старикан.
Движимый состраданием, я положил руку на плечо Бассета. Вспоминая эту сцену теперь, я вижу, что мой жест был ошибкой, он не произвел желанного действия.
– Обойдусь без вашего соболезнования, мистер Вустер, и буду очень признателен, если вы перестанете называть меня стариканом. У меня есть все основания считать, что в вашей комнате находится не только моя серебряная корова, но и каска полицейского Оутса.
Здесь следовало издевательски захохотать, что я и выполнил.
Тетя Далия поддержала меня – получился дуэт.
– Какой фантастический абсурд!
– Немыслимая ахинея!
– На кой черт мне ваши коровы?
– И уж тем более полицейские каски.
– Вот именно.
– Что за странная, бредовая идея!
– В жизни не слышал такой абракадабры. Уважаемый престарелый хозяин, – обратился я к папаше Бассету, – давайте сохранять полнейшее спокойствие и постараемся разобраться в этом недоразумении. Со всей доброжелательностью я вынужден указать вам на то, что еще шаг – боюсь, вы уже занесли ногу, – и вы сядете в лужу. Имейте в виду, ваш номер не пройдет. Нельзя безнаказанно обвинять людей в столь чудовищных преступлениях, не имея ни малейших доказательств.
– У меня, мистер Вустер, доказательств хоть отбавляй.
– Вы заблуждаетесь. И потому позорно угодили пальцем в небо. Когда было совершено хищение этой дешевой подделки?
Он задрожал от возмущения, даже кончик носа запылал.
– Это не дешевая подделка!
– Об этом будем спорить потом. Важно другое: когда это изделие покинуло ваш дом?
– Оно не покидало моего дома.
– И опять вы заблуждаетесь. Ну так когда ее украли?
– Минут двадцать назад.
– Вот ваши доказательства и разлетелись в пух и прах. Двадцать минут назад я был здесь, в моей комнате.
Он растерялся, как я и ожидал.
– Говорите, были в вашей комнате?
– Да, в моей комнате.
– Один?
– Отнюдь нет. Здесь был Дживс.
– Кто такой Дживс?
– Вы не знакомы с Дживсом? Позвольте вас представить друг другу. Дживс… Сэр Уоткин Бассет.
– А кто вы такой будете, уважаемый?
– Попали в точку: это в высшей степени уважаемый человек. Мой камердинер. Я питаю к нему глубочайшее уважение.
– Благодарю вас, сэр.
– За что же, Дживс. Я только воздаю вам должное.
Папаша Бассет гнусно ухмыльнулся, отчего его физиономия стала еще безобразнее, если только это возможно.
– Сожалею, мистер Вустер, но я не могу считать ничем не подтвержденное заявление вашего слуги бесспорным доказательством вашей невиновности.
– Ничем не подтвержденное, так вы сказали? Дживс, подите к мистеру Споду и пригласите его сюда. Скажите, что он должен прийти и подтвердить мое алиби.
– Слушаюсь, сэр.
Дживс выскользнул, будто танцуя шимми, а папаша Бассет принялся глотать что-то твердое с острыми углами.
– Сэр Родерик Спод был с вами?
– Конечно. Может быть, ему вы поверите?
– Да, Родерику Споду я поверю.
– Ну что ж, отлично. Он сейчас будет здесь.
Старый хрыч вроде бы задумался.
– Та-а-ак. Видно, я ошибся, заподозрив, что вы спрятали мою корову. Наверно, ее похитил кто-то другой.
– Если хотите знать мое мнение, тут орудовали посторонние, – заявила тетя Далия.
– Возможно, международная банда преступников, – подкинул мыслишку я.
– Очень похоже.
– Думаю, всем в Лондоне известно, что сэр Уоткин купил эту вещь. Помнится, дяде Тому она тоже приглянулась, и, конечно, он рассказывал всем направо и налево, кто стал ее обладателем. Очень скоро новость разнеслась по всем международным бандам. Они всегда держат нос по ветру.
– А уж до чего коварны, – вторила мне тетушка.
Когда я помянул дядю Тома, папаша Бассет слегка трепыхнулся. Нечистая совесть, надо полагать, поди избавься от ее угрызений.
– Что ж, нет смысла больше обсуждать этот вопрос, – сказал он. – Признаю, что в отношении коровы вы доказали свою непричастность. Теперь перейдем ко второму обвинению: хищение каски полицейского Оутса. Она, мистер Вустер, находится у вас, мне это доподлинно известно.
– Да неужто?
– Не посетуйте. Полицейский получил достоверные сведения касательно этого непосредственно от свидетеля преступления. Поэтому я без проволочек приступаю к обыску вашей комнаты.
– Вы в самом деле считаете, что подобное возможно?
– Считаю.
Я пожал плечами.
– Хорошо, – сказал я, – отлично. Если вы так представляете себе обязанности хозяина по отношению к гостю, что ж, валяйте. Мы всячески приветствуем проверку. Но должен заметить, у вас весьма экзотические взгляды на то, как следует развлекать гостей, которых вы пригласили к себе отдохнуть. Не надейтесь, что я еще хоть раз нанесу вам визит.
Я предсказывал Дживсу, что будет потеха, когда этот троглодит и его коллега примутся обшаривать комнату, и как в воду глядел. Не помню, когда я еще так веселился. Но всякому веселью приходит конец. Минут через десять стало ясно, что ищейки сворачивают свою деятельность и собираются отчалить.
Сказать, что физиономия папаши Бассета была перекошена от злобы, когда он обратился ко мне, оставив поиски, значит не сказать ничего.
– По-видимому, мистер Вустер, я должен принести вам извинения.
– Сэр У. Бассет, никогда в жизни вы не произносили более справедливых слов, – изрек ответчик.
И, сложив руки на груди и выпрямившись во весь рост, я выслушал его извинения.
К сожалению, я не могу слово в слово воспроизвести речь, которую тогда дернул. Жаль также, некому было ее застенографировать, но я без преувеличения скажу, что превзошел самого себя. Раза два я в легком подпитии срывал аплодисменты, выступая на кутежах в «Трутнях», уж не знаю, заслуживало их мое красноречие или нет, но до таких высот, как нынче, я еще не воспарял. Из старика Бассета, как из чучела, прямо на глазах полезла набивка.
Вот я дошел до заключительной части и вдруг заметил, что его внимание ускользнуло. Он больше не слушал, он глядел мимо меня на что-то, что находилось вне моего поля зрения. Судя по его виду, предмет действительно заслуживал пристального интереса, поэтому я тоже полюбопытствовал, что там такое.
Внимание сэра Уоткина Бассета было приковано к его дворецкому. Дворецкий стоял в дверях, держа в правой руке серебряный поднос для писем и визитных карточек. На подносе лежала каска полицейского.
Глава XIV
Помню, Растяпа Пинкер, который, завершая свое образование в Оксфорде, работал в социальной сфере и обслуживал неблагополучные районы Лондона, – так вот, Пинкер описывал мне в подробностях ощущения, которые он испытал, когда в один прекрасный день распространял свет слова Божьего в Бетнал-Грин, а рыбный торговец неожиданно лягнул его ногой в живот. У него возникло странное чувство нереальности окружающего и одновременно почему-то показалось, что он вступил в густой туман. Почему я об этом вспомнил? Да очень просто: в тот миг я испытал нечто до смешного похожее.
Вы, вероятно, помните, в последний раз я видел дворецкого, когда он пришел доложить мне, что Мадлен Бассет будет рада, если я смогу уделить ей несколько минут, и я еще признался, что он как бы плыл перед моими глазами. Сейчас он не столько плавал, сколько смутно колыхался среди плотного клубящегося тумана. Но вот с моих глаз пала пелена, теперь я был в состоянии посмотреть, а что же остальные.
Все были ошарашены. Папаша Бассет напоминал героя стихотворения, которое мне пришлось переписать в школе пятьдесят раз в наказание за то, что я принес белую мышь на урок английской литературы; он смотрел на каску, как астроном на открытую им новую планету; тетя Далия и полицейский Оутс напоминали: одна – отважного Кортеса, безмолвно взирающего на просторы океана с берега, другой – матросов, которых осенила фантастическая догадка.
Долгое время никто не мог пошевельнуться. Потом полицейский Оутс издал полузадушенный вопль, точно мать, увидевшая в море своего потерявшегося ребенка, коршуном кинулся к дворецкому, схватил свой головной убор и, вне себя от счастья, прижал к груди.
Все очнулись от столбняка. Старик Бассет ожил – будто кто-то кнопку нажал.
– Где… где вы ее взяли, Баттерфилд?
– Нашел в клумбе, сэр Уоткин.
– Как вы сказали – в клумбе?
– Странно, – заметил я. – Очень странно.
– Да, сэр. Я выгуливал собачку мисс Бинг и, когда проходил вдоль дома, с этой стороны, заметил, что мистер Вустер выбросил что-то из своего окна. Предмет упал в клумбу и при рассмотрении оказался каской.