– Или можно поспрашивать личную горничную леди Флоренс. Кто-нибудь наверняка знает. Не многое из того, что делается в доме, остается тайной для обслуживающего персонала.
– Ваша правда, сэр. Слуги в доме, как правило, хорошо обо всем осведомлены.
– И вот еще что. Имейте в виду, необходима быстрота. Если вам удастся снабдить меня информацией до того, как я двинусь на дядю Перси – то есть до десяти часов, это предельный срок, – тогда я смогу не обращаться к дяде со словами, при мысли о которых у меня, честно признаюсь, мурашки по спине бегут. А что касается счастья Боко и его дамы сердца, то я, конечно, рад буду им посодействовать, но, наверное, это можно сделать каким-нибудь другим, менее убийственным способом. Словом, Дживс, не теряйте времени, идите и проведите опрос.
– Очень хорошо, сэр.
– Встреча – у ворот, начиная с половины десятого. Я там буду и жду вас с донесением. Постарайтесь не подвести меня. Сейчас такой момент, когда люди доброй воли должны сплотиться и прийти человеку на помощь. Если бы я показал вам составленный Боко список слов и выражений, которые от меня требуется бросить в лицо дяде Перси, – к сожалению, он остался у меня в комнате, выпал из моих похолодевших пальцев, – ваши завитые напомаженные кудри рассыпались бы как миленькие, можете мне поверить. Вы точно помните, что там написано «китоврас»?
– Точно, сэр.
– Поразительно. Хотя Шекспир, он вообще, наверное, по большей части совал в свои сочинения что под руку подвернется.
Поскольку я собирался в ванную, когда прочел сочинение Боко и побежал его разыскивать, на мне все еще было обычное ночное одеяние английского джентльмена плюс халат, так что, пока я вернулся к себе, переоделся и явился в столовую, прошло еще некоторое время. Боко был уже там и уминал утреннюю яичницу. Я спросил у него, кто такой китоврас. Но он ответил, что к черту всех китоврасов, а видел ли я инструкцию, и если видел, то каково мое мнение.
На это я ему ответил, что еще бы не видеть, видел, и она меня потрясла до глубины души. Нет на свете такой силы, добавил я, которая бы заставила меня пересказать дяде Перси, даже в общем и целом, кошмарное содержание этого документа.
– Кошмарное содержание?
– Да. Мои слова.
Боко обиженно пробормотал что-то насчет художника и убийственной критики.
– По-моему, это отличная проза. Упругая, плотная, выразительная. Тема меня вдохновила, и, на мой взгляд, я справился с ней неплохо. Но конечно, если тебе кажется, что личная нота несколько слишком подчеркнута, можешь кое-где внести небольшие поправки – разумеется, сохранив суть.
– Кстати сказать, – вставил тут я, чтобы его немного подготовить, – не удивляйся, если в последнюю минуту я все-таки переменю свои планы и выйду из игры.
– Что?!
– Я подумываю об этом.
– Ну, знаешь ли! И это говорит…
– Да.
– Но ты же еще не слышал, что я хотел спросить.
– Я знаю: «И это говорит Бертрам Вустер?»
– Верно. И что же?
– Да.
Дальше его застольные речи приняли довольно язвительный критический уклон и коснулись так называемых старых товарищей, которых он до сих пор считал надежными и верными, а они, к великому его разочарованию, оказываются трусливыми ничтожествами, малодушными, как зайцы.
– Где же внуки английского бульдога, я спрашиваю? – горько заключил он на высоких тонах. – Ну что ж. Ты, конечно, понимаешь, что отсюда следует. Подведешь меня – и не видать тебе тайного средства Фитлуорта.
Я хитро улыбнулся и положил себе на тарелку кусок ветчины. «Много ты знаешь», – подумал я.
– Я буду смотреть, как ты идешь к алтарю об руку с Флоренс Крэй, и даже пальцем не шевельну, чтобы спасти тебя. Мало того, ты услышишь в хоре один голос, который будет петь «О, высшая любовь» громче всех; и это будет мой голос. Лучше выбрось это из головы, Берти, я тебе советую.
– Я же не говорю, что отказываюсь сыграть свою роль, – возразил я. – Я говорю только, что, может быть, откажусь.
Это его немного успокоило, он слегка размяк и высказался в том духе, что, когда настанет миг, он уверен, лучшая сторона моей натуры возьмет верх. А еще немного погодя мы расстались, обменявшись взаимными наилучшими пожеланиями.
Между нами было заранее условлено, что в «Бампли-Холл» мы придем порознь. Ему, считал Боко, и не без основания, лучше пробраться в дом тайно, а то еще на него набросятся и выставят вон. Поэтому он сказал, что пойдет в обход, отыщет где-нибудь прореху в изгороди и подкрадется к окну кабинета, держась под прикрытием кустов и ступая с осторожностью, чтобы не хрустнула ветка под ногой.
Ну а я пошел сам по себе и у ворот увидел дожидающегося Дживса. С первого же взгляда я понял, что у него есть для меня добрые вести. Я умею определять. Он не то что улыбается в таких случаях, улыбаться он не умеет, но уголки губ у него слегка вздрагивают и взор исполнен благорасположения.
Я поспешил с вопросом:
– Ну как, Дживс?
– У меня есть для вас нужные вам сведения, сэр.
– Вы герой, Дживс! Расспросили дворецкого? Прощупали повара?
– На самом деле информацию я получил от мальчика, который чистит ножи и ботинки, сэр. От подростка по фамилии Эрбут.
– Каким же образом он попал в наши специальные корреспонденты?
– Дело в том, сэр, что он оказался очевидцем интересующего нас происшествия, когда, скрывшись за кустом, втайне покуривал сигарету. С этой позиции он мог наблюдать всю сцену.
– Что же там творилось? Рассказывайте, Дживс, и не опускайте ни одной, самой мельчайшей, подробности.
– Первым, что привлекло его внимание, было явление мастера Эдвина.
– Значит, без него и тут не обошлось?
– Не обошлось, сэр. Его роль, как вы увидите, была весьма важной. По словам Эрбута, мастер Эдвин пробирался среди кустов, сосредоточенно глядя себе под ноги. Похоже было, что он шел по следу.
– Следопыт. Бойскауты все обожают строить из себя следопытов.
– Именно так, насколько мне известно, сэр. А его действиями с сестринским умилением любовалась леди Флоренс, срезавшая цветы на цветочном бордюре по соседству.
– Наблюдала за ним?
– Да, сэр. С другой стороны в это же время появился мистер Фитлуорт, двигавшийся по следу молодого джентльмена.
– Выслеживал следопыта?
– Да, сэр. Эрбут говорит, что вид у мистера Фитлуорта был сосредоточенный и целеустремленный. Таков, во всяком случае, смысл его слов, хотя сами слова он употребил не эти. Мальчики, которые чистят ножи и ботинки, по большей части не умеют правильно выражаться.
– Я тоже заметил. Словарь у них бедный. Продолжайте, Дживс. Я сгораю от нетерпения. Итак, Боко, вы говорите, шел по следу Эдвина. Зачем?
– Тот же вопрос задал себе и Эрбут.
– Он был озадачен?
– Да, сэр.
– Неудивительно. Я тоже озадачен. Вижу, что интрига закручивается, но провалиться мне, если понимаю, к чему дело идет.
– Однако очень скоро мотивы мистера Фитлуорта стали ясны, сэр. Когда мастер Эдвин приблизился к цветочному бордюру, он внезапно прибавил шагу…
– Эдвин?
– Нет, сэр. Мистер Фитлуорт. Он подскочил к молодому джентльмену и, воспользовавшись тем, что тот, приглядываясь к следу, нагнулся, нанес ему сильный удар ногой по… телу.
– Вот это да!
– Мастер Эдвин подлетел в воздух и упал прямо к ногам леди Флоренс. Ее милость, потрясенная и разгневанная, резко упрекнула мистера Фитлуорта и потребовала, чтобы он немедленно объяснил свой безобразный поступок. Он попытался оправдаться тем, что-де мастер Эдвин ковырялся в его электрической яйцеварке, вследствие чего сырое яйцо вылетело из аппарата и ударило его по носу. Однако ее милость не сочла возможным принять такое оправдание и объявила помолвку расторгнутой.
Я набрал в грудь воздуха. Пелена упала с моих глаз. Мне все стало ясно. Вот, оказывается, какое оно, средство Фитлуорта – пинок в зад юному Эдвину! Не зря Боко назвал его простым и безотказным. Все, что нужно, – это крепкий башмак и сестринская любовь.
Я услышал вежливое покашливание Дживса.
– Если вы поглядите влево, сэр, то увидите, что на аллею как раз вышел мастер Эдвин и нагнулся над каким-то предметом на земле, чем-то привлекшим его внимание.
Глава 21
Я его понял. Ясно ведь, что он хотел сказать. Одного того, как он при этом на меня посмотрел, с намеком и призывом, было довольно, чтобы я уловил скрытый смысл его сообщения. Точно так мог смотреть папаша-римлянин, передавая сыну щит и копье и подталкивая его на битву. Последние слова Дживса должны были взбодрить меня, как зов боевой трубы.
И однако же, я оставался в нерешительности. Конечно, после того, как юный Эдвин шарахнул меня ночью стеком по голове, возможность дать ему пинка была заманчива, мальчишка давно уже напрашивался на что-нибудь в подобном роде. Но браться за такое дело на холодную голову все же немного неловко. Как, скажите на милость, подвести к этому в ходе обычного разговора? «Привет, Эдвин, как дела? Прекрасная погода, не правда ли?» И шмяк! Вот видите? Я и говорю – неловко.
В случае Боко все складывалось совсем иначе, он был в состоянии слепого бешенства, которое охватывает человека, получившего по носу сырым яйцом. Это давало ему определенный разбег.
Словом, я стоял и задумчиво теребил подбородок.
– Верно, – говорю, – это он, и действительно, как вы заметили, стоит нагнувшись. Но, Дживс, вы в самом деле рекомендуете…
– Да, сэр.
– Что? Прямо сейчас?
– Прямо сейчас, сэр. «В делах людей прилив есть и отлив, с приливом достигаем мы успеха, когда ж отлив наступит, лодка жизни по отмелям несчастий волочится»[50].
– Да-да. Конечно. Тут двух мнений быть не может. Но…
– Если вы имеете в виду, сэр, что необходимо еще присутствие леди Флоренс в качестве свидетельницы происходящего, как это было в случае мистера Фитлуорта, то я с вами совершенно согласен. Я могу пойти и сообщить ее милости, что вы ждете ее в аллее и были бы рады перемолвиться с нею несколькими словами.