Бабушка покачала головой.
– Это уже будет не Женя.
– Ну и что? Ты ведь и не просила, чтобы жила именно Женя. Помнишь, дословно, как звучал ритуал? – губы Рады растянулись в зловещей усмешке, после чего она открыла рот, и голосом бабушки проговорила: – «Отдаю сорок лет жизни мужа своего Григория своей внучке».
– Она тогда только появилась на свет, у неё не было имени! – возмущённо воскликнула бабушка.
Рада лишь пожала плечами.
– Магии до этого нет дела. Ты просила сорок лет жизни внучке. А внучка у нас кто? Правильно, единокровная дочь дочери. То бишь, под словом «внучка» подразумевается исключительно физическая оболочка. О душе тут речи не идёт.
Бабушка зло стиснула зубы и сделала шаг вперёд. Рада отреагировала мгновенно: взмахнув рукой, она ударила призрак когтями, оставив на щеке бабушки четыре глубоких пореза, сочащихся какой-то отвратительной черноватой слизью. Дед перехватил занесенную для повторного удара руку Рады и в ответ наотмашь ударил ведьму по лицу. Рада отступила в тёмный угол, чтобы затем возникнуть у него уже за спиной.
Отвлёкшись на драку призраков, я упустила из виду Митрича. Тот, однако, времени зря не терял. То ли потеряв, то ли разбив шприц, этот психопат решил исполнить приказ своей госпожи по-другому: ощутив, как на моём горле сомкнулись чужие пальцы, я перевела взгляд и увидела склонившееся надо мной безумное лицо старика. Я захрипела, безуспешно пытаясь освободиться из его воистину стальной хватки.
Грянул выстрел, и в нескольких сантиметрах от меня просвистела пуля, пронзив Митричу грудь. Пальцы, сжимавшие моё горло, разжались. Откашлявшись, я подняла голову и увидела Семёна, стоявшего на лестнице с пистолетом в руках. Облегчение затопило моё сознание. Ещё никогда на свете я не была так рада видеть человека в полицейской форме!
Белая фигура метнулась вверх. Семён сделал ещё два выстрела, но пули прошили Раду насквозь, не причинив ей при этом ни малейшего вреда. Длинные тощие руки с острыми когтями взметнулись вверх и в разные стороны полетели алые брызги крови: Семён с перекошенным от ужаса лицом выронил пистолет и схватился руками за горло, пытаясь зажать рану и остановить кровь.
Точно в замедленной съёмке, я наблюдала за тем, как ярко-красные капли стекали по ладоням моего друга. Несколько секунд Семён ещё стоял на ногах, исторгая из себя странные сиплые звуки, сопровождавшиеся мерзким хлюпаньем, а затем ноги его подкосились, и он кубарем скатился вниз по лестнице.
Я услышала протяжный звон, точно лопнула перетянутая гитарная струна, и одновременно мои предплечья пронзила острая боль. В голове воцарилась абсолютная пустота. Пол под моими ногами заходил ходуном и со всех сторон полезли густые чёрные тени. Точно лапы древних чудовищ, они потянулись к Раде и стали опутывать её, как бинты мумию. Рада кричала диким голосом и размахивала своими острыми когтями, пытаясь отбиваться, однако у неё ничего не получалось. Во все стороны полетели сперва клочки её одежды, а затем и грязно-чёрные, источающие вонь разлагающегося тела, ошмётки плоти.
Мне на глаза легла чужая ладонь, лишая меня возможности лицезреть расправу неведомой силы над ведьмой.
– Не смотри, – услышала я вкрадчивый голос Леонарда. – Не нужно. Всё уже закончилось.
Я слышала его слова, но до моего сознания они словно не доходили. В груди нестерпимо жгло, и мне хотелось разорвать собственную грудную клетку и вырвать сердце, только бы эта боль прекратилась.
– Сеня, хватит притворяться дохлым! – крикнул Леонард. И мне показалось, или я, действительно, услышала в его голосе нотки паники? – Поговори с ней, не видишь, меня она не слышит!
– Женя, – голос Семёна звучал взволновано и немного хрипловато, однако вполне узнаваемо. – Женя, пожалуйста, успокойся! Я жив и здоров. А ты сейчас нас всех угробишь!
Я не понимала, о чём он говорит. Как я могу нас угробить? Я ведь ровным счётом ничего не делаю!
Жжение в груди стало совершенно нестерпимым. Боль была настолько сильна, что пробилась даже сквозь тот противоестественный вакуум, воцарившийся в моей голове. В моём мозгу словно щёлкнул невидимый переключатель, и я закричала.
Где-то зазвенело разбившееся стекло. Ладонь, закрывавшая мне глаза, исчезла, но увидеть что-либо я не успела: Леонард решительно обхватил руками моё лицо и накрыл мои губы своими губами, бесцеремонно засовывая свой язык мне в рот, буквально впитывая в себя мой крик. И чем дольше мы с ним целовались, тем слабее становилась боль, пока не исчезла полностью.
– Умница, – одобрительно хмыкнул демон, с точностью определивший момент, когда кризис миновал. – А теперь спи. Тебе нужно восстановить силы.
Спать мне не хотелось. Я открыла было рот, чтобы возмутиться, но Леонард, усмехнувшись, демонстративно щёлкнул пальцами перед самым моим носом, и я благополучно отключилась, погрузившись в мягкие объятия Морфея.
Момент истины
Проснувшись, первое, что я увидела – знакомый потолок в доме бабушки. Растеряно моргнув, я медленно села и огляделась по сторонам, силясь понять, что я здесь вообще делаю. Разве это не место преступления?
На стуле возле кровати стояла спортивная сумка, с которой я приехала в деревню. Поднявшись с кровати, я подошла к ней и открыла: все вещи были аккуратно сложены точно так, как это обычно делала я сама.
– Странно, – пробормотала я. Мой взгляд невольно скользнул на собственные руки. Кожа на запястьях была абсолютной целой, а ведь после моих трепыханий в тщетной попытке освободиться от пут, на них, определённо, должны были остаться ссадины. – Неужели это был просто сон?
Натянув джинсы и футболку, я вышла из-за шкафа. Бабушки в основной части дома не было. Нахмурившись, я вышла во двор, но и там никого не было. Запрокинув голову, я посмотрела на крышу – на ней не было ни пятнышка крови, и вообще какого-либо намёка на то, что там совсем недавно висел труп.
Чувствуя себя этакой Алисой, провалившейся в кроличью нору, я вернулась в дом, накинула на плечи ветровку, и вновь вышла на улицу, решив прогуляться по деревне, чтобы выяснить, какого чёрта тут происходит.
Стоило мне только выйти за ворота, как я тут же наткнула на Глафиру Фёдоровну, уверенно идущую в мою сторону с небольшой плетёной корзинкой в руках.
– Женечка, ты проснулась! – Глафира Фёдоровна окинула меня сочувствующим взглядом. – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, – настороженно ответила я. – А что?
– Такое горе, такое горе! – запричитала старуха. – Анечка, конечно, была уже не молода, но всё равно, для тебя это, наверняка, страшное потрясение. Хорошо хоть не мучилась. – Женщина слегка понизила голос и доверительно сообщила мне: – Говорят, смерть во сне – самый лучший вариант. Ни боли, ни страданий. Просто заснул и не проснулся.
Я почувствовала, что окончательно перестаю понимать, что тут происходит. Почему соседка утверждает, что бабушка умерла во сне? Её же убили!
Решив прояснить ситуацию, я направилась к дому Николая. Однако, дойдя до него, замерла в изумлении. Дом выглядел совершенно заброшенным: крыльцо покосилось, окна были заколочены, а двор зарос травой.
– Быть такого не может!
Впору было начать сомневаться в собственном душевном здоровье.
Стараясь не паниковать раньше времени, я пошла к главному поставщику информации в деревне – продавщице единственного местного магазина. Та встретила меня весьма радушно, даже выразила соболезнование по поводу смерти бабушки. Аккуратно втянув данную особу в разговор, я с изумлением обнаружила, что никто в деревне никогда не считал мою бабушку ведьмой, напротив, все её любили и уважали, и всех крайне огорчила её внезапная кончина.
Чувствуя, что начинаю сходить с ума, я вернулась домой и набрала номер Семёна. Тот принял вызов спустя буквально пару гудков.
– Проснулась? – не дав мне сказать и слова, сразу же спросил он.
– Да, – кивнула я.
– Жди меня дома, я буду через десять минут.
И завершил вызов.
Стараясь унять нервную дрожь в руках и хоть немного успокоиться, я поставила кипятиться чайник, а сама принялась накрывать на стол: достала из погреба банку с вишнёвым вареньем, перелила его в изящную вазочку и поставила в центр стола, нарезала батон и разложила в хлебнице.
Семён пришёл ровно через десять минут, как и обещал. Выглядел мой друг, мягко говоря, не очень: неестественно бледный, осунувшийся и хмурый, с покрасневшими и опухшими от недосыпа глазами.
Бесцеремонно усевшись за стол, Семён пристально посмотрел мне в глаза. Мой же взгляд против воли скользнул к его шее: на ней не было и следа той страшной раны, которую нанесли когти Рады. Да и царапины на его лице, полученные после встречи с Белой леди на кладбище, тоже бесследно испарились.
– Ты помнишь, – после достаточно продолжительного молчания заговорил Семён, пока я разливала чай по чашкам.
– Что помню? – я повернулась и внимательно посмотрела на друга.
– Обо всей той чертовщине, что произошла в деревне и её округе в последние дни, – Семён положил руки перед собой, стиснув пальцы в замок. – О демоне, выдававшем себя за фельдшера. О том, что твоя бабушка была ведьмой. О том, что я умер.
Шумно вздохнув, я нервно дёрнула головой, имитируя утвердительный кивок.
– Он стёр всем память, – мрачно заявил мужчина, и в его глазах я отчётливо видела недовольство. – Ты проспала почти два дня. Я же всё это время чувствовал себя полным психом. Ходил по деревне, слушал, что говорят местные, и не знал, кому верить: им или собственным воспоминаниям.
– И что помнят местные? – осторожно спросила я, пододвигая ближе к другу вазочку с вареньем.
– Николай никогда не приезжал в деревню, – сказал, как отрезал, Семён. – Церковь сгорела в результате несчастного случая. В бывшем ведьмином доме никогда не жила ведьма, так что никто его таковым не считает. И, следовательно, никто не считал ведьмой Анну Степановну. Она, кстати, умерла в результате сердечного приступа во сне. На следующий день после неё от кровоизлияния в мозг скончался Митрич.