лать невозможно, только если он пожелает сам. Я предложу ему то, что он любит, и виконт не устоит». И дальше Гийом отказался говорить на эту тему. Он был убежден, что вы приедете и, как он выразился, «поможете его детям». Гийом оказался прав. Так что же он предложил вам?
Сезар негромко засмеялся.
– Он поймал меня, как мальчишка с причала ловит рыбу. Господин де Греар догадался, что я люблю тайны, а столь странное завещание было тайной. Он знал обо мне главное, но не сказал этого своим детям, и я не понимаю отчего. Но выясню обязательно.
– Сударь, – обратилась к господину де Тибо графиня де Бриан, – что еще вы можете сказать о том, что происходит или происходило в Мьель-де-Брюйере? У вас есть какие-либо предположения?
– Я гадал так и этак, но никак не мог понять, с чего бы Гийому действовать подобным образом. Мальчишка дебоширил, это я знаю; была неприятная история здесь, в Марселе, – то ли он пытался соблазнить чью-то дочку, а та оказалась не промах, то ли соблазнил, но дело в итоге замяли. Поговаривают, Мишель де Греар водится с сомнительными личностями, а вечера они проводят в сомнительных местах. Не знаю, правда ли это, так как сам по подобным заведениям не хожу. Однако Гийом был обеспокоен…
– От чего он умер? – спросил виконт.
– Если вам нужно знать точный диагноз, спросите его врача. Доктор Лебрюн, живет здесь неподалеку. В последние дни Гийом был совсем плох, а к концу уже не узнавал собственных детей.
– Но когда он составлял завещание, то находился в здравом уме? Понимал, что делает?
– О да, полностью. У него был план, но в чем он заключался, мне неизвестно.
– Почему же господин де Греар не поделился с вами? Вы ведь его друг.
– Гордость, – тяжело вздохнул господин де Тибо. – Гийом был чрезвычайно горд и не хотел делиться своими бедами даже с близкими друзьями. Я говорил ему, что зря он так поступает, ведь друзья способны помочь, однако он лишь отмахивался. Если Мишель совершил нечто ужасное или опозорил Гийома, тот никогда не сказал бы этого ни мне, ни Сорелю. Он скрыл бы все, решил бы проблему сам, лишь бы никто не узнал, лишь бы честь семьи осталась незапятнанной. Для него она слишком много значила.
– Да, – произнес виконт, – иногда даже чести бывает лишковато.
Глава 14Ворох теорий
После визита к любезному господину де Тибо Сезар и Ивейн направились к господину де Сорелю, который также оказался дома, однако ничего нового не сообщил. Рассказчиком он был плохим, а потому от него добились даже меньше, чем от предыдущего друга покойного де Греара. Следующим в списке значился нотариус, мэтр Морис Баго, и его также удалось застать дома. Однако, вопреки предположениям Сезара, он тоже не привнес новых деталей.
– Господин де Греар прислал слугу с запиской, в которой содержалась просьба о заверке документа. Я удивился, так как мне известно, что делами семьи де Греар занимается мэтр Шампель. Но отказываться не стал, оплата предлагалась щедрая. Я приехал в Мьель-де-Брюйер, где ознакомился с завещанием, внес незначительные поправки, а затем, когда документ был подписан господином де Греаром и господами свидетелями, придал ему законный статус.
– Но ведь завещание выглядело странно. Вы не спросили, почему господин де Греар поставил своим наследникам такие условия?
Нотариус пожал плечами.
– Не более странное, чем половина из тех, что мне приносят! Один фермер недавно завещал своему сыну половину племенного хряка, а жене – вторую половину. Как они поделят наследство, его не интересовало. Люди получают удовольствие, придумывая странные бумаги и представляя себе, как наследники потом будут искать выход из положения. Ваш случай не такая уж серьезная проблема. Вот хряк…
Сезар поблагодарил мэтра и поспешно увел Ивейн, которая непочтительно фыркала в кулачок.
Когда уселись в коляску, графиня де Бриан все еще смеялась.
– Хряк, подумать только! Надо будет рассказать в салоне мадам де Жерве.
– Если мы когда-либо вернемся в Париж, – хмуро ответил Сезар. – Судя по всему, дело затягивается. Прежде чем отправляться обратно в цитадель спокойствия, она же Мьель-де-Брюйер, я хотел бы навестить врача.
Адрес мэтра Лебрюна, который лечил господина де Греара, дал виконту господин де Тибо. Возница, явно предвкушающий отличный заработок сегодня (ведь еще придется везти знатных господ обратно, за город), бойко покрикивал на лошадей, и через десять минут коляска остановилась у дверей приземистого дома. Над дверьми красовалась вывеска, извещавшая всех желающих, что здесь имеет честь проживать практикующий врач, часы приема такие-то. Хлопнула дверь, из дома вышел согбенный старик и, опираясь на узловатую палку, медленно побрел прочь.
– Доктор, судя по всему, принимает, – сказал виконт, помогая Ивейн спуститься на землю.
Им пришлось подождать, пока уйдут последние пациенты, и лишь затем медицинская сестра в опрятном сером платье, белоснежном переднике и чепце проводила посетителей к мэтру Лебрюну. Тот мыл руки, шумно плескалась вода в тазу, еще одна медсестра, такая же опрятная, вытирала инструменты и раскладывала их на отрезе льна. Сезар еле заметно поморщился: последнее свое ранение он получил за полгода до окончания войны и несколько дней пролежал в госпитале; воспоминания были еще свежи. Только сестры там работали замученные и совсем не такие чистые. Им приходилось справляться со сложными ранениями, утешать умирающих и выживать самим при непрекращающейся эпидемии тифа.
Виконт представился и представил графиню де Бриан, после чего объяснил врачу, что приехал расспросить о болезни господина де Греара. Не то чтобы Сезар искал зацепки здесь, смерть старика Гийома наверняка имела естественные причины, однако многолетняя привычка выяснять все до конца взяла верх.
Мэтр Лебрюн вытер руки поданным ему полотенцем и кивком отпустил медсестру.
– Да, конечно. Один из старых моих пациентов. Не слишком надежное сердце, хромота. Но самое плохое – это его кишечник, да простит меня дама за такие подробности. – Врач еле заметно поклонился графине де Бриан. – Желудок и кишечник. Язва желудка, ваша светлость, в точности как по труду Удена[4]. Она-то его и погубила. В первую очередь.
– Я слышал еще об эпилепсии.
– Да, верно. В легкой форме, если можно так сказать. Не проявляла себя долгие годы, но когда господин де Греар начал стареть, случился припадок или два. А уж в последний месяц перед смертью – каждые несколько дней. Только не в ней дело. Во всем виноват кофе!
– Простите? – удивленно переспросил Сезар.
– Кофе, адский напиток, созданный Господом для кары нам, – сердито бросил мэтр Лебрюн. – Господин де Греар очень любил кофе. Я предупреждал, что ни в коем случае не стоит пить его, что это вредно для здоровья, а уж для такого слабого – тем более. Но нет, господин де Греар не желал признавать слабость собственного здоровья. «Когда Господь призовет меня, тогда и отправлюсь на небеса, а кофе этому не помеха». Все смеялся. Только в последние дни понял, что был не прав, от кофе отказался, да и пить уже ничего не мог… Все вместе случилось. Желудок болел часто, сердце работало с перебоями, участились припадки – и господин де Греар нас покинул. – В устах врача последняя фраза прозвучала исключительно философски.
– Он ничего не говорил вам о том, почему составил странное завещание на случай своей смерти?
– Завещание? Да разве об этом беседуют с доктором? С доктором говорят о том, сколько раз… гм… – Врач покосился на Ивейн и закончил: – Вы поняли. О том, что болело и что нет, и как микстуры пьют. Зачем мне его завещание? Или он мне что-то завещал?
– К сожалению, об этом нам ничего не известно.
– И мне тоже, виконт. Вот про его желудок я много чего знал, а остальное меня не касалось.
– Какие лекарства он пил?
– Я составлял для него тинктуры. Тут нельзя перегнуть палку, и состав рассчитывался индивидуально. Вряд ли вас заинтересует список моих порошков. Но если пожелаете поупражняться в химии, отчего бы и нет. А вы пьете кофе? Если да, немедленно переставайте. Черный яд, вот что я вам скажу.
– Не то чтобы я рассчитывал узнать здесь нечто новое, – пробурчал Сезар, когда они вышли от мэтра Лебрюна, – однако огорчен. Возвращаемся в Мьель-де-Брюйер.
– Возможно, ты желаешь пообедать в Марселе?
– Нет. Наблюдение за Греарами важнее. Да и повар у них неплохой. – Сезар не хотел сознаваться графине де Бриан, что чувствует усталость и голова снова начала кружиться. – Несмотря на советы мэтра, я готов опустошить кофейник. Может быть, мысли мои прояснятся. Но пока я не вижу выходов, кроме ловли призраков. Расследование в незнакомом городе – дело небыстрое. Потребуется время, чтобы разыскать людей, готовых поведать нам о похождениях Мишеля де Греара, из-за которых беспокоился его отец. Одно я понял точно. Старик Гийом изменил условия завещания не под влиянием минутной слабости, не из прихоти и не в безумном порыве. Скорее это последний отчаянный крик о помощи. Старый де Греар не осмелился просить меня напрямую и заставил приехать сюда.
– Тогда твоя теория о том, что все серьезнее, чем кажется, обретает смысл, – заметила Ивейн.
– Вот именно. И мне это не нравится. Я бы предпочел версию с безумием.
Они возвратились как раз к обеду. Греары сидели за столом, а вместе с ними – все тот же улыбчивый господин де Лёба, весьма обрадовавшийся появлению Сезара. При виде Ивейн Арман и вовсе просиял; будучи представленным, наговорил комплиментов, исхитрившись пересесть так, чтобы находиться с нею рядом. Сезара сие позабавило, однако следовало относиться осторожно ко всем, даже к этому безобидному толстячку, который слушал рассказ графини де Бриан о Лондоне и забывал донести вилку с едой до рта.
На сей раз обед прошел мирно. Ивейн держалась слегка высокомерно, однако делала вид, что смирилась со своей незавидной участью – или что Сезар уговорил ее потерпеть. Она любезно отвечала на бесчисленные вопросы Армана, глядя на него с той очаровательной снисходительностью, с которой красивая и умная женщина может смотреть на невзрачного и недалекого мужчину. Даже Сабрина вступила в разговор, а Мишель вполне сносно поддерживал беседу с виконтом, расспрашивая того о нынешнем обмундировании солдат французских пехотных частей и знаменитых крымских шинелях.