а гордую женщину Светлова. — Вот она, широта мышления, дерзость быть самим… не стесняться, что ты Пысь… Инара Пысь! Человек третьего тысячелетия… Человек будущего… каким и представлял его себе Антон Павлович Чехов… Человек, свободный от предрассудков и тщеславия… Кто бы мог подумать, что этого человека будут звать Инара Пысь?!»
Между тем под напором и градом молний старушки, мало-помалу продвигаясь и пятясь к двери, окончательно ретировались. Можно сказать, сошли на нет.
У Светловой осталось ощущение, что грозная вдова просто выдавила их своим напором из кабинета как нечто раздражающее и малосущественное.
Увлеченная созерцанием этой невиданной энергии, Светлова даже не заметила, как осталась в кабинете с Инарой Оскаровной наедине.
— Садитесь! — торопливо и нейтрально любезно пригласила вдруг Хованская Светлову, едва старушки окончательно скрылись из виду. — Вы из газеты?
Это была еще одна удача… Ее перепутали!
Светлова не стала ни опровергать, ни подтверждать это предположение. Более того, она поторопилась польстить.
— У вас такая фамилия! — изображая на физиономии крайнюю степень восхищения, поторопилась заметить Светлова. — Говорят, род Хованских берет начало от самого Гедиминаса?
— A-а… Бросьте! — равнодушно махнула рукой вдова. — Не доставайте меня, умоляю, и вы этими вашими Гедиминасами. Накушалась. Надоело, знаете, пока была замужем… Кстати, вполне верю, что фамилию Хованские, как утверждают некоторые авторитетные источники, нынче в России носят потомки крепостных, которые принадлежали когда-то князьям Хованским, а никак не сами князья…
— Вот как?!
— Судя по моему усопшему супругу, это именно так — признаки холопа были налицо. А в общем-то, наплевать… крепостные… князья…
— Ну что же… конечно… — неуверенно заметила Светлова. — Свобода от предрассудков и тщеславия — это и есть, без сомнения, истинная свобода…
— А вы, собственно, по какому конкретно делу?
— Видите ли… Мы… в газете… проводим собственное расследование обстоятельств смерти депутата Хованского. Очень странных, на наш взгляд.
— Любопытно… По телефону вы говорили совсем о другом… Что же в них странного? — грозно поинтересовалась вдова. — Кого надо, уже объявили, насколько мне известно, в розыск!
— «Кого надо» — это, надо полагать, некоего Ладушкина?
— А вы осведомлены… — Хованская задержала на Светловой внимательный взгляд.
— Скажите, — как можно вежливее спросила Светлова, — какова должна быть причина, повод, мотив, чтобы нанятый детектив, этот самый Ладушкин, успешно выполнив задание и рассчитывая на хороший гонорар, вдруг убил своего заказчика — то есть, по сути дела, курицу, которая должна была снести золотое яйцо?
— Значит, были, — усмехнулась Инара Оскаровна, — и причина, и повод, и мотив… если вашего горе-детектива теперь объявили в розыск.
— Нашего?! — Светлова старательно изобразила изумление.
— Ну, разумеется, вашего! — снова хмыкнула вдова, окинув взглядом Анину фигуру. — Вы ведь не из газеты, суду по тому, с каким жаром его защищаете… Жена или подружка?
Аня промолчала. Более всего Светловой хотелось попробовать решить дело полюбовно. Если бы вдова сняла свои обвинения с Ладушкина… Ах, если бы… Тогда бы Светлова могла со спокойной совестью отправляться восвояси и принимать витамины…
— А на ваш вопрос я все-таки отвечу! — прервала затянувшееся молчание Хованская. — Хоть и не обязана этого делать. Впрочем, вы сами и ответили на него… Вы ведь сказали: «Успешно выполнивший задание!» Как вы, наверное, догадываетесь, «успешно выполнивший задание» — в применении к детективу означает открывший какую-то тайну… Так?
— Так…
— Неужели вы полагаете, что такой человек, как мой Федор, потерпел бы, чтобы кто-то был в курсе этой самой открывшейся тайны? Его тайны! Милая моя, судьба очевидца и свидетеля никогда не была завидной.
— То есть… не поняла… Что же это означает в нашем случае?
— Скажу вам откровенно… поскольку могу себе позволить эту роскошь — говорить откровенно… Федор Федорович, конечно, занятой человек, но он бы нашел время для того, чтобы организовать похороны вашего детектива. Попросту говоря, убрать его. Так что у вашего Ладушкина были все основания оставить на телефонной трубке это отравляющее вещество. Он неглупый парень и, очевидно, почувствовал, куда ветер дует… Лучшая защита — нападение.
— Неужели вы это серьезно?
— Нет. Шучу. А может быть, ответ на ваш вопрос и еще проще. Федор был на редкость скуповат. Он мог кинуть вашего Ладушкина — не выплатить гонорар. И ваш сыщик ответил адекватно.
— Но…
— Поверьте, я знала своего мужа. Успех моей семейной жизни на том и основывался, что я всегда знала, что Федор сделает. И всегда — заметьте, всегда! — предупреждала его ход. Так что у вашего Ладушкина, поверьте моему знанию, были все основания защищаться.
— И вы действительно верите, что вашего мужа убил Ладушкин?
— Не сомневаюсь.
Мировой не получалось.
И Светлова решила перейти в наступление. Не хочет по-хорошему, значит, пора заканчивать с пряниками — и идти дальше.
— Все-таки непонятно ваше спокойствие, госпожа Хованская, по поводу вашего собственного алиби… — задумчиво заметила Аня.
— Э-э… да вы, оказывается, нахалка, — довольно спокойно отреагировала на это замечание Инара Оскаровна.
— Нет, ну в самом деле… — не сдавалась Светлова. — Алиби-то у вас так себе… Вот докажут, что Ладушкин непричастен, и становитесь подозреваемой номер один — вы…
— Пугаете? — усмехнулась Хованская. — Не старайтесь. Мне нисколько не страшно.
— Нет, ну правда, сами подумайте… Что, собственно, такого уж непоколебимого в вашем алиби? Вот вы утверждаете, что вас не было в квартире в момент убийства… Так?
— А какие в этом могут быть сомнения?
— Ну да… Якобы вы только-только прилетели в Москву, взяли в Шереметьеве такси и поехали домой… И вошли вы в квартиру не одна — таксист поднялся вместе с вами, внес вещи… Якобы вы нашли мужа в квартире уже мертвым, и есть тому свидетель…
— Представьте, все именно так!
— Да вся ваша невиновность, Инара Оскаровна, по сути дела, подтверждается лишь очень приблизительным хронометражем. Посчитать минуты немного по-другому — и от вашего алиби ничего не останется. Хотите, посчитаем?
— Нет, не хочу, — равнодушно ответила Хованская. — Нисколько, знаете ли, мне это не интересно.
— Напрасно вы так нелюбопытны… — вздохнула Светлова.
И этот сочувственный вздох Инаре Оскаровне явно не понравился.
— А вот вы могли бы ответить… — перешла она в контратаку. — Зачем мне? Зачем мне убивать курицу, несущую золотые яйца? Зарплата, привилегии, в конце концов, взятки депутата, знаете ли, не наследуются вдовами! Этим я в корне, голубушка, отличаюсь, заметьте, скажем, от супруги бизнесмена. Зачем же мне убивать собственного мужа? Мотив?
— Да, но… Такие милые пустяки, как элитная квартира, дача, сбережения… В конце концов, те наличные деньги, которые исчезли из сейфа в день смерти вашего мужа и в краже которых вы обвинили частного детектива Ладушкина. Ведь это вы их взяли, чтобы подставить Ладушкина, не так ли?
— Я их взяла, потому что это мои деньги! — гневно сверкнула глазами Хованская. — А что я при этом имела в виду — это уж не ваше дело! А что касается «подставить»… Не скрою… Когда мы поднялись с таксистом в квартиру и я увидела, что Федор Федорович мертв, комбинация, которая ставила бы на этом вашем нахальном и порядком надоевшем мне сыщике Ладушкине крест, пришла мне в голову…
— Ну вот видите…
— Понимаете, голубушка… Сейф Федора, который он обычно закрывал, был открыт… И смерть мужа была, судя по всему, внезапной… Даже чашка с едва отпитым чаем, стоящая на письменном столе, была еще теплой…
— И что же было дальше?
— Я, разумеется, взяла деньги из сейфа… Ну, не оставлять же милиционерам? Все равно пропадут во время «осмотра места происшествия»…
«Однако довольно откровенно…» Светлова с удовлетворением отметила про себя неоднократно произнесенное слово «голубушка» и некоторые вполне человеческие нотки в голосе вдовы. У нее даже появилась надежда на «контакт».
— Не радуйтесь. — Вдова словно прочитала ее мысли. — Надеюсь, моих отпечатков на сейфе при этом не осталось… Видите ли, все было так внезапно… Когда мы с таксистом только вошли, я даже не успела снять перчаток… И это оказалось, как вы понимаете, кстати. Так что я могу быть откровенной с вами — вы все равно не сможете подтвердить мои слова.
— А что было потом?
— В раскрытом настежь сейфе, кроме денег, лежали еще пленки… Ну, те самые — из видеокамер, которые установил ваш сыщик у нас в квартире… В спальне — вот дурак! — и в холле у входной двери. Пытался меня подловить, подлец!
— Да не обижайтесь вы… Это у него профессиональное, — без особой надежды на успех попробовала все-таки обелить несчастного Ладушкина Аня. — Ничего личного, понимаете?
— И понимать ничего не хочу! Подлец, и все тут. И дурак к тому же! Достаточно вам сказать: на этих пленках ничего компрометирующего меня, разумеется, нет. А вот о том, что они существуют, я знала точно и с самого начала…
— Откуда?
— Вот уж неважно, дорогая… — отмахнулась вдова. — А что сами эти пленочки — хороший повод упрятать вашего Ладушкина лет на пятнадцать, я сразу поняла! И сейчас не сомневаюсь. Так что деньги из сейфа я взяла, а пленки оставила. Только и всего. Просто потому, что деньги мне были нужны, а эти дурацкие пленки — нет. Не нужны. Я не подставляла вашего Ладушкина. Ваш сыщик сам подставил себя. К тому же, повторяю, я совершенно не исключаю возможности, что моего Федора убил действительно он.
— Помилуйте…
— Ну, а насчет «пустяков», которые вы перечислили… элитная квартира, дача, сбережения… В том смысле, есть ли у меня мотив? Увы… И дураку понятно, что я первый на свете человек, который обязан был с мужа пылинки сдувать. Я более чем кто-либо была заинтересована в том, чтобы Федор Федорович жил и здравствовал.