Конечно, многое зависело от случая и от удачи. Все-таки их пустырь «мертвых собак» — это вам не сама Гримпенская трясина, а только «как Гримпенская трясина». Так что пятьдесят на пятьдесят, что старик мог вполне благополучно добраться до метро.
Но, видно, повезло…
Поздно вечером — звоночек на эту Якиманку…
И его соседка ответила: «Еще не пришел!»
Очень хотелось переспросить ее: «Еще не пришел или уже не пришел?» Но пришлось удержаться от этого черного юмора.
А Ропп так и не вернулся домой.
Его больше не было!
Исчез.
Но, увы, опять оказалось, что тяжкие труды еще не закончены…
Снова стали грозить тем же самым… Опять разговор об этих пленках!
Ну что ж…
Было сущим пустяком узнать адрес Ладушкина, по которому, разумеется, легко было найти и его хитроумную супругу, слишком заинтересовавшуюся этими треклятыми пленками.
Да, оказалось, она тоже там прописана и там же проживает… Генриетта Ладушкина!
Надо же… сколько раз уже навещала их дом, а даже, хитрая, не удосужилась назвать свою фамилию. Все Генриетта да Генриетта… Имя-то чудное какое все-таки…
А про то, где живет, молчок… Ни разу, хитрая, не упомянула.
Но все предосторожности этой Генриетты оказались бесполезными — ее разыскали… Расшифровали.
И навестили…
Конечно, следовало сделать все, чтобы напугать! Женщины в таком положении особенно впечатлительны.
Правда, само покушение, увы, не удалось…
И плохо, что где-то был потерян Лелин пластмассовый утенок — игрушка, которым имитировалось «ужасное» пощелкивание…
Что ж… Теперь надо думать о том, как завершить начатое. Например, в следующий раз, когда эта светловолосая Генриетта приедет в гости, — пригласить ее на прогулку. На пустырь «мертвых собак». Но для этого следует купить живую собаку… Да, надо купить щенка. И тогда они пойдут вместе с Генриеттой — ха-ха, не возражаете? — погулять!..
А уж чем окончится эта прогулка…
Щелк — хруст, щелк — хруст… Опять мерещится… чудится в тишине квартиры этот звук…
Надо зажать уши пальцами! А то этот треск, этот хруст старческих костей просто стоит в ушах.
Но останавливать это не должно. Ведь все продумано! И столько уже сделано…
Не сможет больше грозить господин депутат. Старик Ропп как свидетель не представляет более опасности. Нет в живых вдовы Хованского, обладательницы разоблачительных пленок. Наконец-то умерла в Мюнхене Витенгоф.
Сами пленки, правда, заполучить пока не удалось… Но если пригласить на прогулку в сторону «Гримпенской трясины» эту беспокойную Генриетту, то и пленку предъявлять будет некому.
Глава 22
Светлова взяла эти данные в паспортном столе. В общем, не за дорого… По обычному, существующему у паспортисток тарифу.
Увы! Внимательное изучение списка жильцов мало что прояснило.
Надо же такое! Иногда кажется, что московские дома вообще населены одними пенсионерами… А тут: не подъезд, а почти олимпийская сборная! Сплошь и рядом все жильцы — или молодые, или среднего возраста… Несколько раз попадались, впрочем, экземпляры постарше. Но это были старушки, а не старики.
Однако Светлова не собиралась на этом успокаиваться. Слишком многое, увы, не давало ей покоя… И она начала свой обход. Надо сказать, что продолжался он недолго. И закончился, едва начавшись.
…На этом этаже Анна позвонила сразу во все четыре квартиры. И терпеливо принялась ждать.
Три квартиры ответили Светловой молчанием.
Четвертая — тоже.
Она уже собиралась уходить, когда услышала этот звук…
Из-за двери, откуда-то из глубины квартиры, ясно приближались шаги. Шаркающие, волочащие по полу спадающие тапочки, стариковские шаги…
Ее явно изучали — томительно долго! — в «глазок».
— РЭУ. Открывайте! — строго приказала Светлова.
И — о, чудо! — дверь все-таки отворилась.
На пороге квартиры стоял старик. Совершенно древний. Из тех, что «песок сыплется»…
— Имя, отчество, фамилия? — не давая одуванчику опомниться, строго спросила Светлова.
— Камкаев Иван Петрович.
— Вы что же, тут не прописаны? — еще строже поинтересовалась Аня.
— Да нет. Я это… К внучке приехал из деревни, погостить, — прошамкал виновато Иван Петрович.
— Давно?
— Да уж с полгодика.
— Плохо, — строго заметила Светлова, — это очень плохо. Закон нарушаете. А вы хоть знаете, что за это штраф полагается огромный?
— Да что вы! — испугался Петрович. — А сколько?
— Много, — задумчиво и обтекаемо ответила Светлова. — Да не хочется ведь с вами так поступать… И так ведь, наверное, не густо в кармане?
— Ой, не густо! — согласился Петрович.
— Подрабатываете, наверное?
— Подрабатываю… по мере сил.
— Поручения какие-нибудь, верно, выполняете?
— Поручения? — Иван Петрович безо всякого удивления поглядел на Аню. — Есть такое дело.
— Да?
— Да. Иногда попросят меня кое-какие поручения исполнить. Бывает.
— А вы?
— Ну, так я и исполняю. Не отказываюсь. За подарочек или за денежку. Что ж худого? Я ведь не ворую.
— А что же вы делаете?
— Ну, передать что-нибудь попросят…
— Письмо, например?
— Точно… Письмо.
— А еще?
— Ну, разыграть кого-нибудь попросят. Вот тут позвонить одному человеку попросили — узнать, как идет расследование. Повозмущаться надо было… Этак, знаете, по-пенсионерски… Мол, опять громкое дело раскрыть не можете?! Ну что ж… мне нетрудно. Я ведь в юности вообще артистом мечтал стать… Способности, знаете…
— А фамилия этого «одного человека», которому звонили, случайно не Феоктистов?
— Точно! Феоктистов, — согласился, подумав, Петрович.
— Ну, а еще какие поручения были?
— А еще говорит: Петрович, выйди на лестницу где-нибудь в час дня, погляди из окна во двор. Не приехала ли машина бутылки принимать?.. Ну, я сделаю, конечно. Выгляну — и быстренько обратно. Сериал ведь в это время идет. Так я в рекламную паузу укладываюсь, чтобы ничего не пропустить. Потом позвоню, проинформирую: мол, не приехала еще машина…
— Укладываетесь, значит, в рекламную паузу?
— А то… Шмыг-шмыг, туда и обратно, даже дверь не закрываю. Гляну в окно — и домой обратно. К телевизору.
— Шмыг-шмыг, значит? Только что были — и уже нету?
«Лестничный призрак» смущенно поправил сбившиеся набок тапочки.
— А что — нельзя?
— Нет, почему же… пожалуйста. — Светлова вздохнула. — Не возбраняется… И кто же, разрешите полюбопытствовать, вам такие поручения дает?
— Э-э, нет… — понятливо блеснул глазками старик. — Никак не могу! Вот это мне строго-настрого говорить запретили.
И Петрович хрустнул от волнения пальцами.
— Остеохондроз! Отложение солей… — пояснил он, заметив, что Светлова чуть вздрогнула.
— Понятно.
«Петрович… Худой, костлявый, согнувшийся крюком, седые волосы растрепаны… Как высохшая от времени мумия. Не старик, а сущее привидение», — думала Светлова, глядя на пенсионера Камкаева. Именно такое и примерещилось ей тогда на лестнице. На этой самой лестнице и примерещилось… Ведь квартира Глинищевых этажом ниже. А в общем-то, если отрешиться от мистики: древние старики похожи на призраков уже при жизни… И похожи друг на друга. Как этот вот Петрович… И Борис Эдуардович Ропп.
Никогда еще прежде Светловой не приходилось общаться так много со старичками и старушками… Рина Васильевна, Ропп, Витенгоф, теперь вот — «шмыг-шмыг — Петрович»…
А был еще тот… Ну, тот, что появляется, согласно преданию, в углу спальни в канун рокового часа и колышется там в белесом мареве… Строго говоря, его, конечно, не было. Только казалось, что он есть.
— А какой сериал вы смотрите, Иван Петрович? — поинтересовалась напоследок Светлова.
— Да «Тропиканку»… чтоб ей! Ну не оторвешься… такой зажигательный.
В тот раз, когда примерещился старик, подумала Светлова, она уезжала от Глинищевых во втором часу дня…
Стало быть, «Тропиканка»…
Дома Светлова заглянула в программу. Эта самая зажигательная «Тропиканка» начиналась в час.
«Мне пора укладывать ребенка спать», — помнится, сказала ей тогда Алена и выпроводила за дверь.
«Во-первых, им надо с кем-то оставлять ребенка… — рассуждала сама с собой Светлова. — Кто-то остается с дочкой… А кто-то…»
Что, если это он?
По Аниной просьбе, Дубовиков, используя «свои возможности», навел справки в учреждении, где работал Глинищев.
Там, в этом учреждении, к счастью, все оказалось чин чином — вахта, проходная…
— Алексей Глинищев? Да уж у нас все отмечено! Это кругом бардак, а у нас порядок — как был, так и остался, — объяснили капитану на вахте. — Хоть к зубному тебе, хоть к гинекологу, а покидаешь рабочее место — сделай запись, отметься.
— И?..
— А вот, пожалуйста! Пятого, восемнадцатого, опять пятого… Отпрашивался по семейным обстоятельствам.
Пятого, восемнадцатого, опять пятого…
Светлова рассыпалась в комплиментах, благодаря капитана Дубовикова за «проделанную работу».
Оставалось сопоставить эти числа.
Что ж…
Выходило, что в один из этих дней «старик» и совершил нападение на Генриетту.
Теперь многое становилось ясным… Однако отчего-то эта ясность не прибавляла Светловой и Генриетте оптимизма.
Ибо чем ясней становилась картина преступления, тем очевиднее было, в каком тупике оказался подозреваемый Ладушкин. Даже если они, Аня и рыжая, точно узнают, кто, когда и как, — это будет, увы, знание, не имеющее практического применения… Для личного пользования, так сказать, а вовсе не для свершения правосудия. Ибо все было проделано преступником настолько чисто, что доказательств, которые заставили бы милицию переключиться с Ладушкина на настоящего преступника или уж тем более — заставили виновного прийти с повинной, найти им, увы, оказалось, не по силам.