Он вскочил на ноги, отряхнул колени от налипшей глины и мелкой щебенки, выпрямился.
— Кыргызское оружие? Доспехи? По всему получается, это могила кыргызской княжны! Странно! Почему ее похоронили под острогом, но по православным обычаям?
По его взгляду было понятно, что текст из найденной бумаги стоит у него перед глазами, не дает покоя, тревожит…
— Может, все проще? — тихо заметила Татьяна. — Она приняла крещение…
— Вполне возможно, что приняла! — поморщился Анатолий. — Но тогда непонятно, почему ее похоронили не возле церкви, а за острогом, а в гроб положили в боевых доспехах, при оружии и украшениях? Это ж язычество! Впрочем, иных военачальников и в более поздние времена хоронили с оружием и наградами. А дама, судя по всему, была боевой!
Татьяна поняла, он рассуждает вслух, чтобы скрыть волнение. И потрясен едва ли не сильнее ее. С первых слов, прочитанных им, она поняла, кто лежит в этом гробу: Айдына, с которой срослась кожей и кровью в своих удивительных снах. Кто кроме нее? Но отчего она умерла? Или погибла? А может, это ее воины напали на острог и сожгли его? Но почему же тогда приняла православие, если все-таки уничтожила острог? И хоронили ее, похоже, не родичи, а русские, защитники крепости. И воевода, уж не Мирон ли Бекешев? Но, если Айдына рано погибла, откуда у потомков князя азиатские черты лица?Она стиснула кулаки. Столько вопросов! Но ни один из них она не посмела бы задать вслух, потому что никто, даже Анатолий, не в состоянии был на эти вопросы ответить. Но все же откуда взялась эта информация, если Анатолий никоим образом не смог отыскать ее в архивах? Кто тогда отыскал? Где?
Похоже, их мысли снова текли в одном направлении, потому что Анатолий потер лоб и задумчиво произнес:
— Бумажку потеряли грабители. Я в этом не сомневаюсь. Но где они нашли текст? Откуда взяли? Судя по стилю, это перевод со старорусского. Значит, переводил специалист… И узнали о погребении недавно. Совсем недавно. Иначе перекопали бы овраг еще до нашего появления. Или это фальшивка? Есть такие предприимчивые товарищи, которые продают информацию для кладоискателей. Бывает, недостоверную, но денег огребают достаточно.
Он вздохнул и посмотрел на Татьяну.
— Ты как-то говорила о кыргызской княжне, Айдыне… И князе Бекешеве. Может статься, эта чаадарская княжна жила на самом деле. И любовь ее к русскому воеводе отнюдь не сказка. При условии, что все написанное в бумажке — чистая правда!
Как бы ей хотелось обрадовать его, сказать, что он не ошибся. Жила Айдына! Еще как жила! Если любила, то всей душой! Если ненавидела, то от всего сердца! Плакала в горе и смеялась от счастья, злилась на неудачи и радовалась победам. Сражалась с врагами, твердой рукой наводила порядок в улусе и в войске… Отчаянная, бесстрашная красавица Айдына! Сердце Татьяны мучительно сжалось. Неужели там, в гробу, лежит то, что от нее осталось? Ей стало страшно. Ведь это все равно что увидеть собственные кости. Нет, пожалуй, такие встряски не для нее!
— Анатолий Георгиевич, понесли бы уже домовину, а? — умоляюще посмотрел Сева. — Ну не терпится посмотреть!
— Подожди! — Анатолий обвел взглядом всех поочередно. — Дайте слово, что никому не проболтаетесь ни об этой бумажке, ни о том, что найдем в домовине. Даже родной маме, даже любимой девушке. Даже, если мы обнаружим там пару бронзовых бляшек. Пока я не позволю говорить, рты — на замок. Я не шучу. Вы видели, на что пошли копатели? Мне кажется, на этом они не остановятся. — Он неожиданно перекрестился. — Господи, не лишай меня Открытого листа! Чую, влетит мне по первое число. По правилам вскрытие домовины нужно производить на месте обнаружения. — И вздохнул: — Ладно, чего там… Бог не выдаст, начальство не съест!
— А Люсьен можно сказать? — робко поинтересовался Сева.
— Люсьен без тебя все увидит, — усмехнулся Анатолий. — Она давно уже в камералке.
— Я пойду, — сказала Татьяна. — Посмотрю, может, нужно помочь Ольге Львовне и Людмиле.
— Давай! — кивнул Анатолий и прокричал уже вслед. — Бумагу не потеряй. И никому больше не показывай.
— Хорошо! Я все поняла! — ответила она и направилась по тропинке вниз к лагерю.
Прежде чем нырнуть в заросли, Татьяна оглянулась. Анатолий и ребята, с красными от напряжения лицами, опускали домовину на разостланный брезент.Глава 19
Обратный путь всегда короче. Татьяна не заметила, как проскочила самый трудный, заросший ольхой участок оврага. Странное чувство, что кто-то смотрит в спину, не отпускало, пока она пробиралась сквозь кусты. Она понимала, что это всего лишь воображение. Кому нужно следить за ней, тем более — нападать? И все же, когда вышла на открытое место, облегченно вздохнула.
В овраге все еще было тенисто, сыро и прохладно. Солнце давно поднялось над соснами, но его лучи не проникали в ложбину. Комаров стало меньше, отовсюду звучали птичьи голоса, а чуть выше, на склоне, в пятнах солнечного света уже порхали над цветами бабочки, трещали крыльями стрекозы. На камне дремала ящерица. Но стоило Татьяне подойти ближе, она мгновенно юркнула под листья аконита, чьи соцветия готовы были вот-вот распуститься.
Безмятежный покой царил вокруг, а в душе у нее бушевала буря. Никогда ей не было так страшно. Как она объяснит Анатолию, Ольге Львовне, что ее трясет, как в лихорадке, от одного предположения, что надо заглянуть в гроб? Как объяснить свое нежелание смотреть на то, что находится в домовине? Она — не трусливая барышня и в ином случае тоже умирала бы от любопытства и охотно глазела бы на драгоценности, окажись они в домовине. Но только в ином случае… Если не знала бы, что там лежит Айдына…
— Татьяна! — громко окликнул ее женский голос.
Она вздрогнула от неожиданности и остановилась.
— Не пугайся! Это всего лишь я.
Сверху на нее смотрела Ева.
— Вы? — удивилась Татьяна. — Уже вернулись?
— Вернулась, — Ева бегом преодолела склон. — Борис заартачился, не захотел ехать в город. Довезла его до села, нашла фельдшера. Договорилась, что полежит пару дней в местной больничке под капельницей.
— А как же рана?
— Я сама ее зашила, — Ева лихо махнула рукой. — Дел-то на пару минут! Пять стежков.
— Так вы врачом работали? — догадалась Татьяна.
— Ну, не совсем врачом, — усмехнулась Ева. — Мединститут и вправду окончила, но после работала в судебной медицине, криминалистике. Десять лет уже занимаюсь антропологией.
— Анатолий говорил мне, что вы антрополог, — кивнула Татьяна и поинтересовалась: — Вы его ищете? Так он там, — махнула она в сторону зарослей, — с ребятами из экспедиции. Несут, наверно, домовину в камералку.
— Так я побегу? — Ева улыбнулась. — И чего ты «выкаешь» на каждом шагу? У нас тут все на «ты»? Привыкай!
— Привыкаю, — Татьяна улыбнулась в ответ. — Меня в камералку прогнали, чтобы не путалась под ногами.
— Правильно, — Ева нахмурилась. — Ноги-то береги! Вон, кеды промокли. Беги уже!
И уже в спину ей бросила:
— Я, конечно, женщина грубая, но не страшная! Так что не робей, Танюша!
Танюша? Надо же! С чего вдруг такая перемена? Она оглянулась, но Евы и след простыл, только кусты колыхались за ее спиной.
Татьяна пожала плечами, усмехнулась. Ей всегда казалось, что она научилась прятать свои эмоции. Получается, нет! Ева мигом все вычислила. Неужели и страх, и боль, и тревога так ясно читаются на ее физиономии? Как же она выглядела в Евиных глазах, если та ей сказала «не бойся»? Испуганной, неуверенной в себе девицей, которая шарахается от каждого куста и чуть что хлюпает носом? Хорошенького же она мнения о ней!
Она топнула в сердцах ногой и чертыхнулась от досады. Грязные брызги разлетелись в разные стороны, впрочем, джинсы не слишком пострадали. Куда больше, если и так промокли до колен? Зато она осознала, что до сих пор стоит в луже, хотя до камералки рукой подать, а ее вот-вот нагонят Анатолий и его добровольные помощники. Их голоса раздавались совсем близко.
Тогда она резко прибавила шаг. Вот и камеральная палатка. Навстречу вышла Людмила с тазиком в руках.
— А где остальные?
— Сейчас придут, — ответила Татьяна.
— Мы все подготовили, — похвасталась девушка и выплеснула грязную воду на траву. — Ольга Львовна прилегла пока. Совсем у нее спина разболелась! — Бросив тазик возле палатки, крикнула на бегу: — Я к нашим навстречу!
И тоже скрылась в зарослях ольхи, затянувшей овраг.
Татьяна вошла в палатку. Ольга Львовна лежала на раскладушке и подняла голову при ее появлении.
— Вернулась?
— Вернулась, — кивнула Татьяна. — Ребята вот-вот домовину принесут. — И подошла к раскладушке. — Совсем расхворались?
— Не то слово! — вздохнула Ольга Львовна. — Некстати все! На тебя одна надежда. — И заторопила: — Переодевайся быстрее, а то обе сляжем, Анатолий с ума сойдет.
Татьяна быстро переоделась в шорты и чистую майку. Грязные кеды оставила снаружи: будет время — отмоет в ручье. И снова вернулась в палатку, подала Ольге Львовне папку с приклеившейся к ней бумагой, еще влажной на ощупь.
— Прочитайте. Нашли в траве недалеко от того места, где напали на Бориса.
И присела на скамью.
Ольга Львовна поправила очки, поднесла папку ближе к глазам, прочитала. На лице ее отразилось недоумение.
— Неужели правда? Что-то слабо верится.
— Толик тоже сомневается, — вздохнула Татьяна. — Но скоро увидим…
Громкий шум снаружи заставил ее замолчать. Тут же на входе возникла Людмила, отвела в сторону брезентовый полог. Послышался голос Анатолия:
— Заносим, заносим! Осторожнее, Сева, не запнись!
Следом показались спины ребят. Пятясь, они несли домовину, придерживая ее за один конец. С другой стороны — Анатолий и Ева.
— Ставим на стол, — приказал Анатолий.
— А выдержит? — Сева опасливо оглянулся.
— Выдержит! — подала голос Ольга Львовна. — Он Пал Палыча выдержал, когда тот лампочку в патрон вкручивал. Только полиэтилен подстелите.