Мэлон стоял ошарашенный, загипнотизированный ее неожиданным поведением.
Наконец она нашла слова, и невнятная жалоба полилась с ее губ.
— О, Господи, о, Господи, Господи, нет, — говорила она. — Я… не могу в это поверить. О, Господи, помоги нам. Неужели кто-то… неужели вы могли поверить… поверить во всю эту бессмыслицу, эту чушь — и сделать такое! Мир сошел с ума, и вы самые ненормальные из всех — самые ненормальные, что приняли это за чистую монету, что даже вообразили себе…
Пораженный, Мэлон схватился за спинку стула, чтобы обрести равновесие. Он старался не замечать реакции остальных, но не мог не осознавать того факта, что все трое смотрели на него.
— Нет — нет — нет, мне наверняка снится кошмар, — она задыхалась, кашляла, стараясь сохранить здравый смысл. Она снова заговорила, отчасти про себя, отчасти обращаясь к ним. — Я это знала. Я знала, что нужно было выгнать этого лживого Пита с самого начала — этого бесчувственного идиота Ленхардта. Я должна была вышвырнуть его в самом начале — с его гладкой болтовней о новой, освобожденной женщине, о новом типе кинозрителей, о попытках изменить мой имидж, о стремлении привлечь побольше мужчин. Возбуждать молодежь, чтобы повысить кассовые сборы — твердил мне этот мерзавец — ради моего фильма, ради моего будущего. А я не обращала внимания, не беспокоилась, позволяя ему править бал, проводить кампанию так, как ему нравилось, позволяя ему превращать меня в то, чем я на самом деле не являюсь, чем я никогда не была и никогда не смогла бы быть. Шэрон, ты слишком пассивная вне экрана, повторял он мне. День пропадает впустую, если звезда может быть только объектом обожания, твердил он. Времена изменились, и ты должна меняться вместе с ними, Шэрон, бубнил он мне. Тебе следует говорить открыто, общаться искренне, утверждать, что ты хочешь мужчин так же, как и они хотят тебя, говорить, что женщины обладают теми же желаниями, что и мужчины, быть смелой и агрессивной и дать всем понять, что ты стремишься к мужчинам, которые такие же смелые и агрессивные. Таков современный подход, все должно быть честно и неприкрыто, независимо от того, согласна ты с этим или нет. Мне было наплевать, я ничего не соображала. Я позволила ему продолжать в том же духе. Но даже в самых диких своих фантазиях я и вообразить себе не могла, что и в самом деле найдется кто-то, кого увлечет эта показная ерунда, эта бумажная ложь и он примет эту ложь за… как бы за… приглашение.
Эта исповедь стала переломным моментом в ее настроении, потому что теперь она смотрела на Мэлона со смесью жалости и осуждения.
— Кто бы вы ни были, вы должны мне поверить. Это все — куча вранья, каждое слово вранье. Я ни единого раза не сказала такого, что вы мне тут читали. Эти интервью придуманы журналистами с чрезмерно развитым воображением и подписаны моим именем. Я могу это доказать. А вы, вы жалкий, легковерный дурак, вы это проглотили целиком. Неужели вы ни о чем не подумали перед тем, как начать действовать таким ненормальным образом? Неужели вы не спросили себя: какая нормальная женщина захотела бы, чтобы ее силой взяла толпа незнакомцев? Разве найдется такая женщина, которая хотела бы, чтобы ее накачали наркотиками, утащили неизвестно куда, привязали таким образом — если она психически нормальна? Любой здравомыслящий мужчина смог бы ответить на эти вопросы. Но — нет, только не вы. Что же, вы можете мне поверить. Я — не то, за кого вы меня принимаете. Ничего подобного…
— Но вы именно такая, — настойчиво заметил Мэлон. — Я знаю, что вы такая. Я слышал ваши собственные слова, когда никто другой за вас это не придумывал. Я слышал вас по радио и по телевидению. У меня есть магнитофонные записи. Я могу включить их для вас.
— Что бы вы ни услышали на этих лентах, что бы ни услышали… — Шэрон тряхнула головой. — Поверьте мне, вы должны мне поверить — я просто шутила, обманывала, или, может быть, я недостаточно ясно выражалась и вы неправильно поняли мои слова. Вы мне еще станете говорить, что я сексбомба номер один во всем мире, что я сексуальнее, чем любая средняя женщина, и значит, что мне нужно больше мужчин.
— Это правда, что вы более сексуальны, вы знаете, что это так, — Мэлон заметил, что его тон стал просительным. — Всем известно, что я прав. Я видел вашу игру и то, как вы получаете удовольствие, демонстрируя свое обнаженное тело в кинофильмах. Я слышал все о вашей интимной жизни, о ваших шальных выходках. Почему вы сейчас пытаетесь сделать вид, что вы другая?
— О, Господи, вы, мужчины, такие дураки! — воскликнула Шэрон. — Я актриса. Я играю. Я притворяюсь. Все остальное — это легенда, фольклор, ложь в целях рекламы. Между тем, какой вы меня представляете, и тем, какая я есть на самом деле, — огромная разница.
— Нет…
— Какой бы вы ни видели внешнюю сторону, какова бы ни была моя репутация, не верьте этому ничему. Мой публичный имидж — это один большой обман. Он дает обо мне совершенно неправильное представление. Внутри я обычная, нормальная женщина, с теми же страхами, комплексами и проблемами, как и большинство женщин. Просто так получилось, что я женщина, которая выглядит определенным образом, которая определенным образом была представлена публике и которая по случаю достигла известности. Но та женщина, за которую вы меня принимаете, — это ложь, это только поверхностный образ, не имеющий никакого отношения к реальности.
Слово реальность, подобно кинжалу, запало Мэлону в голову. Его великий эксперимент начинал разваливаться.
— Я просто чужое изобретение, — в отчаянии продолжала она, — существо, составленное в процессе работы тренеров, режиссеров, писателей, специалистов по общественному мнению, для того чтобы я превратилась в товар, которого желают и к которому стремятся мужчины. Но я не та, какой мужчины хотели бы меня видеть. Я такая же, как и любая другая женщина, которую вы когда-либо встречали. Вы должны это понять. В действительности я живу тихой, благопристойной жизнью, несмотря на свою известность. Что же касается мужчин, то я отношусь к ним так же, как к ним относится большинство женщин. Может быть, когда-нибудь я найду человека, который будет заботиться обо мне, так же как и я о нем. Если я его найду. Мне захочется выйти за него замуж. Я уже целый год не имела тех отношений с мужчинами, какие вы себе представляете. Сейчас меня больше интересует собственная индивидуальность. Мне хотелось бы знать, кто я есть. Я хочу принадлежать самой себе. Я хочу быть свободной, так же как и вы.
Остановившись, она бросила короткий взгляд на Мэлона, затем продолжила:
— Вас надули. Теперь вы знаете правду. Так признайте эту правду и давайте забудем все наше недопонимание. Отпустите меня. Розыгрыш закончился.
Мысли Мэлона неслись галопом. Он ощущал себя потерянным.
— Вы все это придумываете, — слабым голосом проговорил он. — Мы не могли ошибиться.
— Вы все же ошиблись, вы абсолютно не правы, так что, пожалуйста, оставьте эти глупости. Господи, о чем вы вообще могли думать? Что вы себе вообразили? Чего вы ожидали, когда привезли меня сюда?
Йост слез с подлокотника кресла и стоял у подножия кровати.
— Честно говоря, мисс Филдс, мы ожидали от вас дружелюбия и сотрудничества.
— Со всеми вами? За то, что вы сделали со мной такую ужасную вещь? Дружелюбие и сотрудничество? Каким образом? Как? Какого дьявола вы от меня ждете?
— Дайте я отвечу! — воскликнул Шивли, вскакивая на ноги и нависнув над Шэрон Филдс. — Слишком много ерунды здесь было сказано. Я буду говорить напрямую, леди. Я скажу вам, чего мы ожидали. Мы ожидали, что вы позволите нам вас оттрахать.
— Прекрати такие разговоры, — сердито потребовал Мэлон.
— Заткнись, ты, недоумок, — бросил ему Шивли. — С этого момента с этой хитрозадой дамой говорить буду я. Я послушал, как она болтает, стараясь устроить представление. И именно она занимается надувательством. Она привыкла так делать. Но меня ей не удалось ни на секунду сбить с толку. — Шивли с возмущением уставился на нее сверху вниз. — Леди, может быть потому, что вы — птица высокого полета, вы слишком хороши для нас. Позвольте мне сказать вам, что мне наплевать, насколько вы известны или богаты, — мы знаем все о вас и о том, что вы на самом деле собой представляете. Вы годами дурили голову вашим друзьям-мужчинам, богачам и шишкам. Чтобы просто бесплатно отделаться. И мы подумали, что это, в некотором роде, вас уже не очень-то развлекает, когда в вас суют свои органы какие-нибудь хиляки или гомосеки. Мы решили, что вы созрели для того, чтобы порадоваться встрече с действительно достойными мужчинами. Мы сочли, что как только вы нас увидите, подружитесь с нами, то вы получите удовольствие и мы получим удовольствие; мы поразвлечемся друг с другом, прекрасно проведем время на пуховиках. Мы все здесь не для того, чтобы играть в дурака. Мы собрались для того, чтобы вас оттарабанить. Это единственная причина, почему мы привезли вас сюда, и незачем больше заниматься ерундой.
Она пришла в состояние крайней ярости. Черты лица исказились.
— Вы… вы, жалкий ублюдок! — Она дергала и тянула веревки. — Вы еще более ненормальны, чем тот, другой. Вы… я не позволила бы вам прикоснуться ко мне даже посредством десятифутовой палки…
— Вы так сказали, и именно этим я и обладаю, леди, — заметил Шивли.
— Меня от вас тошнит, — она перекатила голову по направлению к Мэлону и Йосту. — Хватит с меня этого сумасшествия. Теперь отпустите меня, пока вы не попали в беду. Просто выпустите меня отсюда, если вы сделаете это прямо сейчас, я… я сделаю вид, что этого никогда не было, я сотру эти воспоминания из своей памяти. Люди могут обманываться, могут делать ошибки. Все мы люди. Я пойму. Давайте оставим и забудем это.
Шивли был неумолим.
— Я вовсе не собираюсь забывать этого, леди. Мы не отпустим вас, по крайней мере пока мы с вами не познакомимся поближе. Я бы хотел познакомиться с вами поближе. — Его глаза сузились, скользя по изгибам ее фигуры. — Да. Гораздо ближе. Так что давайте не будем спешить, леди. Мы вас отпустим, когда придет время. Но не прямо сейчас.