– Я не… – покачала головой Кэт.
У нее не нашлось слов, поэтому она придвинула ноутбук и принялась сматывать шнур, который ей подарил Эйбел (очень хороший подарок).
– Кэт… не надо. Я от тебя в шоке. Ты серьезно бесишься? Действительно считаешь, что я своровал твою идею?
Она вновь тряхнула головой и положила ноутбук в сумку.
– Ты злишься? – спросил Ник.
– Нет, – прошептала Кэт (библиотека все-таки). – Я просто…
Ох уж это «просто»!
– Я думал, ты порадуешься за меня, – сказал Ник. – Ты одна знала, как усердно я работал, сколько вложил в этот рассказ.
– Это да.
Она не могла этого отрицать. Ник, в отличие от нее, трепетно относился к их истории. Кэт больше заботило само написание и то удивительное чувство, что появлялось между ними, пока они работали. Она бы согласилась встречаться с Ником, даже чтобы писать некрологи. Или этикетки для шампуней.
– Я просто… – повторила Кэт. – Теперь мне нужно поработать над своим рассказом. Совсем скоро сессия.
– А ты не можешь поработать здесь?
– Не хочу учинить тебе пытку, щелкая клавиатурой, – пробормотала Кэт.
– Встретимся еще разок, прежде чем сдать рассказы? Ну, чтобы проверить.
– Конечно, – ответила она, кривя душой.
До лестницы Кэт дошла спокойно, но потом бросилась бежать. Одна, сквозь деревья и темноту.
В среду после экзамена по биологии Кэт села за компьютер, твердо решив не выходить из комнаты и не рыться в Интернете, пока не закончит проект по литературному мастерству.
Она собиралась написать хотя бы черновик. Пускай даже придется набрать что-то вроде: «Я, черт подери, не знаю, что пишу, бла-бла-бла».
Да, она все еще не определилась с сюжетом и героями…
Целый час Кэт убила на диалог между мужем и женой. Потом поняла, что в развитии сюжета нет ни подъема, ни спада: супруги просто спорили о брюссельской капусте, а та даже не являлась метафорой какого-нибудь глубокого понятия.
Затем Кэт взялась за историю о разрыве отношений одной пары, показывая все глазами их собаки. Далее переключилась на то, что именно собака разрушает этот брак, намеренно. Но бросила эту линию, ведь собаки ее совершенно не интересовали. Как и брак.
Она подумала: а что, если напечатать по памяти «антилюбовную» историю Ника? По крайней мере, это привлечет внимание профессора Пайпер.
А может, взять какой-нибудь рассказ о Саймоне и Базе и просто поменять имена? Это бы наверняка прокатило, не будь профессор Пайпер в курсе ее увлечений.
Тогда, может, использовать историю о Саймоне и Базе и изменить все ключевые моменты? Саймон станет юристом, а Баз – шпионом. Саймон копом, а Баз – владельцем пекарни. Саймон обожает брюссельскую капусту, а Баз вообще пес.
Кэт ужасно хотелось выйти в Интернет. Только проверить почту. Нет, она не позволит себе открыть окно браузера, даже чтобы посмотреть, как пишется «брюссельская»: с большой или маленькой буквы.
Вместо этого Кэт встала из-за стола и направилась в туалет. Она плелась по коридору, ища, чем бы отвлечься, но сегодня всех желающих подружиться и след простыл.
Вернувшись в комнату, она легла на кровать. Глаза закрывались сами собой, потому что ночь прошла за подготовкой к биологии.
Отчасти Кэт радовало, что теперь ее нервирует не Ливай, а ситуация с Ником. Правда ли он ей нравился? В смысле – Ник, ведь Ливай ей очень нравился. Или же ее привлекало все, что он собой представлял? Умный, талантливый, симпатичный. Как будто явился из времен Первой мировой войны.
Сейчас Кэт мутило от одной мысли о Нике. Ее обманули. Развели, как дуру. Планировал ли он украсть рассказ с самого начала? Или его подтолкнуло отчаяние? Кэт сама уже отчаялась.
Ник с его глупой историей!
История действительно принадлежала ему. Кэт в жизни не написала бы подобного. Героиня – глупая эксцентричная девчонка. Герой – глупый напыщенный мальчишка. И никаких драконов.
Да, это была история Ника. Но он заманил Кэт писать ее вместе. Самый что ни на есть ненадежный рассказчик.
Теперь ей хотелось поработать над своей историей – не заданием по литературному мастерству, а над «Так держать!».
«Так держать!» – вот что принадлежало Кэт. Ее читали тысячи людей. И тысячи ждали продолжения.
А что с итоговым проектом? Только одного человека волновало, закончит ли она этот рассказ. И им была вовсе не Кэт.
Она задремала, лежа на животе, даже не разувшись.
Проснулась в темноте. Неприятное и странное ощущение – заснуть при свете дня, а очнуться ночью, все задом наперед. Голова раскалывалась, на подушке осталось мокрое пятно от слюны. Такое случалось, лишь когда Кэт спала днем.
Она с трудом села и поняла, что звонит телефон. Незнакомый номер.
– Алло?
– Кэтер? – спросил тихий мужской голос.
– Да, кто это?
– Привет, Кэтер, это Келли. Келли с работы твоего отца.
Келли был креативным директором. Парень, выдвинувший идею с пандой.
Отец всегда называл его «чертов Келли»: «Этот чертов Келли заставил начать рекламную кампанию „Килпатрик“ с чистого листа…» или «Чертов Келли вбил в свою никудышную голову, что робот должен танцевать».
Но благодаря Келли у папы все еще была работа. Каждый раз, меняя агентство, начальник уговаривал его последовать за ним.
Эксцентричное поведение отца Кэт Келли считал творческой составляющей.
– Ваш отец гений, – как-то сказал он им с сестрой на рождественской вечеринке. – Его мозг просто создан для рекламы. Он как высокоточный прибор.
У Келли был мягкий вкрадчивый голос – парень будто пытался что-то втереть тебе каждый раз, когда открывал рот.
– Девчонки, вы уже пробовали коктейльные креветки? Они здесь потрясающие.
Сейчас при звуке вкрадчиво-рекламного голоса Келли по позвоночнику Кэт пробежал холодок.
– Здравствуйте, – сказала она.
– Кэтер, прости, что звоню в колледж. Сейчас ведь сессия? Мой сын, Коннор, говорит, что сессия.
– Ага, – ответила Кэт.
– Я нашел этот номер в мобильнике твоего отца. Я хотел сказать, что с ним все в порядке, все будет хорошо. Сегодняшний вечер – и, быть может, еще парочку дней – он проведет в больнице. В больнице Святого Ричарда…
– Что случилось?
– Ничего, он в порядке. Я серьезно. Нужно лишь вернуть ему душевное равновесие.
– Почему? Что произошло? Почему вы его туда отвезли? Это ведь вы его туда отвезли?
– Да, я сам привез его. Ничего страшного не произошло. Он просто ушел с головой в работу. Ты же знаешь, мы тут все такие. Это очень тонкая грань… но твой отец отказывался покидать свой кабинет. Он вышел только через несколько дней…
«Сколько именно дней? – подумала Кэт. – Что он ел? Ходил ли в душ? А может, забаррикадировал дверь столом? И выкидывал из окна седьмого этажа стопки листков со своими задумками. Или стоял в коридоре и кричал: „Вы все никчемные продажные твари! Каждый из вас! И особенно ты, Келли, чертов безмозглый лодырюга!“ Может, его пришлось выводить оттуда силой? Случилось ли это днем, когда все смотрели?»
– Значит, он в больнице Святого Ричарда? – спросила Кэт.
– Да, им как раз сейчас занимаются, чтобы он немного поспал. Думаю, сон поможет.
– Я уже еду, – сказала Кэт. – Скажите ему, что я еду. Он не навредил себе?
– Нет, Кэтер, никаких травм. Он просто спит. Уверен, с ним все будет в порядке. Просто ему пришлось туго последние пару месяцев.
Месяцев!
– Я уже еду, слышите?
– Конечно, – сказал Келли. – Я скоро отправлюсь домой. Это мой номер мобильника. Позвони, если что-то понадобится.
– Спасибо.
– Я серьезно. Что угодно. Ты же знаешь, как я отношусь к твоему отцу, он мой талисман удачи. Ради него я готов на многое.
– Спасибо.
Она повесила трубку раньше Келли. Больше не могла выносить этого. И немедленно позвонила сестре. Рен очень удивилась, но Кэт сразу перешла к делу:
– Папа в больнице Святого Ричарда.
– Что? Почему?
– У него был срыв на работе.
– Он в порядке?
– Не знаю. Келли сказал, что папа не выходил из кабинета.
– Чертов Келли! – вздохнула Рен.
– Ага.
– Представляю, как папе будет стыдно.
– Да уж, – сказала Кэт. – Поеду сразу, как найду машину.
– Келли сказал, что нужно приехать?
– В смысле?
– Сейчас ведь сессия, а папа наверняка накачан транквилизаторами до беспамятства. Позвоним завтра и узнаем, как у него дела.
– Рен, он в больнице.
– Клиника Святого Ричарда не простая больница.
– Ты не считаешь, что мы должны поехать?
– Думаю, сначала нужно сдать сессию, – ответила Рен. – Когда мы закончим, он как раз придет в себя. Тогда мы будем рядом.
– Я еду, – сказала Кэт. – Узнаю, сможет ли за мной приехать бабушка.
– Бабушка в Чикаго.
– Ясно…
– Если ты очень хочешь, то, насколько я знаю, тебя может подвезти мама. Если, конечно, это так важно.
– Нет! Ты издеваешься?
– Отлично. Забудь. Позвонишь мне, когда доберешься до больницы?
Кэт хотелось сказать что-нибудь колкое, например: «Уж прости, что помешала твоей подготовке к сессии». Но вместо этого она ответила «да», потом набрала номер Рейган, ведь у той была машина. Рейган поймет…
Но соседка не отвечала.
Забравшись на кровать, Кэт несколько минут проплакала.
Из-за папы. Его унижения и слабости. Из-за себя тоже, ведь ее не оказалось рядом, чтобы предотвратить беду. Даже такая паршивая ситуация не помогла им с сестрой сблизиться. Почему Рен восприняла все столь равнодушно? Да, похожее случалось и раньше, но это не преуменьшало всей серьезности. Папа в них нуждался.
Кэт корила себя за то, что не обзавелась друзьями с машинами.
И тогда она позвонила Ливаю. Он ответил сразу же.
– Кэт?
– Привет, Ливай. Э… как дела?
– Хорошо. Я просто работаю.
– Ты всегда отвечаешь на звонки на работе?
– Нет.
– А-а… Что ж, когда освободишься, может, у тебя получится подвезти меня в Омаху? Я знаю, это лишние хлопоты, но я заплачу за бензин. ЧП в семье.