Пока они общались, все было просто. Ливай всегда болтал без умолку.
Он рассказал ей о «четырех элементах».
– И что это означает?
– Голова, сердце, руки, здоровье. Разве в Южной Омахе такого нет?
– Есть, только в другом виде – тяжелая жизнь, хип-хоп и песни Ишема из альбома «Homey Don’t Play».
– Жаль это слышать. Ты многое потеряла без разведения кроликов для конкурсов.
– Вы разводили кроликов?
– Кроликов, занимающих призовые места, – гордо сказал Ливай. – А один год еще и хрюшек.
– Ты словно вырос на другой планете.
– Голова, сердце, руки, здоровье… так мило, не находишь?
– И у тебя есть фотографии с кроликами?
– И голубые ленточки, – кивнул Ливай.
– Возможно, мне придется сделать камеру-обскуру, чтобы посмотреть на них.
– Ты шутишь? Я был таким милашкой, что тебе придется надеть специальные очки. Эй, я только что вспомнил клятву «четырех элементов»: «Я клянусь, что моя голова будет ясно мыслить, мое сердце будет верным, мои руки пойдут на великое благо, а здоровье в этом поможет, – за мой клуб, мою общину, мою страну и мой мир».
– Где же очки? – спросила Кэт, зажмурившись.
Потом Ливай поведал ей о городской ярмарке – еще больше кроликов, хрюшек плюс целый год непрерывной выпечки брауни – и показал на телефоне фотографии своих четырех светловолосых сестер.
Запомнить их имена Кэт не смогла. Все были взяты из Библии.
– Ветхий Завет, – пояснил Ливай.
Одна из сестер была ровесницей Кэт, другая – старшеклассницей.
– Тебя это не пугает?
– Что?
– Встречаться с девушкой, которой столько же лет, сколько твоей младшей сестре.
– Меня напугало бы, встречайся я со своей младшей сестрой…
– Я все еще тинейджер.
– Закон я не нарушаю, – пожал плечами Ливай. Она отпихнула его. – Кэт, я всего на два с половиной года старше тебя.
– Университетские годы, – вздохнула она. – Кажется, что на десять.
Ливай закатил глаза.
– Мой отец подумал, что тебе тридцать, – сказала Кэт.
– Не может быть!.. – ахнул Ливай. – Правда?
– Нет, – засмеялась она.
Ливай увидел викторину по Саймону Сноу и настоял, чтобы они сыграли. Кэт думала, что обставит его, но у Ливая была невероятная память, а все вопросы касались не книг, а фильмов.
– Тебе не повезло: здесь нет вопросов с гомосексуальным подтекстом, – сказал он. – Когда я выиграю, хочу, чтобы ты сделала мне голубую ленточку.
В полночь Кэт подумала об отце, сидевшем внизу. Пора бы ложиться спать.
– Ты устал? – спросила она у Ливая.
– У меня будет собственная кровать-палатка?
– Это называется балдахин. И нет. У тебя будет собственный диван. Если я скажу отцу, что ты устал, то он закруглится с работой.
Ливай кивнул.
– Тебе нужна пижама? – спросила она.
– Нет, посплю в своей одежде. Всего-то одна ночь.
Кэт нашла запасную зубную щетку, достала чистую простынь и взяла одну из своих подушек.
Спустившись с Ливаем вниз, Кэт увидела, что кипа бумаг выросла, но отец стоически убрал все с дивана и поцеловал дочь в лоб. Она взяла с него обещание не работать в спальне: «Не заставляй ругаться на тебя при посторонних».
Застелив диван, она вручила Ливаю подушку, когда тот вернулся из ванной с влажным лицом и волосами. Он положил подушку на диван и улыбнулся Кэт.
– Тебе нужно что-нибудь еще? – спросила она.
Ливай покачал головой. Кэт собралась уходить, но он поймал ее за руку. Девушка провела пальцами по его ладони и высвободилась.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, милая.
Проснулась она в три часа ночи – с ясной головой и учащенным сердцебиением.
На носочках спустилась вниз, хотя знала, что все равно будут скрипеть ступеньки.
Прошла на кухню, удостоверилась, что плита выключена, дверь притворена, что все в порядке…
Дверь в спальню отца была открыта. Кэт подошла ближе и услышала его размеренное дыхание. Потом предельно медленно проплыла мимо дивана. Входная дверь была заперта. Шторы задернуты. За окнами шуршала снегоуборочная машина.
Когда Кэт повернулась, Ливай приподнялся на локте и посмотрел на нее.
Сняв свитер, он остался в свободной майке. Волосы растрепались, губы и глаза были сонными.
«Голова, сердце, руки…» – вспомнила Кэт.
– В чем дело? – прошептал Ливай.
Кэт мотнула головой и убежала наверх.
Ливаю пришлось уехать до завтрака, чтобы успеть в «Старбакс». Джим Флауэрс, любимый метеоролог отца, сообщил, что состояние дорог улучшилось, но не стоит сильно разгоняться.
Отец хотел отвезти Кэт обратно в колледж в воскресенье, но, взглянув на заснеженную «хонду», Ливай сказал, что ему несложно вернуться.
– Значит… – сказал папа, когда они с Кэт стояли на крыльце и смотрели вслед фургону Ливая, – это твой новый бойфренд. – (Она кивнула.) – Все еще рвешься домой? Хочешь перевестись в Университет Омахи? Всю жизнь ухаживать за психически неуравновешенным отцом?
Кэт направилась обратно в гостиную, спросив через плечо:
– Завтрак?
Выходные прошли хорошо. Пять тысяч слов по «Так держать!». Рыбные тако с редиской и шинкованной капустой. Всего два разговора о Рен. И днем в воскресенье приехал Ливай. Взлетел по ступенькам ее крыльца.
Тоскливиус повертел в руках маленький красный мячик.
Саймон почти год повсюду таскал этот мяч с собой и потерял его, когда приехал в Уотфорд – за ненадобностью.
– Ты лжешь, – сказал Саймон. – Ты – это не я. Ты не часть меня.
– Я то, что осталось от тебя, – сказал Тоскливиус.
Саймон мог поклясться, что еще никогда не слышал свой голос таким звонким и сладким.
Глава 28
– Послушай, Кэтер! Если тебе нужно передохнуть, просто скажи.
Ливай лежал на ее кровати в комнате общаги. Он только что сообщил, что собирается на несколько дней съездить домой на день рождения сестры, и вместо того, чтобы ответить: «Я буду скучать» или «Хорошо проведи время», Кэт сказала: «А, отлично».
– Я не это имела в виду, – пыталась оправдаться она. – Просто на выходных отец едет в Тульсу, и я ему не понадоблюсь. Если ты отправишься домой, то я и тебе не понадоблюсь, значит я все выходные смогу писать. Я и так уже отстаю с «Так держать!».
Не просто отстает, а выбилась из ритма.
Кэт старалась писать хотя бы понемногу, но каждый день, иначе она теряла нить повествования или кураж. В итоге получались длинные, ведущие в никуда диалоги или же сцены, где Баз и Саймон изучали лица друг друга. Отчего-то такие сцены были популярны среди читателей, но ценности для истории не представляли.
– Ты все равно будешь мне нужна, – сказал Ливай, поддразнивая ее.
Затем последовал длинный, ведущий в никуда диалог, в течение которого Кэт изучала лицо Ливая. На деле все оказалось куда сложнее, ведь его черты находились в постоянном движении. Кэт даже чуть не поцеловала его…
Днем ей вновь захотелось поцеловать Ливая, когда он подъехал к общежитию, чтобы попрощаться. Кэт стояла на тротуаре, а ее бойфренд высунулся из салона фургона. Стоило немного наклониться, и она коснулась бы губ Ливая. И никакого риска: он сидел в машине, к тому же уезжал из города. Никакого эффекта каскада, когда одно влечет за собой другое. Никакого безрассудства!
Но отважься Кэт на поцелуй и позволь она Ливаю думать, что он может поцеловать ее, она больше бы не бредила тем полусонным ноябрьским поцелуем…
Ливай уехал в Арнольд шесть часов назад, и Кэт уже написала две тысячи слов о Саймоне. За один только вечер она далеко продвинулась и подумывала сделать завтра перерыв, чтобы начать рассказ по литературному мастерству. Может, удастся его закончить. Вот было бы здорово сообщить Ливаю, когда он вернется домой в воскресенье, что она справилась с заданием.
Кэт сидела, откинувшись на стуле и разминая руки, когда дверь распахнулась и внутрь ворвалась Рейган. Кэт даже не вздрогнула.
– Только посмотрите, кто у нас тут, – сказала Рейган. – Мисс Одиночество. Разве ты не должна сейчас быть вместе с гордостью Арнольда?
– Он поехал домой на день рождения сестры.
– Знаю. – Рейган прошла к шкафу и замерла там, о чем-то размышляя. – Он пытался уговорить меня поехать с ним. У этого парня аллергия на одиночество.
– Он и меня пытался уговорить, – заметила Кэт.
– И где бы ты остановилась?
– Насчет этого он ничего не сказал.
– Ха! – ухмыльнулась Рейган, ослабляя свой галстук «Олив гарден». – Ради этого я бы вернулась в Арнольд. Посмотреть на вашу встречу с Марлисс.
– Она настолько ужасная?
– Возможно, больше нет. Я выдрессировала ее для тебя…
Рейган через голову сняла белую рубашку и потянулась за черным свитером. Кэт заметила на ней ярко-лиловый бюстгальтер.
Вот опять! В голову Кэт закрадывались ненужные мысли и удерживали от того, чтобы не поцеловать Ливая. Она видела нижнее белье его бывшей и понимала, с кем именно он порвал. Если бы Рейган нравилась ей чуть меньше…
Соседка подошла к Кэт и наклонилась к ее лицу:
– Мои волосы воняют чесночным хлебом?
Кэт осторожно вдохнула и ответила:
– Скорее, пахнут.
– Проклятье! – выругалась Рейган, выпрямляясь. – Я не успею вымыть голову. – Она взбила волосы перед зеркалом, висевшим на двери, и подхватила сумочку. – Ладно, комната в твоем полном распоряжении на вечер, если у меня все пойдет по плану. Не делай ничего, что не стала бы делать я.
– До сих пор мне это удавалось, – сухо сказала Кэт.
Рейган фыркнула и вышла за порог.
Кэт хмуро глянула на дверь. «Не ревнуй», – приказала она себе. У них даже было правило на сей счет, но Кэт следовало ввести для себя еще одно: не сравнивать себя с Рейган. Это словно сравнивать яблоки и… грейпфруты.