щеки округлились, а некогда очень неплохой пресс – пропал. Эмма придирчиво осматривала свои бедра, ягодицы, руки и ноги. Она всегда была достаточно худой, да и сейчас не могла назвать себя полной. Но то, что от лекарств и еды она слегка прибавила, этого было не отнять. Вот только это «слегка» превращало ее в безобразное чудовище. Теперь Эмма понимала, почему Дом выбрал Зомби, а не ее. Кто вообще захочет любить ее такую? Это красивым девушкам можно ошибаться, а таким, как она, боль и страдания не прощают за поворот головы и длинные ноги.
Эмма щипала себя за бока, рассматривая в зеркале, и ненавидела. На заднем фоне маячили последствия ее обжорства. Она чувствовала себя отвратительно за то, что съела столько еды – все это теперь превратит ее в еще более отвратительный кусок жира. Тревожность снова накатила – теперь уже вместе со стыдом и ненавистью, и Эмма не знала, как найти точку опоры, как успокоиться. В ее голове вспыхнула идея: избавиться от всего, и как можно быстрее. Она побежала в ванную, гонимая огромным желанием все исправить. Склонившись над туалетом, она закрыла глаза и засунула пальцы в рот. Вызвать рвоту оказалось плевым делом, когда ты очень хочешь избавиться от всего съеденного. Эмме почему-то казалось, что так она сможет наладить не только свой внешний вид, но и все вокруг. Просто стереть неправильные поступки, лишние калории и бесконечный стыд. Вот только глядя на себя в зеркало – те самые рыбьи глаза покраснели, губы потрескались, тушь смазалась, – она еще больше ненавидела и винила себя. Словно в мире не осталось других слов и чувств.
Вернувшись в комнату, Эмма забралась под одеяло – ее трясло. Она пролистывала комментарии под фото Дома, читала все, что написали о Джо, и понимала, что без нее всем было бы гораздо лучше. Она очень хотела уснуть, но в последнее время спала плохо, часто просыпалась, маялась в полубреду. Или ела – чем еще было занять себя, когда на часах три утра, а сон никак не шел. Вот и в этот раз Эмс мысленно перебирала продукты, что ждали своего часа в холодильнике, и это было единственным, что приносило хоть какие-то положительные эмоции.
Это пугало Эмму больше всего – у нее не осталось хоть каких-нибудь мало-мальских поводов для радости. Только пустота, голод и стыд.
Вести интернет-войны в ночь перед первым рабочим днем – крайне плохая идея. Но поняла это Николь только наутро, когда пришло время вставать и отправляться на радио. Хорошо еще, что Крис выходил в эфиры днем, а не вел раннюю утреннюю программу – тогда пришлось бы и вовсе не ложиться.
Покрутившись у зеркала – взъерошить пепельные волосы с темными корнями, подровнять стрелки, накрасить губы помадой сливового оттенка, – Николь набросила куртку на толстовку из мерча «Tricksters» и проверила наличие обезболивающих в сумке. Внезапно для себя самой она очень разволновалась. Вряд ли работа на радио сравнится по тяжести с ее «куриным адом», но все же это было что-то новое, ответственное и непредсказуемое. Ее новый начальник… если говорить честно, то Криса она терпеть не могла заочно – еще когда у него в подчинении была Джо. А на первой личной встрече эта нелюбовь только усилилась: Крис казался напыщенным, самовлюбленным и беспардонным. Зная свой характер, Никки предполагала, что придется ей несладко. Главное, чтобы не выгнали через день – Джордан ведь поручилась за нее как за саму себя, очень не хотелось подводить подругу. Ей и так хватало. Только она, казалось, уехала подальше от печальных событий, как тут же ей в спину полетел топор от возомнивших себя праведными судьями дамочек. Никки никогда не смотрела на возраст фанатов – какая разница, пятнадцать тебе или пятьдесят, если что-то вдохновляет и делает тебя счастливей. И то, какой ты человек, тоже возрастом не определяется: вон Мейс и Эмс были еще очень юны, но куда добрее и адекватнее, чем те самые дамочки. Поэтому ненависть, которая как топливо бурлила в Николь, была продиктована не возрастом, а тем, как себя вели эти женщины. Ей очень запомнилась фраза Джо, что они «купили себе мальчика» – так оно и получалось. Многие фанаты помогают своим кумирам – в том числе и материально, – но зачастую благодарности и мерча с билетами хватало выше крыши. А эти три девицы старательно отгораживали всех, кто им не нравился, словно забирали «LADE» в безраздельное пользование. Да и весь этот спектакль с разоблачением Джо и их компании. Разве взрослые люди так поступают? Нет, Никки не обеляла подругу – та зря сожгла базу, и все это понимали. Да и Джордан признавала вину и была готова понести наказание. Но вот так лить грязь, заводить аккаунты, натравливать подростков – а в том, что дамочки все сделали чужими руками, Никки была уверена на все сто. Это мелочно, подло и гадко. Поэтому она и пыталась восстановить хоть какой-то баланс в этом чертовом фандоме: не только из-за Джо, а еще и ради самих этих глупых фанатов, которые просто повелись и будут теперь плодить ненависть. И, конечно, из-за ребят. Честен ей теперь противен, но остальные… Итан и Рокстеры не заслуживали такого.
Никки обернулась к столу, над которым висели фото с ребятами и ДжЭМСИ. Вон в самом центре красовался кадр с фестиваля: высокий, слегка неуклюжий Доминик, щурится на солнце, а она обнимает его и улыбается так, что щеки вот-вот лопнут. Конечно, это ведь было до того, как он отправил ее в изгнание френдзоны – очаровательно и искренне, как всегда, но от этого не менее болезненно. Никки очень хотелось бы, чтобы после таких ситуаций срабатывал рефлекс «разлюбить» – и ты сразу бежишь счастливый в новую жизнь. Но так не бывает. Может, конечно, и к счастью, ведь сколько прекрасных песен не увидели бы мир, существуй такой рефлекс на самом деле. Но она не умела писать песен, и отключать свою заботу и нежность по отношению к Дому – тоже. Появление Зомби подлило масла в огонь, хотя, конечно, больше в костер Эмс, чем в ее собственный. А потом жизнь завертела так, что было не до любви – по крайней мере не до своей собственной. И вот сейчас, глядя на это фото, Никки с удивлением обнаружила, что больше не щемит. Что она может свободно дышать, и думать о Доме ей ни капли не больно. Ладно, не то чтобы ни капли, но все это скорее было признаками не до конца заживших ребер, а не чувств. Теперь она просто переживала за него, как за старого друга, как за любимого брата, но целоваться снова не полезла бы. Ей даже стало немного неловко – вряд ли Доминик ощущал себя комфортно в тот день.
Никки посмотрела на себя в зеркало и сделала фото – ее социальные сети сейчас были куда популярней, чем она когда-либо могла представить. Не то чтобы это было очень важно, но приятно, конечно. Особенно когда сотни людей писали хорошие слова, поддерживали и ободряли – это ей сегодня пригодится.
Все меняется очень быстро, новое немного пугает, но главное остается неизменным – «не сдавайся, пробуй и верь в себя!».
Довольная и фото, и подписью с цитатой из неизменных «Tricksters», Николь спустилась вниз, чтобы поцеловать маму и забрать свой обед.
– Ты думаешь, – поинтересовалась она, глядя на размер бумажного пакета, – что я останусь там на всю неделю? Мам, это не пансион, это – работа. В нашем городе, недалеко тут…
– Не ерничай. Угостишь босса или кого-нибудь еще. Я просто хотела поддержать тебя…
– Ну, – Никки приобняла расчувствовавшуюся маму и поцеловала ее в щеку. – Спасибо большое. Ты все сделала идеально. Я возьму твою машину, ладно?
– Бери, конечно. Я сегодня все равно буду весь день заниматься переводами, а отец уже уехал на работу.
– И мне пора, – Николь глянула на телефон и схватила пакет с едой. – Еще опоздать не хватало в первый день! До вечера!
Мамин видавший виды «Шевроле» непонятного цвета – Никки даже не помнила, каким он был в самом начале, – покорно ждал в гараже. Их дом заметно выделялся среди остальных. Ремонта не было давно, а всем бесполезным украшательством и созданием «имиджа для соседей» их семье заниматься было некогда. Простой, слегка посеревший от времени, он чем-то напоминал Никки ее саму. Она, конечно, выглядела более ярко, но совсем нетипично для девушек ее возраста. Скорее напоминала неформалку из прошлого со всеми своими тату, короткими волосами, любовью к черному цвету – от лака для ногтей до привычных скинни, которые и сейчас были на ней, неизменными стрелками и кучей атрибутики и мерча. Никаких длинных разноцветных ногтей, модных нарядов, экспериментов с макияжем и трендовых фото в «инстаграме». Никогда еще до этого Никки не чувствовала такого единения с местом, где прожила всю жизнь. Два простых, непохожих на других существа – да-да, свой дом она всегда считала неким существом, живым и дышащим, – но крайне честных и непоколебимых. Подмигнув своей родственной душе в мире зданий, Николь завела мотор и двинулась навстречу новой работе – Крис уже успел прислать ей сообщение с напоминанием и просьбой – читай приказом – захватить кофе.
– Ты бы лучше работал так, кретин самовлюбленный!
Старый пикап на стоянке у «Eastwood Wave» выглядел чуждо и одиноко. Не слишком крутые, но гораздо новее и красивее, чем их непонятный «Шевроле», машины блестели на солнце и словно нашептывали Никки и ее калымаге, что им тут не место. Но Фостер никогда не сдавалась: ни после смерти Алекс, ни когда заболел отец, ни когда пришлось отказаться от колледжа, ни перед теми, кто считал ее сумасшедшей и тупой – она всегда могла устоять на ногах и дойти до цели. Вот и сейчас она возьмет себя в руки, выйдет из машины, войдет в здание радиостанции и принесет Крису-бледному-поганцу его ореховый раф.
– Нам скоро в эфир, – вместо приветствия проговорил Крис, как всегда без всяких эмоций. Он словно берег их только для себя, а на всяких там помощниц и коллег не разбазаривал. Может, это было разумно и даже полезно, но превращало Бранвела в какого-то робота-альбиноса. – Я пока не давал тебе заданий, но скоро ты начнешь готовить некоторые материалы для меня, как Джей делала.
– Хорошо, – стараясь не вылить кофе на голову начальнику, Никки поставила перед ним стакан с рафом и тут же отошла подальше.