Джо нерешительно вошла в свою комнату. Прошло всего несколько месяцев, но они ощущались годами вдали от дома. Нет, это место не стало чужим, оно превратилось в воспоминание, которое иногда позволяет сделать шаг назад. Джо опустилась на пол, оперлась спиной на кровать и закрыла глаза. Сколько всего видела эта комната? Сколько смеха слышали эти стены? А сколько рыданий? Если бы только комнаты могли говорить, они бы поведали о людях куда больше, чем резюме и психотерапевты.
Вырвавшись в большую жизнь, Джо перестала ощущать свой дом чем-то сковывающим и ужасным. Стоило получить то, о чем мечтала, и жизнь оказалась не такой уж мрачной. По крайней мере, пока глаза закрыты, а Эмма едет из школы. Джордан может просто сидеть вот так, вспоминать свое детство, проделки со Скай, ночевки с Эммой… И никакой боли, разрухи и «LADE». Как эта маленькая группа смогла принести столько счастья и столько горя в их жизни одновременно? Как она все это допустила? А потом сбежала, даже не проверив, не сожгла ли она вместе с базой еще и пару жизней.
Дверь внизу хлопнула, и Джордан резко выпрямилась, открывая глаза. Ей стоило спуститься, но встреча с реальностью пугала. Как она посмотрит в глаза Эмме? Довела ее до болезни, а теперь прилетела спасать? Но сидеть здесь вечно она не сможет, просто не имеет права больше прятаться от последствий своей глупой любви. Джордан медленно поднялась на ноги, повернулась к двери, чтобы увидеть на пороге Эмму. Дыхание тут же перехватило – такой маленькой и уставшей выглядела сестра. Опущенные плечи, сутулость, волосы, небрежно заколотые на макушке. И взгляд, от которого хотелось раствориться, исчезнуть, но только не чувствовать всей этой боли.
– Прости, – тихо проговорила Эмма, и Джо тут же бросилась к ней. Обнять, спрятать от мира, вытряхнуть из любимой головы всю эту чушь!
– Это ты меня прости, – повторяла она, крепко обнимая сестру. Слезы скатывались по щекам, по шее, куда-то в вырез футболки, но Джо было плевать.
Спустя полчаса бесконечных слез они лежали на кровати Джо, как в детстве. Она гладила Эмму по волосам и собиралась с силами, чтобы наконец заговорить.
– Почему ты не позвонила мне?
– Я и так принесла тебе много плохого. Если бы не я, никакого Лео в твоей жизни не было бы.
– А еще никаких Мейси и Николь. И переезда в Лос-Анджелес. Да и с Честеном я познакомилась на радио, так что ты тут ни при чем.
– Но это же я сходила с ума, упрашивала тебя поехать и все остальное.
Джо приподнялась на локте, чтобы получше видеть Эмму.
– Сис, давай начистоту. Я много раз вытаскивала тебя из передряг, прикрывала перед родителями и даже делала что-то, чего мне не сильно хотелось, но чего жаждала ты. Но вся история с «LADE» – это мой выбор. Тут скорее наоборот, я втянулась сама и тебя за собой утащила.
– Так ты на меня не злишься?
– Нет, конечно! С чего ты взяла?
Эмма всхлипнула и по-детски почесала нос тыльной стороной ладошки.
– Ты почти не разговаривала со мной. И сама сказала, что сбегаешь.
– Потому что чувствовала себя виноватой перед тобой, а не наоборот. И сбегала я от себя и воспоминаний, от Скайлар и Троя, а не потому что злилась. Дурочка ты, сис.
– Сама такая! Как я могла ненавидеть тебя? Чем ты вообще думаешь!
– Тем же, чем и ты, – шутливо огрызнулась Джо. – Но мне очень тебя не хватало.
– А мне тебя. Я даже приходила сюда спать, – Эмма снова заплакала, не сдерживая себя. – И все думала, что я сломала тебе жизнь. И так хотела исчезнуть. И ела, Джо. Я все время хочу есть, понимаешь? Как будто во мне чего-то не хватает и я должна это заполнить!
– Тихо, сис, тихо, – Джордан пыталась успокоить сестру, но сама не могла сдержать слез. Когда горе случается не с тобой, а с кем-то близким, оно всегда кажется во сто крат тяжелее и болезненнее. Просто потому, что перед ним ты – беспомощен. – Мы вылечим тебя, слышишь?
– А потом я смотрела в зеркало, – продолжала Эмма, впервые рассказывая все происходящее вслух, и ее было не остановить. – Уродливая, толстая, жалкая. И мне становилось стыдно – я шла избавляться от того, что съела. А потом снова начинала есть.
– Никакая ты не толстая и не уродливая, запомни это! Нам всегда кажется, что мы хуже, чем есть на самом деле. Я тоже вижу себя толстой в зеркале. И мне не нравится мой подбородок и бедра. А уж про «жалкая»… Каждый день до переезда я чувствовала себя именно такой. И знаешь, это неправда, просто мое время тогда не пришло еще. И, глядя на всех людей, что работают или приходят к нам на радио, я понимаю, сис, они порой тоже считают себя жалкими. Все эти селебрити, влюбленные в жизнь и работу люди. Потому что устают, потому что случается разное – миллион причин.
– Это неправда, – вяло сопротивлялась Эмма.
– О, это очень даже правда. Ни у кого жизнь не идет на сплошном позитиве. Нужно растить любовь к себе, чтобы даже в самые темные времена мы не чувствовали себя ничтожествами.
– У тебя выходит?
– Очень плохо, – честно призналась Джо. – Но я стараюсь. Это долгий процесс. Так что и ты научишься, сис.
Эмма затихла, лишь изредка нервно всхлипывая. Несмотря на то что они сотни раз вот так лежали с Джо, сейчас это казалось нереальным. Она успела так себя накрутить, что сестра ее ненавидит, что ее вообще все ненавидят или просто не видят, насколько она отвратительна, что простое человеческое тепло, забота и поддержка отзывались чем-то чужеродным.
– Я все же не ты, – вздохнула Эмма, поднимая взгляд на Джо.
– И это очень хорошо, – усмехнулась сестра.
– Нет, ты не понимаешь. У тебя всегда была мечта или цель, а я… Я просто поступила в наш колледж, потому что больше не придумала куда. Мейси вон стипендию получила, Арти станет врачом, а я…
– А ты успеешь найти себя, Эмс. Тебе необязательно знать, кем ты хочешь быть, в семнадцать лет.
– Вообще-то, в восемнадцать!
– Ну, у нас еще есть пара дней семнадцатилетия, – Джо поцеловала сестру в макушку. – Но и в восемнадцать это сложно. И нормально не знать, чего ты хочешь, – мир же огромный. Я думаю, ты можешь поработать где-то год, подлечиться, походить на терапию… И все станет на места, ты найдешь себя.
– А если нет? – с опаской спросила Эмма. – Что, если и через год я не буду знать ответ?
– Мы что-нибудь придумаем. Переедешь ко мне или отправим тебя путешествовать, найдем стажировку – да что угодно! Ты можешь пробовать, ошибаться, начинать сначала… Сис, не обязательно принимать решение здесь и сейчас, ладно?
– Ладно, – согласилась Эмма. – Но родители…
– С ними нам еще предстоит поговорить. Про все. И я не стану обещать тебе, что разговор будет легким. Но я буду рядом и возьму все самое сложное на себя. Обещаю.
– Зачем тебе это?
– В смысле? Эмма, ты моя сестра, самое дорогое, что у меня есть. И я буду рядом, и буду помогать тебе, и оберегать. Прости, что я не всегда делала это раньше.
– Я тоже не была хорошей сестрой.
Почему-то в памяти Эммы всплыли моменты, когда она злилась на Джо из-за Дома, ее дружбы с Николь, поездок в Стоквуд. Все это было глупым и мелким, но сколько же нервов она попортила сестре.
– Давай договоримся, что мы все исправим? Будем созваниваться, писать друг другу, чат наш с девочками воскресим. Больше никаких страшных тайн и додумываний за других, о’кей?
– Есть, сис! – Эмма покрепче прижалась к Джо, ощущая, как дыра внутри становится меньше. Не затягивается совсем, но дышать теперь легче. И это лучший подарок, который она могла получить.
– Кстати, о твоем взрослении, – Джо притворно приложила руку к груди. – Оно наступило так внезапно!
– Не кривляйся, старушенция.
– Ну вот, прилетай тут к ней, а она тебе – старушенция! Как отмечать будем? Позовем девочек, устроим вечеринку?
– Никак, – Эмма отрицательно замотала головой.
– Эмс, это же твои восемнадцать!
– Я знаю. Но сейчас не хочу, правда. Праздник – это всегда еда, я не сдержусь… Да и все знают, что происходят. Будут желать здоровья и жалеть.
– Ты плохо думаешь о нас.
– Нет, я думаю, что вы самые замечательные. Но потом будет твой день рождения, Никки… Может, просто отметим позже все сразу? Когда нам всем будет спокойнее и веселее.
– Ты правда этого хочешь? – Джо вгляделась в лицо сестры. Оно припухло от слез, покраснело, но в глазах больше не было безразличия и отстраненности.
– Ага. Хочу, чтобы мы все как раньше. Впятером. Ну или чуть больше – если ты не знала, Арти теперь в нашей тусовке.
– Арти? – Джо прыснула. – Слушает девичью болтовню?
– И тусовки помогает организовывать. Испортили Мейси парня, – усмехнулась Эмма. – Но, сис… Пусть и он будет. И Скайлар. Поговори с ней, как вот со мной сегодня.
– Там все сложнее, Эмс. Одним разговором это не исправить.
– Даже если ты сейчас начнешь опять рассказывать про долгий процесс, для начала нужно что-то сделать. Он сам по себе не начнется.
Джо не стала отвечать. Эмма была права, вот только сделать этот шаг страшно. Она виновата перед Скай и все еще злится на нее за Троя, хоть сама сегодняшним утром подталкивала того вернуть отношения. Все сложно – и в отношениях, и в дружбе, и в решениях, которые нужно принимать. Но сейчас Эмма – ее главный приоритет, и Джо постыдно отгородилась им от любых других вещей.
– Сис?
– М-м?
– У нас есть время до прихода родителей? Я что-то пригрелась и так хочу спать…
Джо и сама была не прочь подремать – нервы и перелет, бессонная ночь. Она дотянулась рукой до пледа, чтобы укрыть себя и сестру, и погладила Эмму по волосам.
– Спи, моя хорошая. У нас еще много времени впереди.
Четыре часа утра. Николь потерла глаза, попыталась подавить зевок, но сделала только хуже: рот никак не хотел закрываться, а мозг – работать. Она уже и не помнила, когда в последний раз нормально спала. Неделю назад? Месяц? В прошлой жизни? Возможно, все варианты были правильными – сил восстанавливать картину прожитых дней не было никаких. Крис свирепствовал на работе, грозился уволить, и Никки уже подыскивала новое место. Вяло, конечно, подыскивала, да и мест в городе – раз два и обчелся. К тому же фильм про Семейку отнимал столько времени, что едва хватало подремать немного на рассвете. Никки, конечно, понимала, что это будет нелегко: организовать, собрать, распределить, смонтировать… Но все оказалось куда сложнее. Кто-то сначала присылал свою историю, а потом просил не включать в фильм – потому что стыдно, страшно и дальше в таком духе. Другие продолжали распространять гадкие слухи, что она работает на «Tricksters» и все это очередная подстава. «И уж тем более верить в добрые намерения и чистые порывы Николь совсем не следует» – лучшая цитата, что она видела. Слов-то каких набрались, а лучше бы мозгов.