Хана Львовна была циничной и пошлой особой, с весьма специфическим чувством юмора, поэтому не у всех артистов, служащих в театре, складывались с ней теплые отношения. Многие банально опасались попасть на ее острый ядовитый язычок. Хана Львовна всегда рубила правду-матку сплеча и не боялась никого — даже самого главрежа, а вот тот малодушно побаивался гримершу и, завидев издали ее тучную фигуру, тут же старался скрыться, бурча себе под нос: "Старая ведьма…" Руки, при всем том, у нее и впрямь были золотые. Хана Львовна могла превратить старуху в юную девушку — и наоборот; могла сделать из нищего — принца, а из красавца — чудовище. Поговаривали, что в юности она мечтала стать художником… но что-то не срослось, не сложилось. Впрочем, театр в итоге стал для Ханы Львовны роднее, чем дом: она любила его всей душой и всю себя без остатка посвящала работе.
Белецкий относился к ней трепетно и нежно, практически как к матери (или даже бабушке), и всегда оставлял ей после каждого спектакля самый красивый из подаренных ему букетов — в знак благодарности и искреннего расположения.
В этот раз, едва Хана Львовна ворвалась к нему в гримерку, топая ногами, как слон, и громко протрубила приветствие, он приложил палец к губам и взглядом указал на спящую в кресле Жеку.
— Что это? Очередная пассия? — иронично изогнула бровь пожилая гримерша. — Смотри, Саша, не надорвись… особенно перед спектаклем-то. Значит, не врали девчонки сегодня в буфете, когда говорили, что ты опять с новой бабой! Ох, и хороший ты танцор, раз тебе даже яйца не мешают…
— Напраслину возводите, Ханочка Львовна, — хмыкнул он, не обижаясь. — Я эту девочку и пальцем не тронул, клянусь.
— Пальцем как раз и необязательно… — начала было она в своем репертуаре, и он, глазами умоляя ее заткнуться и не развивать дальше деликатную тему, все-таки не смог удержаться от улыбки.
— Просто случайная знакомая, — негромко пояснил Белецкий, пока гримерша колдовала над его лицом, превращая его в шутовскую физиономию. — Она заболела и теперь отдыхает, набирается сил. Только и всего.
— Мели, Емеля… — засмеялась Хана Львовна, не поверив ему ни на секунду. — "Случайная" — от слова "случка"?..
Ничего этого Жека не видела и не слышала. Она не знала также, не могла знать, что перед самым выходом на сцену Белецкий, уже переодевшийся и загримированный, еще раз подошел к ней и легонько прикоснулся к ее лбу: чуть-чуть горячий, но, в принципе, пока терпимо, а может, это вообще со сна… Спящая девушка даже не шелохнулась. Полулежала-полусидела в той же позе, в которой ее сморило. Поэтому артист решил не тревожить ее и тихо вышел из гримерки, аккуратно прикрыв за собою дверь.
Когда он вернулся, ситуация изменилась. Жека все еще спала, но больше не выглядела умиротворенной, расслабленной и безмятежной, как раньше. Она разметалась на своем кресле, плед соскользнул на пол, девушка тяжело дышала и время от времени беспокойно вскрикивала во сне.
С тревогой поглядывая на нее, он тщательно снял грим ватными тампонами, затем протер лицо лосьоном и, наконец, подошел к Жеке. Присев перед ней на корточки, он снова проверил температуру, дотронувшись до лба девушки. Черт!.. Горячий, как печка…
— Жека, — он осторожно потрепал по плечу. — Жека, просыпайся…
Она застонала от боли и с трудом открыла глаза.
— Как ты? — спросил он.
Жека облизнула пересохшие губы и выговорила:
— Голова болит… и горло…
— Едем к врачу, — скомандовал он. — Сама встать сможешь, или помочь?
— К врачу? — растерялась она. — А как же ваш спектакль?
— Спектакль окончен, — усмехнулся он. Тут только она заметила, что весь стол завален букетами цветов. Это что же получается — она продрыхла больше трех часов? Вот стыдобища…
— Но ведь поздно уже, — неуверенно пробормотала Жека. — Все больницы, должно быть, давно закрыты…
— У меня знакомый работает в частной клинике. Она круглосуточная. Подожди, сейчас только переоденусь.
Белецкий, ни капли не стесняясь, стащил с себя костюм Шута и, оставшись буквально в одних трусах, принялся спокойно устраивать его на вешалку. Жекины щеки опалило жаром, хотя они и до этого были горячи. Ничего себе — сеанс мужского стриптиза!.. Или у нее уже начались галлюцинации из-за болезни?.. Чувствовала она себя и впрямь прескверно. Через считанные секунды Белецкий уже стоял перед ней в джинсах и свитере, и Жека даже сморгнула, не будучи уверенной в том, что ей не показалось. Уточнить (скажите, вы действительно сейчас были полуголым?) она не решилась. В любом случае, увиденное ей понравилось, хотя и не было особо времени на то, чтобы рассмотреть в деталях.
Знакомый Белецкого, на счастье, как раз дежурил в ту ночь в клинике. Он деловито и без лишних вопросов осмотрел Жеку (измерил температуру, прослушал легкие, исследовал горло, даже пульс пощупал), а затем, не теряя времени, принялся выписывать лекарства.
— Купишь все тут же, в нашей аптеке, — кивнул он Белецкому. — Ничего страшного, отлежится твоя девушка и через денек будет, как огурец!
— Я не его девушка, — нашла в себе силы вяло возразить Жека.
— О, так значит, у меня есть шанс? — оживился парень то ли в шутку, то ли всерьез, с интересом поглядывая на весьма симпатичную пациентку.
— Пошел ты, — хмыкнул Белецкий. — Жека, не бойся, я тебя ему не отдам.
— Вот сволочь, — беззлобно парировал парень. — Собака на сене…
Жека лишь слабо улыбнулась в ответ на их дружескую перепалку. По-прежнему дико хотелось спать, несмотря на то, что она и так продрыхла несколько часов подряд — отдохнувшей себя девушка не чувствовала.
— А у кого ты остановилась в Москве? — спросил Белецкий уже в машине, как бы между прочим.
— Вы их знаете, — откликнулась она. — У Лели и ее мамы Ангелины Эдуардовны. Мы вчера после спектакля все вместе к вам подходили, забыли?
— Серьезно? — брови его приподнялись. Очевидно, он прикидывал, чем ему может грозить доставка одной фанатки в дом другой фанатки. Можно было догадаться, что так просто из дома Лели его не выпустят. К гадалке не ходи, будут непременные охи и вздохи, восторги, приглашение на чай… Наконец, он решился.
— Позвони им прямо сейчас и скажи, что не придешь сегодня ночевать.
— Почему? — растерялась она.
— Одну тебя на метро в таком состоянии я не отпущу. А до Филей твоих, извини, слишком далеко добираться. Поэтому поедем ко мне.
— К вам домой? — пискнула она потрясенно.
— Ну да. Что здесь такого? Не бойся, я не буду к тебе приставать. Даю слово, — он бросил короткий взгляд в ее сторону. — Тебе просто нужно принять лекарство и хорошо выспаться.
— А я вам не помешаю?.. — дикий, безумный восторг боролся сейчас в Жеке с чувством неловкости. Она так боялась стать ему обузой! Он и так потратил на нее уйму времени…
- Может, у вас гости намечаются… — неловко озвучила она свои мысли. — Или какие-то другие планы на этот вечер…
— Мои планы на вечер незамысловаты — тоже хочу всего-навсего хорошенько выспаться. У меня завтра выходной в театре, — сообщил он. — Не ломайся, Жека. Честное слово, у меня сейчас нет сил тебя уговаривать, я смертельно устал. А выбора у тебя все равно нет.
— Ну… раз нет выбора… — протянула она, боясь поверить своему счастью. Ей даже показалось, что и температура, и головная боль поутихли на радостях.
— А что мне сказать Леле? — поколебавшись, спросила она Белецкого. — Правду?
— А тебе что удобнее? Правду или соврать?
— Мне кажется, ей будет не очень приятно узнать, что я осталась у вас на ночь, — пробормотала Жека. — Она расстроится и… обидится. Я не хочу, чтобы она придумывала себе то, чего нет. Да и вам эти лишние слухи и проблемы… ни к чему совершенно.
— Ну тогда соври, — губы его тронула чуть заметная усмешка.
— Скажу, что ночую у одноклассницы, — доставая из сумочки мобильный, со вздохом решила Жека. — Так и объясню, что приболела и осталась у нее, потому что долго добираться и плохо себя чувствую…
— Спасибо, — сказал он вдруг. Жеке показалось, что она ослышалась.
— Спас… за что?
— За твою деликатность. Другая на твоем месте уже разослала бы кучу эсэмэсок подружкам и похвасталась бы, куда сейчас направляется.
— Вы что! — Жека поразилась чуть не до слез. — Как вы могли даже на секунду подумать, что я могу вот так… я же не ради дешевой популярности или хвастовства перед знакомыми, я правда…
— Спасибо, — повторил он, прерывая ее сумбурный монолог, и накрыл ее руку своей.
Часть 12
Санкт-Петербург
Попрощавшись с музыкантами, предварительно соврав им что-то убедительным голосом относительно необходимости бэк-вокалистки задержаться в Питере, Тим смог, наконец, перевести дух. Он до последнего сомневался, что девушка согласилась на эту авантюру в ясном уме. А вдруг передумает и ускользнет?..
Лика и в самом деле выглядела растерянной. А еще смущенной, сбитой с толку, взволнованной, необыкновенно хорошенькой… У Тима же окончательно снесло крышу. Все его прежние установки полетели к чертям. Те доводы, которые раньше казались ему разумными — то, что она замужем, что не стоит дважды входить в одну и ту же реку — разбивались вдребезги о Ликин взгляд. Невозможно было и дальше вести себя так, будто они всего лишь простые друзья и коллеги.
Они оба понимали, что это — переломный момент в их отношениях. Что-то непременно произойдет. Что-то должно случиться. И смутное предвкушение, неясное предчувствие, нетерпеливо-радостное ожидание… это все было едва ли не слаще того, что, собственно, их ожидало.
Они вместе вернулись в отель, затем продлили бронь Ликиного номера до послезавтра и в нерешительности остановились в холле, глядя друг на друга с немым вопросом в глазах: а что дальше?
— Ты… хочешь есть? — спросил Тим, кашлянув.
Лика не была голодна, хотя и не успела ничего перехватить после концерта. Однако она с радостью ухватилась за эту зацепку: