— Вы что-то хотели? — спросила она в испуге. Вид у девиц был такой, что это не предвещало ей ничего хорошего.
— Да, хотела! — нервно, с надрывом, отозвалась самая главная заводила. — Хотела узнать, откуда ты взялась, такая деловая? Обнимаешься, значит, с нашими парнями?! По какому такому праву?
Ах, вот в чем дело… очевидно, ее шедевральный выход на сцену с обнимашками не остался незамеченным.
— Ну, они же не прям вот — ваши парни, — осторожно отозвалась Катрин, выдавливая из себя миролюбивую улыбку. — Просто однокурсники…
— Да что ты знаешь! У Степы, с которым ты тискалась, девушка есть постоянная, если что. Она просто в Краснодаре осталась, потому что заболела.
— Я и не претендую ни на что, честное слово, — попыталась было объяснить она.
— Ну конечно! И на генералку пролезла, и за кулисы во время игры пробралась… и все просто так, без всякого тайного умысла! — девицы все теснили и теснили ее вниз со ступеней, толкая куда-то в темноту. Катрин стало по-настоящему страшно. Что они собираются с ней сделать? Отведут в сторону, повалят на снег и изобьют? Может, на помощь позвать, пока не поздно?
— Кать! — услышала вдруг она и чуть не разревелась от облегчения, увидев бегущего со стороны главного входа Сашу Лютикова. Через минуту парень уже подлетел к ней и выпалил:
— Закончился КВН?
— Ага, — кивнула она, со страху изо всех сил вцепившись ему в руку и машинально уводя парнишку подальше от краснодарских девиц. Те попритихли и сами невольно расступились, наблюдая за этой парочкой. — Только я одежду верхнюю оставила внутри… вышла освежиться…
— Домой пока не собираешься?
— Вообще да, надо только Вальку дождаться…
Он посмотрел на недовольных "кубаноидок" и спросил вполголоса:
— Чего они ни тебя так уставились?
— Они думают, что я сплю и вижу, как бы отбить у них любимых кавээнщиков, — шепотом поделилась она. Собственно… какие-то сутки назад так оно и было. Правда ведь спала и видела. Даже в Краснодар за ними мечтала поехать, как жена декабриста. Дура! Катрин стало так стыдно, что аж живот заболел.
— Давай притворюсь, что я твой парень? — быстро предложил Саша.
Он приобнял ее за плечи, прежде чем она успела ответить, и повел обратно к служебке.
— Холодно, — сказал он заботливо. — Простудишься. Возвращайся-ка назад и оденься.
И так ей было хорошо, так спокойно в его надежных объятиях!
— Тебе не влетит, что ты вышел из казармы ночью? — Катрин с трудом сдержалась, чтобы не потереться щекой о его плечо.
— Я ненадолго, — улыбнулся он. — Просто захотелось тебя увидеть.
— Ну… — Катрин не знала, как спрятать пунцовые от смущения щеки. — Я правда пойду, спасибо.
— Вы когда обратно в Самару уезжаете?
— Завтра вечером.
— Я тогда тебе позвоню еще, ладно? — робко спросил Саша, глядя ей в глаза.
— Конечно, звони. Я буду очень рада, — улыбнулась она. Развернулась и потянула на себя дверь служебки, даже спиной чувствуя его взгляд.
Внутри все были еще более бухими, чем когда Катрин уходила. Ор, взрывы пьяного хохота, дружеские и не очень объятия с поцелуями, бесцеремонные похлопывания по плечу, выяснение отношений из серии "Ты меня уважаешь?", резкий, сшибающий с ног запах спиртного и пота, сигаретный дым… У девушки сразу же закружилась голова, и она поняла, что действительно отчаянно хочет домой. Даже не в квартиру Виктории Кузьминичны — а вообще домой. В Самару.
Валька в уголке самозабвенно, никого не стесняясь, целовалась с Киром. Одна его рука гуляла по ее заднице, вторая залезла под свитер. Странно, но на Катрин это не произвело ровным счетом никакого впечатления. То ли она понимала, что для Кира это всего лишь ничего не значащий эпизод, попытка снять радостное возбуждение после оглушительного успеха, то ли сам парень просто был ей безразличен, а она осознала это только сейчас…
Даже на Вальку она не злилась, прекрасно понимая, что подруга просто выпила лишнего и сама толком не соображает, что творит. Ну… взрослая девочка. Сама разберется.
— Валь, — она тронула ее за плечо. Та обратила к ней раскрасневшееся лицо с лихорадочно блестевшими глазами, плохо понимая, на каком находится свете.
— Я домой поеду, — сообщила Катрин. — Ты хочешь остаться здесь?
— Ну конечно, она хочет остаться… — пробормотал Кирилл, ничуть не смущаясь присутствия третьей и продолжая беззастенчиво шарить у Вальки под свитером.
— Да… — как-то заторможенно отозвалась Валька. — Я… не хочу пока уезжать.
— Тогда дай мне ключи от квартиры, — вздохнула Катрин. — Когда приедешь домой, просто сделай мне прозвон, и я открою дверь. Будить Викторию Кузьминичну стуком не надо. И… имей в виду, что метро в час закрывается.
Едва ли Валька поняла хотя бы половину из сказанного. Однако, порывшись в сумке, все-таки послушно протянула подруге ключ.
Часть 11
Москва
В отсутствие Белецкого Жека переделала со скуки миллион дел. Вымыла посуду, приготовила ужин, посмотрела какой-то голливудский фильм, позвонила Лелиной маме, Ангелине Эдуардовне, и предупредила, что сегодня снова не явится ночевать… Ей было немного неловко перед этими добрыми и милыми людьми, которые сердечно о ней беспокоились и искренне переживали за ее здоровье.
— Очень жаль, что так получилось, Женечка, — грустно сказала Ангелина Эдуардовна. — Даже Москву толком не посмотрели, разболелись… Но вы правильно сделали, что решили сегодня не выходить на улицу. Отлежитесь и окончательно поправитесь. Боже мой, а ведь вам завтра в дорогу… Может, сдадите билет? Ну как вы будете в поезде сутки мучиться?
— Да все нормально, — Жека порадовалась, что эта славная женщина не может сейчас видеть ее лица. — Я уже почти здорова, правда. Передавайте большой привет Леле… Завтра утром увидимся!
Делать было совершенно нечего. Жека даже пожалела, что не поехала с Белецким на КВН… но сожаления эти длились не более пары минут. Она и в самом деле еще не выздоровела до конца. Ей тяжело было бы столько времени находиться в переполненном людьми зале. К тому же, не хотелось подставлять Белецкого — если их засекут вместе, у журналистов-стервятников появится повод посмаковать новую сплетню о личной жизни артиста. А вдруг эти новости дошли бы до Лелиных ушей? Вдруг где-нибудь всплыло бы их с Белецким совместное фото с игры?
Наконец, взяв с книжной полки томик Чехова, Жека прилегла на диван. Пару рассказов она прочла не без интереса, а потом и сама не заметила, как уснула. Все-таки, она была еще слабой после болезни…
Проснулось резко, будто от толчка, и чуть не вскрикнула от неожиданности, увидев перед собой Белецкого.
— Я тебя разбудил? — спросил он виновато. — Извини, хотел просто накрыть одеялом, ты свернулась клубочком, и мне показалось, что тебе холодно…
А она вдруг так обрадовалась его возвращению, что безотчетно, в каком-то интуитивном порыве, просто бросилась ему на шею, крепко прижалась и обняла, закрыв глаза. Томик Чехова грохнулся с дивана на пол.
— Ты что? — произнес Белецкий с некоторым удивлением. — Соскучилась? Да подожди ты, я с мороза, тебе лучше пока меня не трогать… И по-моему, ты снова слишком горячая… Как себя чувствуешь?
Но она продолжала молча обнимать его, чувствуя себя невероятно счастливой, вдыхать его запах, прижиматься щекой к его холодной щеке. Он замер, словно уловив это хрупкое ощущение счастья, исходящее от Жеки, и боясь его спугнуть. Ненароком потревожить… Его руки осторожно коснулись ее плеч. А она уже нетерпеливо искала его губы — сама, с какой-то отчаянной удалью, без оглядки и сожалений — ей просто дико, до зубовного скрежета, хотелось его сейчас поцеловать. В этом поцелуе, словно в безмолвном крике, можно было ясно угадать: "Да гори оно все огнем!.." Белецкий охотно включился в поцелуй и некоторое время сладко терзал ее губы, отчего у нее буквально останавливалось сердце. Но он все-таки оторвался от нее первым.
— Что ты делаешь, Жека? — спросил он с укоризной. — Вот что? Нельзя так с голодным мужиком, вернувшимся вечером домой. "Голодным" — во всех смыслах. Могу ведь не удержаться, накинуться… и сожрать.
Она опомнилась.
— Не ешь меня, серый волк, я тебе песенку спою, — проговорила она, запоздало смутившись и своего непонятного желания, и продиктованного им порыва.
— Лучше добра молодца в баньке попарь, напои, накорми да спать уложи, — подхватил он ей в тон. А она, чувствуя какое-то непривычное томление внутри, вдруг снова, не отдавая себе отчета в том, что делает, прильнула к нему.
— Ой-ой-ой, — озадаченно произнес он. — Похоже, у кого-то серьезные намерения?
— Очень серьезные и очень грязные, — подтвердила она, параллельно как бы наблюдая за собой со стороны и приходя в ужас от того, что сейчас несет. — Вам уже не сбежать…
— Желание дамы — закон, — Белецкий все еще пытался по инерции отшучиваться в своей привычной манере, но видно было, что он немного сбит с толку и растерян ее поведением. — Что вдруг на тебя нашло, Жека?
— Я просто поняла, что если у нас с вами ничего не случится, если я хотя бы не… попробую, то никогда себе этого не прощу. Я ведь уезжаю завтра. Насовсем. Так понятней? — она вскинула подбородок и с вызовом уставилась ему в лицо, внутренне готовясь к чему угодно: к очередной шутке, к упрекам и отповеди, даже к резкому отказу… А он вместо этого просто продолжал смотреть на нее и молчать.
— Вы считаете меня… развратной женщиной? — уточнила она с подозрением. Он сурово сдвинул брови.
— Ужасно развратной, да. Вот знаешь — никого более развратного я в своей жизни еще не встречал, — и, внезапно засмеявшись, притянул ее к себе, чтобы чмокнуть в макушку, как ребенка.
— Говоришь, "хотя бы попробовать"? — уточнил он многозначительно, продолжая улыбаться.
— Ну… просто… — неловко попыталась объяснить она. — Если уж даже с вами я ничего не почувствую, то это значит… что я совсем потеряна для интимной жизни.