льше ста человек или, может, две сотни. Нас собиралось тридцать, и то у нас было разделение, что мы – на «Первомайской», они – на «Щелковской». Чтобы не мешали друг другу, чтобы не было конфликтов в «дни дерби». Или, допустим, мы – на «Семеновской», они – на «Щелковской».
Многие друг друга знали в лицо даже из группировок [других команд]. Так некоторые драки прекращались в те времена. Одни стоят на перроне, другие выходят из вагона, и половина толпы друг друга знает. А вы чего стоите? А вы чего приехали? И кончалось ничем. Хотя все знали, что на районе можно потом получить от этих людей один на один, и мало не покажется.
Андрей Малосолов, ЦСКА:
В фанатизме, если ты не умеешь драться, ты лишен многого. Если ты попадешь в трудную ситуацию и откажешься драться, а твои товарищи это будут делать, то ты лишишься авторитета, лишишься защиты, соответственно. Не обязательно, что тебе за это дадут пинка. Достаточно, что с тобой перестанут общаться. Я в школе практически не дрался, но, съездив на первые выезда и увидев весь этот ужас, от которого леденеет все в жилах…
Сергей Андерсон, ЦСКА:
В восемьдесят четвертом приехали в Донецк – шестнадцать человек. А команда не играла. И сидели шестнадцать человек. И помахались там с дончанами – они ж с «мясными» были друзья. Потом с нами подружились. Вроде отпор дали – им понравилось. Когда мало людей, ответственность больше. Уже не побежишь, мужиков не подставишь. Уже волей по неволе. Глупо говорить, что не страшно. Страшно. Всегда страшно, когда на тебя толпа несется и ты несешься. Но это – адреналин. Там уже направо-налево машешь. Это как в бою. Даже когда выходишь один на один и человек выше тебя на голову и шире в тебя плечах. Страшно. Но махаться надо.
Виктор «Батя», «Динамо» (Москва):
Когда люди говорят – а зачем вы этим занимаетесь, ведь можно попасть в какую-нибудь историю, я им говорю: можно поехать на лыжах с горного склона и себе все переломать, или на мотоцикле. Есть куча видов спорта более экстремальных.
Андрей Малосолов, ЦСКА:
Когда нас одиннадцать человек против всего стадиона, когда в тебя все летит и даже нет никаких перспектив, что ты уедешь оттуда, – только присутствие духа, только твои крепкие кулаки и горячее сердце могут как-то позволить разрулить эту ситуацию. У нас была масса случаев, когда мы вдвадцатером могли разогнать сто, а то и двести человек.
Виктор «Батя», «Динамо» (Москва):
Большинство жестких противостояний были на вокзалах. Люди приезжали с разных направлений, они друг друга не знали. Или с одного направления, но там десять станций, и на двух болеют за «Динамо», а на остальных – за «Спартак», или наоборот. От соперничества «деревня на деревню» они переходили на соперничество выездное. Это было и на Трех вокзалах, и на Савеловском направлении – там происходили большие, массовые драки. По двести, триста человек. Если возникала какая-то искра, все, кто ехал в этом направлении, все участвовали – мужики, не мужики, фанаты «правые», «левые», – начиналось просто массовое побоище. В метро драк много было – без мобильных, без Интернета, без договоренностей находили друг друга – те, кто хотел подраться. Старались «правые» нападать на «левых» – из-за силы, уверенности, чтобы побольше шарфов собрать.
Сергей Андерсон, ЦСКА:
Если даже [менты] и появлялись, не будут же они лезть на такую кучу с голыми руками? Оружия им не выдавали. Дубинок в то время не было. Потому и ждали подкрепления: станут рядом, оттаскивают по одному – кого выцепят. Свистели, орали. А толку-то?
Виктор «Батя», «Динамо» (Москва):
Самыми экстремальными были выезда. Они объединяли группировку, делали тебя «правым» по количеству выездов. И любой выезд в те времена – это практически экстрим. Если ты куда-то поехал и ты – несовершеннолетний, без паспорта, и в том же Киеве или Вильнюсе тебя встречала недружественная толпа болельщиков. В той же Литве, в той же Латвии любые выступления фанатские заканчивались антисоветскими демонстрациями, и на тебя смотрели как на москаля, олицетворение этого советского строя. В тебя летели булыжники, тебя встречали на вокзале, вылавливали, ты должен был «шифроваться».
Валерий «Сабонис», «Зенит» (Санкт-Петербург):
Где приходилось – там и дрались. Сами начали что-то мутить только после того, как разгорелся конфликт со «Спартаком», – с девяносто седьмого года. До этого отвечали на нападки. Естественно, если тебе там кто-то что-то кричит в какой-то деревне, то на это надо отвечать адекватно. Если кто-то на тебя «прыгает», нужно тоже отвечать. А вообще, тогда и перформанс, и драки, и поддержка – все это было в одну кучу смешано.
Виктор «Батя», «Динамо» (Москва):
Ценились ребята со спортивной подготовкой, физически крепкие, боксеры. Спортсмены участвовали, каратисты. Но те же каратисты тогда не ценились, ценились боксеры и просто уличные бойцы сильные – иногда просто духом. Иногда человек не очень большого роста, вроде никаких кондиций, а именно духом может разгонять толпу. Были казусы, когда пять человек разгоняли толпу в сто пятьдесят, потому что те думали, что за ними стоят еще люди. Часто были случаи, когда дух побеждал силу – при определенной организации.
Сергей Андерсон, ЦСКА:
То время было честнее. Лежачего не били, с бабой не трогали. Был какой-то кодекс чести. Я – за, если группа какая-нибудь – «Гладиаторы», «Флинты», «Ред блю», кто угодно – собралась, выделили по двадцать человек, двадцать на двадцать, в чистом поле, без дубья, кулаками, юшку друг другу пустили – до первой крови, не надо там больше. Погнали, не погнали… Вместе продержались – никто не побежал? Пиздато, молодцы, пошли все вместе пиво пить или водку.
«От Курил и до Карпат…»
Как уже говорилось выше, в перестроечные времена о футбольных фанатах всерьез заговорили в 1987 году, после массовой драки фанатов киевского «Динамо» и московского «Спартака» в Киеве. Тогда стало понято, что милиция не готова к подобным «массовым беспорядкам». С другой стороны, были сделаны очередные попытки «формализовать» движение болельщиков: при командах начали создаваться «клубы болельщиков», но часто эти организации существовали только на бумаге, никакой деятельности не вели, а фанаты в них не вступали.
Одним из немногих реально работающих объединений подобного рода стал клуб болельщиков московского «Спартака». Среди инициаторов его создания был авторитетный «спартаковский» фанат по кличке Рифат. Предполагалось даже, что это будет общий клуб болельщиков всех московских команд и в него смогут войти даже представители других молодежных течений. Из этой идеи в конце концов ничего не вышло, но клуб болельщиков «Спартака» просуществовал некоторое время, принимая участие в организации выездов.
Игорь М., «Спартак» (Москва):
Клуб болельщиков – это была идея Рифата, и, насколько мне известно, он подразумевал вообще всех болельщиков. То есть не только «Спартака», но и ЦСКА. «Клуб любителей футбола» – как-то так это должно было называться. Он реально существовал, у меня даже есть членская карточка восемьдесят восьмого года. Если я не ошибаюсь, этот клуб даже помогал нашим ребятам поехать на два наших первых евровыезда – Бухарест в восемьдесят восьмом году и Прага в девяностом. Я не видел [болельщиков других клубов], и у меня на билете ромбик «спартаковский» был.
Независимо от существования «клубов болельщиков» и прочих «официальных» структур, во второй половине 1980-х фанатское движение в СССР становится массовым. Причин здесь несколько. Во-первых, благодаря очередному «потеплению» политического режима при Горбачеве милиция начинает спокойнее реагировать на фанатов, приносящих на стадион флаги и активно поддерживающих свою команду. Во-вторых, все неформальные движения, включая фанатов, попадают в поле зрения СМИ, о них пишут в газетах и журналах, рассказывают по телевизору, это становится чем-то модным. Тон журналистов несколько меняется: фанатов уже не обвиняют в «бездуховном времяпрепровождении», а с интересом наблюдают за ними, как и за другими неформальными молодежными объединениями. В-третьих, выступление сборной СССР на чемпионате мира в Мексике в 1986 году – яркое по игре, хоть и провальное по результату – и выигрыш киевским «Динамо» Кубка кубков в том же году способствуют росту интереса к футболу. В стране начинается новый виток увлечения футболом, а подобные витки всегда совпадают с усилением фанатской активности.
Андрей Малосолов, ЦСКА:
Конец восьмидесятых – это был расцвет всего провинциального «движа». Это было что-то такое контркультурное: сами местные фанаты враждовали с местными же гопниками. У них были целые войны за право выделяться, быть таким, какой он есть, а не подчиняться общей серой толпе. И в этом мы были им союзниками.
Провинциальные ребята, глядя на столичных и питерских фанатов, приезжающих в их города на матчи, начали создавать собственные «движи». К концу 1980-х во всех трех лигах союзного чемпионата существовали фанатские движения. Фанатская группировка была едва ли не в каждом городе СССР, от Владивостока до Калининграда, где имелась и своя футбольная команда.
Виталий «Злыдень», «Днепр» (Могилев), вторая лига чемпионата СССР:
Фанатской «движухи» в Могилеве в восемьдесят шестом году не было вообще, была совсем другая «движуха» – межрайонная, гоповские замановки. И как объединение всей гопоты произошло, я не знаю. Но «зенитчиков» (приехавших на кубковый матч с «Днепром». – В.К.) гоняли по всему городу и чуть ли не до Орши – после матча. А они приехали с флагами, сидели за воротами. Человек восемьдесят, максимум – сто. И как раз это, наверное, и послужило толчком к развитию могилевской «движухи».
[Все вышло] чисто спонтанно. Один пришел с флагом; у меня мать вязала – она связала шарф бело-синий. Были друзья, которые шить умели, – они сделали там разные флаги, повязки на голову. Матчи чемпионата Союза все видели по телевизору, а тогда уже в высшей лиге у многих команд был «движ».