оде и двигаться явно не собирается.
— Потому что ты не берёшь трубку. Ты меня в чёрный список добавил, что ли?
У Сашки глаза на лоб лезут. Ничего себе новости. Она и не в курсе. Кстати, сокровище само в чёрный список добавлять не умеет, а если бы её попросил добавить номер Зарины, Сашка наверняка бы заметила.
— Нет, просто перестал брать. Я ведь всё тебе сказал, к чему ходить по кругу?
— Ох, Севушка, как у тебя глаза-то сверкают. Прямо как в лучшие времена. Буквально на лице написано, как ты рад меня видеть. Подпиши бумажки, и я успею на обратный рейс. Полагаю, приличной гостиницы в вашей деревне не найдётся.
— Не подпишу. Я же сказал, квартиру на Арбате ты не продашь. Тебе мало дома, что ли?
— Мне нужны наличные. Ты знаешь, во сколько обходится содержание частного дома? Нормального, а не вот этого вот сарая, — Зарина обводит рукой коридор.
— Знаю, я его двадцать лет и содержу.
— Слушай, чего ты упёрся? Зачем она тебе сейчас-то, квартира эта? Ты когда в ней был последний раз? Ну я понимаю, раньше ты туда б…ей своих водил, пока я за городом. А сейчас зачем? Ты, может, в Москву больше и не приедешь никогда.
— Ждёшь, когда я наконец помру? Ну вот дождёшься, тогда и продашь.
Всеволод Алексеевич уже даже не злится. У него какой-то усталый и бесстрастный тон. Сашка делает робкую попытку протиснуться мимо него в спальню.
— Куда собралась? — он останавливает её, ловя за локоть. — Сашенька, будь радушной хозяйкой, сделай нам чайку, что ли. Зоря, ты так в коридоре стоять и будешь? Пошли на кухню, почаёвничаем.
Сашка даже прикрывает глаза. Ей кажется, что Зарина сейчас разразится потоком брани и предложениями засунуть себе этот чай куда-нибудь. Он ведь, фактически, проигнорировал её просьбу, ради которой она не поленилась прилететь из Москвы. Потому что он игнорировал её по телефону. А теперь чай предлагает. С печеньками. Потрясающе просто. Однако, самообладанию у Туманова всегда хотелось поучиться.
— Сегодня ты всё равно уже никуда не улетишь, — флегматично добавляет он и подходит к жене, чтобы помочь ей раздеться. — Ты посмотри, как льёт. И ветер. Аэропорт однозначно закроют, пока свистопляска не закончится. Тут взлёт над морем, и в хорошую погоду болтает.
— Сева, а если я подам на развод? Через суд? — тоже спокойно говорит Зарина, позволяя снять с себя шубу. — И через суд начну делить имущество? Тебе нужен такой скандал?
— Мне вообще всё равно, что напишут газеты. Думаю, сейчас я им уже совершенно не интересен, — пожимает плечами Туманов. — Ну попробуй. Дом оформлен на тебя, квартира на меня. Ты что, думаешь, что суд пожалеет несчастную брошенную женщину, и отдаст ей ещё и квартиру? А меня, который всё имущество заработал, оставит на улице?
— А эта избушка?
— А эта избушка Александры Николаевны. Она, кстати, разговаривать умеет, иногда, — ехидно добавляет Всеволод Алексеевич. — Саш, ты бы хоть голос подала? А то Зарина Аркадьевна решит, что ты немая.
— Мы уже пообщались, — изрекает Сашка и идёт на кухню.
Чай с печеньками так чай с печеньками. Она ещё и плюшку на стол поставит, творожно-черничную, вчера испечённую. Ей не жалко. Ей даже буквально интересно, чем дело кончится. С того момента, как стало ясно: Зарине нужна квартира, а не её хромающее сокровище, у Сашки от сердца отлегло. И теперь она готова хоть банкет тут организовать, если Всеволод Алексеевич хочет.
— Сева, ты еле ползаешь, — замечает Зарина, когда они оба усаживаются за стол. — Жить с молодой оказалось не так просто?
— Да колено замучило, — морщится Всеволод Алексеевич, пропуская шпильку мимо ушей. — Как дожди, так начинается.
Сашка накрывает на стол, а сама ловит каждое слово, сказанное обоими. Потому что ничего подобного она ещё никогда не видела. С любым другим человеком Всеволод Алексеевич уже бы взорвался. Он же отнюдь не милый и покладистый, он умеет чайной ложкой мозг выесть, если ему надо. И хамского отношения к себе никогда не спускает. И на Зарину он был сильно обижен за последние годы их совместной жизни, Сашке долго приходилось, да и до сих пор приходится заглаживать последствия. И тем не менее они спокойно говорят друг другу обидные вещи, даже не повышая тона, разбавляя их какими-то совершенно житейскими фразами. И Сашка вдруг понимает, что никогда и не видела, как общаются люди, много лет прожившие вместе. Если только родители… А, ну да. Вот их пример Сашка и считала универсальным. Их образец и пыталась натянуть на Всеволода Алексеевича и Зарину. Не учла, что Туманов далеко ушёл от её родственников. Да и Зарина тоже, судя по всему.
— Вкусный кекс, — Зарина отщипывает от большого куска маленькие кусочки, умудряясь не уронить ни крошки мимо блюдца. — Сама печёшь?
— Да, — отвечает Сашка и поражается, как спокойно звучит её голос.
— Севе же нельзя.
— Там сахарозаменитель и безглютеновая мука.
— О как. Возишься с ним, значит?
— Заботится, — спокойно поправляет Всеволод Алексеевич.
— Как я не смогла, да, Севушка?
— Как ты не захотела.
— Ну да, — Зарина задумчиво крутит в пальцах чайную ложку, и Сашка невольно отмечает, какой у неё роскошный маникюр. — Рассказал ей, какое я чудовище? Как бросала тебя в спальне с ингалятором? Не лечила, плюшки не пекла. Все девки на подобные истории покупаются, да? А как ты гулял направо и налево, рассказал? Как вернулся однажды с каких-то гастролей, по твоим словам, а потом выяснилось, что от очередной б. ди, с воспалением лёгких? И как я две недели вокруг тебя плясала, выхаживала. Рассказал?
— Зоря, это было в семьдесят восьмом году. Ты бы ещё дедушку Ленина вспомнила.
— Вот именно. Это было уже в семьдесят восьмом году. Представь, — Зарина поворачивается к Сашке, — сколько лет продолжалось. Всему есть предел, знаешь ли. И тебе, девочка, надоест когда-нибудь.
— Не успеет, — припечатывает Всеволод Алексеевич и с невозмутимым видом протягивает пустую тарелку. — Сашенька, а можно мне ещё кусочек?
Погода портится всё больше и больше, и уже совершенно очевидно, что никакие самолёты сегодня никуда не полетят.
— Боюсь, что даже такси сейчас не приедет, — говорит Всеволод Алексеевич, поднимаясь из-за стола. — Снег ложится, ты посмотри. В местных условиях один сантиметр снега — уже катастрофа. Летняя резина же у всех, да ещё и горы-косогоры. Понесёт машину на перевале и привет. Оставайся у нас, пока не распогодится.
— С ума сошёл? — фыркает Зарина. — Поищу гостиницу.
— Не дури. Зимой тут работают от силы две. И обе чёрте где. Пешком точно не дойдёшь. Оставайся, у нас есть гостевая комната.
Сашка переводит взгляд с одного на второго. Сюрреализм какой-то. Шведская семья, натурально.
— Пойдём, я тебя провожу, всё покажу. Отличная комната, с телевизором, с Интернетом, все условия, — усмехается Всеволод Алексеевич. — Ох ты ж, чёрт…
Колено. Сделал шаг и схватился за спинку стула. Сашка тяжело вздыхает.
— Идите полежите, а? Я сама.
Всё равно он не знает, где у них чистое постельное бельё лежит. И уж точно сам не перестелет. А Зарина Аркадьевна стоит, как будто тоже не может понять, как ей реагировать. Сашка проходит мимо неё, и уже в коридоре слышит шаги за спиной. Шаркающие — Туманов бредёт до своей спальни, и чётко отбивающие ритм — Зарина идёт за Сашкой.
— Проходите, — Сашка открывает дверь и заходит первой. — Всеволод Алексеевич ввёл вас в заблуждение, кстати, телевизора тут нет. Телевизор в гостиной. Но я могу дать вам планшет, чтобы скучно не было.
— У меня есть свой. Почему ты ему до сих пор «выкаешь»?
Зарина пересекает комнату и усаживается в кресло у окна, наблюдая, как Сашка вытаскивает из шкафа чистое постельное бельё и начинает застилать кровать.
— Я не могу говорить «ты» человеку, который старше на сорок лет.
— Спать с ним тебе сорок лет не мешают.
Сашка застывает с простынёй в руках.
— Мешают. И я бы никогда не посмела первой…
— Не оправдывайся, — Зарина обрывает её жестом. — Я знаю. И ещё не видела ни одной, кто смог бы Севушке отказать. Много я его б…ей повидала. Ты как-то сильно от них отличаешься, я даже готова Севушку зауважать.
— Я не …
Сашка уже хочет сказать в ответ что-то резкое, плюнув на все правила гостеприимство и то, что перед ней сидит, чёрт бы её побрал, Зарина. Ещё один идол её детства. Да, не сохранивший своего места на пьедестале, как Туманов. И тем не менее… Сашка открывает рот, но в последний момент резкая фраза меняется на совершенно другую.
— Зарина Аркадьевна, а вы себя нормально чувствуете?
— Голова немного кружится и подташнивает. Надеюсь, не от твоей плюшки с сахарозаменителями, — язвит Зарина, но как-то не особенно охотно. — Я плохо переношу перелёты. И бывшего мужа.
— Почему бывшего? Он всё ещё ваш муж, — пожимает плечами Сашка. — Давайте-ка я принесу тонометр.
— Ты лечишь всё, что движется, что ли?
— И то, что не движется, тем более, — кивает Сашка и исчезает за дверью.
Чёрт побери, ей нравится Зарина. Нравится! Её манера держаться, её язвительность, её умение сохранять достоинство даже в такой странной ситуации. И её надменно-спокойный взгляд нравится. И откровенная недоброта, без попыток изобразить из себя то, чем не является. Они же… Они же похожи! Если бы у Сашки жизнь сложилась немного иначе. Если бы она всегда была за каменной стеной успешного и популярного мужа. Если бы…
Ошарашенная собственным открытием, Сашка входит в их со Всеволодом Алексеевичем спальню, лезет в тумбочку, где хранятся глюкометр, тонометр и прочая артиллерия, даже не обратив внимание на сокровище. Что сокровище, мягко говоря, шокирует.
— Сашенька, что случилось?
— А? Что?
Он лежит на кровати, держа в руках планшет, и очень заинтересованно смотрит на Сашку.
— Да у супруги вашей, мне кажется, давление поднялось. Хочу померить. Что вы на меня так смотрите? Потом займусь вашим коленом, хорошо?
— Можешь не спешить, я обезболивающее выпил, — хмыкает Туманов. — Ну, собственно… Зарина Аркадьевна тоже не девочка, чему я удивляюсь…