— А вы удивляетесь?
В его картине мира заботиться должны только о нём. Когда они попадали в больницу, он тоже искренне удивлялся, если кто-то по коридору шёл не в его палату. Центр мироздания же.
Сашка возвращается к Зарине.
— Давайте измерим давление. Вы какие-то лекарства постоянно пьёте?
На вид ей примерно как Сашке. Ну чуть-чуть побольше. Это если близко не подходить. А если сесть напротив, на расстоянии вытянутой руки, чтобы удобно было манжетку тонометра надевать, то видно глубокие морщины возле глаз и пигментные пятна на шее, которую, в отличие от лица, не заштукатуришь косметикой.
— Пью, от повышенного. И ещё гормональные.
Зарина перечисляет лекарства, Сашка измеряет давление. Оно, внезапно, оказывается пониженным.
— Резкая смена климата, перелёт, просто устали и понервничали. Вы ложитесь, отдыхайте, я вам кофе сейчас принесу и шоколадку. У вас есть, во что переодеться?
Вот будет весело, если нет. Потому что Зарина шире Сашки раза в два. Если только футболку Туманова ей предложить.
— Всё у меня есть, дорожная сумка в коридоре осталась, — говорит Зарина, осторожно перебираясь на кровать. — Полежу пять минут и схожу за ней.
— Да я принесу, лежите.
Зарина качает головой. Но Сашка уже не замечает этого жеста. Идёт варить кофе и искать шоколадку из запасов Всеволода Алексеевича на случай резкого падения сахара. С ним такое случается редко, поэтому шоколадка обнаруживается аж у задней стенки холодильника, за кастрюлей с супом и банкой солёных огурцов. На обратном пути прихватывает вещи Зарины, слегка удивившись существованию такого предмета, как дорожная сумка. Нечто среднее между чемоданом и женской сумочкой, но весьма удобная и симпатичная штука, надо признать. Кожаная, с большими ручками. Вместительная, но не громоздкая, как привычный чемодан. Тоже такой обзавестись, что ли.
— Вот ваш кофе, — Сашка ставит чашку на прикроватную тумбочку. — Шоколадку ешьте. Вы не курите?
Зарина отрицательно качает головой. Жаль, Сашка бы с удовольствием с ней перекурила.
— Посидеть с вами или будете отдыхать?
Для Сашки вопрос абсолютно естественный, но Зарина смотрит так, будто она спросила, слетать на Марс или не стоит.
— Саша, если не сложно, присядь на минуточку.
Сашка садится в кресло у окна.
— Что с тобой не так, детка?
У Сашки вопросительно изгибается бровь.
— Только не рассказывай, что это врачебная этика, тебе положено лечить и прочую дребедень. Кофе варить ты точно не обязана. Ты же меня ненавидеть должна.
— Скорее вы меня.
— С чего вдруг? Если бы я хотела его удержать, я бы удержала, поверь мне. Ты была не первой и даже не пятой. Но я уже не хотела. Я от него устала. У меня просто не осталось сил на него, ни физических, ни моральных. А вот ты, наверное, считаешь, что я его предала. Так откуда такая забота, а, тётя доктор?
Сашка вздрагивает. Откуда она-то знает, как Туманов её называет? Ну вряд ли Всеволод Алексеевич рассказывал. Впрочем, может быть, в газетах писали. Какое-то издание, ещё в самом начале, что-то подобное опубликовало. Кто-то из медперсонала алтайской больницы интервью дал, не иначе. Слил подробности непростых взаимоотношений заезжего артиста и местного светила пульмонологии.
— Он же вас любил, Зарина Аркадьевна. И, наверное, до сих пор любит. Ну или хотя бы уважает.
— Интересный вывод. А главное, поражающий своей логичностью.
Опять язвит. Но кофе и шоколад, видимо, подействовали. У Зарины стал более естественный цвет лица, пугающая бледность исчезла.
— А если завтра тут соберутся все его бывшие бабы, ты им тоже будешь кофе варить и давление мерить?
Сашка пожимает плечами.
— Если Всеволод Алексеевич скажет…
— Детка, — Зарина тяжко вздыхает и ставит пустую чашку на тумбочку. — Тебе никто не сказал, да? Никого нельзя любить больше, чем себя. Тем более, ни одного мужика. Ты из него бога сделала, что ли? «Всеволод Алексеевич скажет…». Саша, он обычный старый дед, с мерзким характером к тому же. Такой же, как сотни других. И то, что конкретно этот умеет извлекать более приятные звуки, чем все остальные, ещё не делает его…
— Вот я так и знал, что вы споётесь, — раздаётся тот самый приятный звук знакомого баритона. — Ты посмотри, они уже подружились.
Всеволод Алексеевич стоит на пороге, держась за ручку двери.
— А я жду, жду, пока на меня внимание обратят, безрезультатно. Конечно, кому какое дело до моего несчастного колена, когда можно языками почесать. Что обсуждаем? Последние новинки от Шанель или весеннюю коллекцию Лагерфельда?
— Боюсь, у меня несколько не тот собеседник, — фыркает Зарина. — Сева, ну уж если ты взял ребёнка под своё крыло, ты бы хоть его уму-разуму поучил. Дитё дитём же.
— В сравнении с тобой? Не переживай, Зоренька, если дитё зубки покажет, всем ещё уколы от бешенства делать придётся.
Всеволод Алексеевич по стеночке проходит в комнату. Сашка тут же подрывается с кресла, уступая ему место.
— Сядете? Мы тут кофе балуемся, вам сварить?
— А свари, Сашенька, — охотно соглашается он.
Сашка кивает и идёт на кухню, радуясь возможности исчезнуть из комнаты. Зарина и Всеволод Алексеевич провожают её взглядами.
— Сева, — тихо говорит Зарина, пока дверь за Сашкой закрывается. — Старый ты чёрт, ты что натворил?
— Я? — Всеволод Алексеевич разводит руками. — Ты, конечно, не поверишь… Но оно само. Натворилось.
— Ну и зачем ты приехала?
— Я же тебе сказала.
— Серьёзно?
— Сева, ну какой смысл в том, что квартира простаивает? Давай хотя бы сдадим? А так мы ещё и за коммуналку платим. Ты ею когда пользовался последний раз?
— Полгода назад. Мы приезжали на съёмки телешоу.
— Вдвоём?
— Ну а как? Я один уже давно не справляюсь.
Сашка подслушивает самым бессовестным образом: дверь в гостевую спальню осталась приоткрытой, а голос-то у сокровища поставленный, громкий.
— Тебе девочку не жалко? Ты вообще видел, как она на тебя смотрит?
— Не слепой.
— Очередная загубленная судьба. Сева, тебя черти будут ещё лет сто жарить.
— Не всё так однозначно. Давай не будем Сашу обсуждать. Так зачем ты приехала?
— Сказала же. Ой, ну хорошо. Я хотела узнать, жив ли ты тут вообще. Раз телефон не берёшь.
— В газетах бы написали.
— И посмотреть наконец своими глазами, как ты тут живёшь.
— Зоренька, скажи просто, что соскучилась.
У Сашки глаза на лоб лезут от их пикировки. Нет, она прекрасно знает, как Всеволод Алексеевич умеет язвить. Но не ожидала, что Зарина интересный собеседник. И в беззлобном переругивании старых супругов есть некое неуловимое очарование. И как-то даже забываешь, увлёкшись, что сегодня с утра сбылся один из твоих самых страшных кошмаров. А теперь этот кошмар, переодевшись в розовую флисовую пижаму, лежит в комнате для гостей, то есть твоей бывшей спальне, и ведёт беседы с сокровищем. Кошмар и сокровище. Милейшее сочетание.
Так, ладно, хватит. Усилием воли Сашка заставляет себя уйти из коридора. У неё полно дел: со стола на кухне надо убрать, об ужине позаботиться. Раз уж ещё один едок на голову свалился. А снег всё ещё идёт. И дорожку к калитке уже замело, и на проводах снег лежит. Хочется надеяться, что ничего не отключится, свет там или вода. В Прибрежном снег — настоящая катастрофа, сразу все блага цивилизации отваливаются. Так что посуду лучше помыть, да и воды набрать в самую большую кастрюлю, а то мало ли.
Сашка возится по хозяйству, стараясь больше не думать о Зарине и о том, что Всеволод Алексеевич прекрасно проводит с ней время. Жена. Уважать. Не оценивать.
Интересно, а что она ест? Сашка собиралась на ужин потушить капусту с варёными яйцами. Она такое вообще будет? У них тут всё же не ресторан. Судя по рассказам Всеволода Алексеевича, для Зарины еда раньше готовилась отдельно, а для Туманова отдельно.
Сашка заглядывает в холодильник. Молоко закончилось, йогурт всего один. А если вечером Всеволод Алексеевич захочет перехомячить? В таких ситуациях йогурты очень выручают. Как-то не ожидала она, что температура резко опустится, и дождь превратится в снег. Может, дойти до магазина? Ну присмотрит за ним жена полчасика? Как-то же раньше справлялась.
Но прежде, чем она успевает додумать эту мысль, сокровище само появляется на кухне.
— Во-первых, мне никто не намазал колено, — заявляет он. — Я так понимаю, что в связи с появлением Зарины Аркадьевны меня больше не любят и заботиться не будут?
Тон шутливый, а глаза серьёзные.
— Господи, Всеволод Алексеевич! Простите, ради бога, у меня голова уже кругом. Всё как-то так… слегка неожиданно.
— Слегка, да, — хмыкает он. — А, во-вторых, нужно заправить инсулин в дозатор, он мигать начал.
— Хорошо, идите в спальню. Я сейчас приду.
Сашке очень стыдно. Он про колено с самого утра говорит, а она так и не удосужилась к нему подойти. Ну да, Зарина со своим давлением, и что? В стационаре у тебя было одновременно и пять больных, и даже десять. Как-то же успевала за всеми сразу смотреть?
Она открывает холодильник, привычно тянется к кармашку на дверце, в котором лежат ампулы инсулина. И понимает, что кармашек пуст. Как так? Сашка никогда не допускает, чтобы не было запаса. Если берёт последнюю ампулу, тут же идёт в аптеку.
— Всеволод Алексеевич, а как могло получиться, что у нас запаса инсулина нет? Была же ещё ампула.
Туманов, уже начавший путь по коридору к спальне, останавливается, оборачивается с несчастным видом.
— Ой… Я её разбил, вчера. Случайно. Хотел тебе сказать и забыл.
— Как разбили?
Они же потому и решили, что Сашка будет дозатор заправлять. Чтобы у него ничего не разбивалось.
— Резко дверцу холодильника открыл, хотел яблочко взять, а она покатилась и разбилась.
Потрясающая история. Насколько резко надо было дверцу открыть? Рвануть в отчаянии, умирая от голода, что ли?
— Понятно. Так, быстро мажем колено, и я пошла в аптеку. Всеволод Алексеевич, ну вы даёте, конечно…