Он наконец отрывается от планшета и футбольных страстей.
— Наши вылетели из группы, представляешь?
— Я вообще удивляюсь, как они туда залетели, — фыркает Сашка. — Позорище на весь мир. Вы лучше на сайт водоканала зайдите и спросите, надолго ли это безобразие. Хоть бы предупредили, сволочи. У нас даже не набрано ничего. Весь наш запас воды — половина чайника.
Всеволод Алексеевич качает головой.
— Привыкли к хорошей жизни, Сашенька. В нашей старой квартире, не в той, которую ты знаешь, а в Чертаново, постоянно воду отключали. И у Зарины всегда в ванной стоял набранный таз и на кухне банки. Представь, приехал ты с гастролей, в дороге полсуток, грязный, потный, пыльный. Или с концерта, опять же, потный и в гриме. А к твоим услугам тазик и ковшик. И ничего, знаешь, как-то внимания не обращали на такие мелочи.
Сашка мрачно кивает. Ну да, только вы помоложе были слегка. И корячиться с тазиком и ковшиком вам было попроще. А теперь мы что делать будем, если воду выключили надолго?
— Может, авария, — продолжает Всеволод Алексеевич и снова утыкается в планшет. — Подождём.
— Подождём, конечно. Что нам остаётся? Поискать, где прорыв водопровода и пойти чинить? — фыркает Сашка.
Она устраивается на диване с телефоном и вскоре выясняет, что никакой аварии нет. У водоканала, видите ли, упало давление в сетях, потому что из-за жары население слишком активно расходует воду. Подождите, мол, резервуары наполнятся, и вода в кране появится. Ну не сволочи? Очень хочется оставить им в соцсетях едкий комментарий, но Сашка принципиально в Интернете ничего не комментирует. Комментирует исключительно вслух.
— Нет, вы представляете, какие сво… Всеволод Алексеевич?
Сашка резко понижает голос. Сокровище задремало в своём кресле, планшет на коленях лежит. Приходится встать, осторожно забрать и «волшебную говорилку», и очки. Видимо, сил у него особо нет после вчерашнего приступа, да и жара ещё добавляет. В спальню бы его отвести, но не будить же.
Сашка подходит к окну. За окном солнечно, но пейзаж не похож на апокалиптический. Деревья даже колышутся иногда, то есть, ветерок дует. До дежурного магазина можно добежать. Взять пару баклажек питьевой воды, чтобы хоть чай попить можно было. И лучше побыстрее, пока до этого же магазина не добежали все соседи.
Но стоит открыть дверь на улицу, как Сашка понимает опрометчивость своего решения. Будто в баню вошла. Или прямиком в ад. Закрывая калитку, чуть о металлическую ручку не обожглась. Природа сходит с ума, честное слово. Ладно, короткими перебежками, и лучше по теньку, где он ещё остался.
В дежурном магазине ни одного посетителя, только разморённая продавщица за прилавком. Смотрит какой-то сериал по каналу «Россия 1» и потягивает холодную минералку.
— Здрасьте, тёть Маш. А вода в баклажках есть?
— Последние две штуки остались, но дорогие! — тётя Маша отрывается от страданий экранной героини, внезапно беременной от шефа. — Все дешёвые разобрали.
— Да мне б хоть какие. Не знаете, когда воду дадут?
Пожимает плечами. Странный народ, конечно. Ну если воду отключили, да надолго, и все баклажки разобрали, надо же ещё партию заказать, нет? И заработать на этом как следует. Но Сашка уже привыкла, что в Прибрежном всё не так, как в Москве. Город гедонистов, не любящих суеты и спешки. Ну выключили и выключили. Когда-нибудь дадут. А пока вон, сериал можно посмотреть, кофе сварить. На чашку кофе-то вода найдётся.
Сашку иногда медлительность и инертность Прибрежного раздражает. Но она понимает, что для Всеволода Алексеевича это то, что нужно. Ему тут спокойно и хорошо, его все знают, все любят, но в то же время не донимают автографами и фотосъёмками. Он уже не может быстро ходить, а иногда и быстро реагировать, а Прибрежный живёт как раз в его темпе, размеренном, неторопливом. В Москве, вздумай он спуститься в метро, его просто снесло бы спешащей толпой. А здесь никто не будет торопить пожилого человека, долго разбирающегося с карточкой на кассе, например. Даже в голову никому не придёт.
— Саша, вчера малину привезли и чернику свежую. И персики плоские я тебе отложила для Всеволода Алексеевича. А то их быстро расхватывают.
Тётя Маша выносит из подсобки пакет персиков. На полках с фруктами их уже нет, зато стоят маленькие лукошки с ягодой. Сашка невольно улыбается. О чём и речь. Здесь все любят Всеволода Алексеевича, а значит, Сашка готова простить Прибрежному что угодно.
— Как он себя чувствует? Давно его не видно.
— В жару так себе, — честно признаётся Сашка. — Быстрее бы дожди начались. Только персики сейчас возьму, а то не донесу вместе с водой, помну ягоду.
Честно сказать, ей и персики-то забирать несподручно. Но тётя Маша старалась, откладывала для сокровища.
Две пятилитровые баклажки оттягивают руку, но в другой пакет с персиками, которые нельзя помять. И дверь магазина Сашке приходится открывать уже ногой, чтобы снова нырнуть в раскалённый воздух. И нос к носу столкнуться со Всеволодом Алексеевичем.
— Потрясающе! Вы что тут…
— Дай сюда!
Решительно забирает у неё обе баклажки.
— Я так и знал. Догадаться нетрудно, куда ты могла деться. Ну и что за подвиги? Тебя надо было не Сашей назвать, а Зоей. Или Ульяной.
— Чего?!
— В честь кого-нибудь из детей-героев. Откуда у тебя безудержная тяга к самопожертвованию?
— А у вас? Просила же по жаре не шататься!
— А сама что? Девочка? Нет, ну если со мной сравнивать, конечно… Но если ещё и тяжеленные баллоны таскать…
— Да не тяжёлые они, — вяло огрызается Сашка.
— Для меня — нет. А для тебя — достаточно тяжёлые. Кстати, я могу ещё пару взять.
— А больше нет. Все разобрали. Придётся экономить воду.
— Или сходить до ручья, — замечает Всеволод Алексеевич, шагая по дорожке.
Сашка внимательно за ним наблюдает. Вроде спокойно идёт. Хочется надеяться, что он хотя бы ингалятор с собой взял. Ну просила же…
— Вот только ручья нам не хватает, — фыркает Сашка. — До него топать полкилометра в гору. И потом назад. Я лучше буду во все инстанции звонить и ругаться. Одурели совсем, в такую жару воду вырубить. Садисты.
— А посуду чем мыть? Ну допустим, можно её не мыть, — рассуждает Туманов. — А туалет чем смывать? Десяти литров нам не хватит даже на один день.
— Во-первых, водоканал обязан организовать подвоз воды, если эта бодяга надолго. Во-вторых, для туалета можно воду из пруда зачерпнуть. Пруд гораздо ближе, чем ручей.
Буквально в ста метрах, на заброшенном соседском участке. Всеволод Алексеевич одобрительно кивает, предложение принято. Вот только бегать до пруда с ведром каждый раз, как кому-нибудь в туалет приспичит, тоже сомнительная затея. Особенно если учесть, что им обоим приспичивает часто — у Туманова возраст, у Сашки давление. М-да… Как мало надо, чтобы выбить человека из привычной жизни и превратить его быт в сущий ад. Всего лишь выключить воду.
Домой они заходят оба в мыле. Сашка к тому же прекрасно слышит, что Всеволод Алексеевич дышит через раз. Вот просила же не вылезать из дома, и уж тем более не совершать подвигов, ну что за человек.
— Давайте, я вам на руки полью, умоетесь. Дышать тяжело? Ингалятор дать?
У него такой страдальческий вид. Но качает головой.
— Мне просто жарко. И я хочу в душ… Ну, придётся так обсыхать.
— Переоденьтесь в сухое и чистое. Принести вам вашу майку с собаками?
Домашняя футболка с собаками из мультика про далматинцев была куплена абсолютно случайно, где-то походя. Сашка поначалу решила, что он её не глядя прихватил. Ну взрослый же дяденька, какие к чёрту далматинцы? А футболка оказалась удобной и быстро перешла в категорию любимых домашних вещей.
— Извращение какое-то, переодеваться грязным в чистые вещи, — ворчит Туманов, но всё-таки меняет насквозь промокшую рубашку на футболку с собаками. — Я тебе рассказывал историю, как мы в Мексике на гастролях у Рубинского в номере мылись?
— Нет.
Сашка крутится на кухне, пытаясь организовать чай и перекус. Отсутствие воды бесит. Она привыкла мыть руки по сто раз на дню, ещё со времён института. Абсолютно нормальная привычка для любого врача. Сашка может полы помыть раз в две недели (раньше могла, теперь из-за Туманова моет гораздо чаще, конечно), но руки у неё идеально чистые всегда. И за десять минут, которые уходят на приготовление чая, она машинально открывает кран раза три. Матерится сквозь зубы и довольствуется кухонным полотенцем, которое слегка смочила из баклажки.
— Расскажете? Только сначала скажите мне, что хотите поесть? Желательно из того, что не надо готовить. Затевать сейчас суп — очень плохая идея.
— Да я вообще есть не хочу, — отмахивается Всеволод Алексеевич. — Какая еда в такую жару?
— Какая-нибудь. Вы туда-сюда походили, тяжести потаскали, сахар сейчас падать начнёт. Надо поесть. Помидорки в собственном соку будете? Холодненькие.
— Давай, — соглашается Туманов. — И килька у нас где-то была в томате.
— О, господи.
Он замучил с этой килькой. Увидел банку в магазине и тут же сунул в корзинку. У Сашки глаза на лоб полезли. Килька в томате? Серьёзно? Ну ладно, в вашей советско-дефицитной юности вы жрали всё, что не приколочено. Но сейчас кому придёт в голову есть эту дрянь? Самая мелкая рыба, не потрошённая, с головами, с хребтами, и залитая отвратительным едким соусом. Сашка озвучила свои доводы, на что Всеволод Алексеевич заявил, что молодое поколение ничего не понимает, жизни не нюхало, а вкуснее кильки в томате только рижские шпроты, но они вредные. А килька в томате полезная! Купили, разумеется. Банка стояла в шкафу с крупами, ожидая подходящего случая. И вот он настал. Когда, если не сейчас?
— Держите!
Сашка ставит перед ним банку, которую открывает сама, во избежание травм. Втыкает в красно-рыжую массу вилку, выдаёт кусок хлеба.
— Так что с Рубинским и Мексикой? Как вы там оказались, кстати?
— Как обычно, в составе делегации. Ездили на какие-то спортивные соревнования, тогда было принято, чтобы спортсменов сопровождали артисты — для поддержания боевого духа. Рубинский глава делегации, естественно.