Сашка стоит и не может сделать ни шага. Доктору Тамариной сейчас кажется, что ей снова лет тринадцать. Она накосячила, и мама орёт на неё от всей души. И криворукая, и рукожопая, и вообще не девочка, а не пойми что, и замуж тебя никто не возьмёт, и в дом к тебе, свинье, я никогда не приду. В памяти всплыли разом все подобные эпизоды и все сказанные слова. Правда, сбылось далеко не всё. Замуж, конечно, не вышла, но в дом к ней маман всё-таки приехала.
А Всеволод Алексеевич молчит, задумчиво наблюдая безобразную сцену. Театр ему тут, что ли? Юного зрителя.
Сашка поднимает контейнер. Отправляет упавшую котлету в мусорное ведро. Подтирает пол тряпкой для стола, лежащей на раковине. Как всегда делает в таких случаях. А случаи бывают часто, но обычно что-то роняет, разбивает или проливает Всеволод Алексеевич. Иногда и она, особенно если ночь была бессонной. Но никто в их доме никогда по этому поводу не орал, и не считал разбитую посуду трагедией. А падение пластикового контейнера никто бы даже не заметил. Молча подняли и пошли дальше.
— Это всё, по-твоему? Это ты так пол вытерла? Да, странно, что у тебя тут ещё крысы не бегают.
— Мам, давай я покажу тебе, где ванная комната.
Сашка идёт показывать санузел и выдавать чистое полотенце. Всеволод Алексеевич, покачав головой, суёт контейнер в микроволновку — Сашка напрочь забыла, что хотела сделать до появления маман.
Остаток дня проходит относительно спокойно, мама разбирает вещи, принимает душ, они даже гуляют с Сашкой по саду. Во время прогулки мама рассказывает о своих планах, описывает квартиру, которую ищет, перечисляет список требований. Сашка послушно кивает и усиленно воздерживается от замечаний, что стоимость описываемого мамой объекта недвижимости сильно превышает ту сумму, которую можно выручить за квартиру в Мытищах. Чтобы возле моря, да с чистыми документами, то есть именно квартира, а не «жилое помещение», с нормальной инфраструктурой и «не у чёрта на рогах, как у вас» — это практически нереально. Но Сашка не лезет со своим бесценным мнением, только курит одну за одной сигареты и поглядывает на окна.
Всеволод Алексеевич самоизолировался. Как ушёл после обеда в спальню, так и не появлялся. Сашка несколько раз к нему заглядывала, он или читал, или смотрел телевизор. Сашка знала эту его манеру общения, называя про себя «доброжелательный пофигизм». Он включал её со всеми людьми, с которыми не хотел иметь дела. Вроде улыбается, глаза добрые, как у дедушки Ленина. Но лишнего слова не скажет, и ты просто ощущаешь дистанцию, которая вас разделяет. Он так держался с журналистами, с обслуживающим персоналом, да и с поклонниками.
Ну а она чего хотела? Чтобы они с маман подружились и вместе поехали искать ей хату? Бред сивой кобылы.
Домой Сашка заходит даже слегка обнадёженная. Если они не поругались с мамой за час прогулки, может, и до ночи продержатся. Но тут мама предлагает приготовить ужин.
— Да не надо ничего готовить, — отмахивается Сашка. — Котлет целый таз, я много сделала. Сейчас салатик настругаю. И фруктов у нас полно.
— Котлеты у тебя невкусные, варёные какие-то. Кто тебя готовить учил? А фрукты — это вот эти, что ли? Три облезлых яблочка?
На столе стоит тарелка с яблоками и айвой. И то, и другое Всеволод Алексеевич с одинаковым удовольствием точит как в сыром, так и в пареном виде. Обычно Сашка выставляет свежие фрукты на стол, а что не доедается, парит или запекает.
— В холодильнике ещё куча, просто помыть надо. А котлеты я на пару делаю. Могу тебе обжарить сколько нужно.
— Почему ты не покупаешь нормальные фрукты? Ты же на юге живёшь! Сейчас сезон инжира, хурмы, винограда! Ты каждую копейку экономишь, что ли?
— Да почему экономлю, мам! — Сашка машинально закатывает глаза и уже с трудом контролирует интонации. — У Всеволода Алексеевича диабет. А в перечисленных тобой фруктах очень много сахара. Ему это всё нельзя.
— А тебе? Тебе тоже нельзя? Или ты исключительно для него живёшь?
— Я с ним живу, мам.
Сашка слишком громко звякает тарелкой о стол. Началось! Она могла бы рассказать, что Всеволод Алексеевич всегда пытается накормить её вкусным. Что она может есть и то, что ему нельзя, но старается этого не делать. Что ей никакой хурмы или пирожных не хочется, если он рядом. Она может что-то такое слопать на улице или в кафе, но покупать домой, чтобы специально его провоцировать, жестоко.
— Ты понимаешь, что ты себя хоронишь заживо?
Мама явно выдаёт заранее заготовленные фразы. Сашке вдруг кажется, что список претензий составлялся всю дорогу от Москвы до Прибрежного. Может даже в блокнот записывался.
— Пока не хороню. Мы вполне счастливо живём.
Сашка лезет в холодильник, достаёт ещё яблок и айвы, заодно находит штук пять мандаринок. Она и забыла про них, покупали во время одной из недавних прогулок. Это первый урожай, они ещё мелкие и кисловатые, но Туманову в самый раз. Сашка кидает всё это в раковину и начинает мыть.
— Со стариком? Счастливо?
Интонации в мамином голосе тоже явно отрепетированные. Может, она мысленно вела диалоги с Сашкой всё это время?
— У каждого свои представления о счастье.
Сашка только надеется, что они разговаривают не слишком громко. У Всеволода Алексеевича отличный слух. Поэтому Сашка включает воду и вытяжку над плитой, которой редко пользуется как раз из-за громкого гудения. И методично обжаривает котлеты.
— Саша, доченька, я ведь тебе добра желаю! — всплёскивает руками маман. — Не такой судьбы я для тебя хотела.
— А какой? Как у тебя? Нелюбимый муж, потому что положено в институте замуж выйти. Нелюбимый ребёнок, потому что положено родить к последнему курсу. Нелюбимая работа, потому что время такое, да? Я живу так, как я хочу, мам. Просто моё представление о счастье не совпадает с твоими иллюзиями.
В этот момент на кухне появляется Всеволод Алексеевич. Подозрительно жизнерадостный.
— Сашенька, бросай свои кастрюльки. Дамы, одевайтесь. Мы едем в ресторан. Такси я уже вызвал.
У Сашки челюсть падает. В Прибрежном есть неплохие заведения, у них со Всеволодом Алексеевичем даже есть любимые, в которых можно вкусно и относительно безопасно для него поесть. Например, рыбный ресторан на набережной, на первой линии. Вид на море с крытой террасы, пледы и обогреватели, и куча морепродуктов в меню. Для Туманова — идеально. Он берёт себе какое-нибудь плато с гребешками и морскими ежами и белое сухое вино. А для Сашки есть стейки и пиво. Или немецкий ресторан, где они оба налегают на мясо и жареную капусту. Но почему он не предупредил заранее?
— Прекрасная идея, — благосклонно кивает маман.
В её взгляде даже сквозит одобрение. Кажется, Всеволод Алексеевич сделал то, чего мама ожидает от богатого пожилого мужика. В её представлении такие нужны только для оплаты красивой жизни, атрибутом которой и является ресторан. Сашка качает головой, но идёт одеваться. Она даже не сомневается, что Туманов слышал их разговор. Как минимум, начало.
Они едут в тот самый ресторан на море. К Туманову тут же кидается знакомая хостес, их усаживают за лучший столик, официант за считаные секунды приносит меню.
— Советую взять гребешки, Нина Ивановна. Можем заказать большой морской сет на всех. Или Сашеньке мясо?
Сашенька сейчас его укусит. Включил артиста, источает обаяние. А маман, как ни странно, придерживает характер. Ещё не сказала ему в глаза ни одного обидного слова. Соглашается на морской сет и вино. Сашка закатывает глаза и заказывает стриплойн минимальной прожарки. Сырое мясо для неё намного вкуснее сырых морских гадов.
— И часто вы тут бываете? — выдаёт маман, пока они ждут еду.
— Частенько, — кивает Всеволод Алексеевич, потягивая вино. — Знаете, Саша чудесно готовит. Но мне не нравится, когда она слишком много времени проводит у плиты.
О как! Он даже не врёт, ему действительно не нравится, когда Сашка долго возится на кухне. Ему нравится, когда Сашка возится где-нибудь у него под боком, ага. И в ресторанах они бывают чаще, чем среднестатистические трудяги, это факт. Но Сашка отчётливо понимает, что он играет ту роль, которая понравится её маме. Насколько ей вообще может понравиться «зять», который старше её. Сильно старше. А вот Сашке эта игра совершенно не по душе, и она чаще обычного тянется за пивом.
— Так странно наблюдать вас «живьём», — признаётся маман. — Вы знаете, что вашими портретами была обклеена вся детская моей дочери?
— Да, она рассказывала.
— Я всегда была против.
— Я тоже не в восторге, поэтому мы в нашей спальне обошлись картиной с морским пейзажем.
Сашка прячет смешок в кружке с пивом. Он же тролль. Он же умеет подстёбывать, не теряя благожелательного вида. Многие годы общения с журналистами дают такую закалку, что одна токсичная женщина ну никак не сможет вывести его из равновесия.
— Очень рекомендую попробовать икру морского ежа. В сочетании с сырым перепелиным яичком будет…
— Сальмонеллёз, — припечатывает Сашка.
Туманов укоризненно на неё смотрит, качает головой и отправляет в рот ложку ежиной икры. Она зря ворчит, в этом ресторане их ещё ни разу не отравили. Но Сашка понятия не имеет, как поддерживать светскую беседу. А Всеволод Алексеевич уже обсуждает с маман особенности местных вин и вкусовые качества черноморской барабули.
Когда они возвращаются домой, Туманов уходит отдыхать, а Сашка задерживается на кухне, чтобы приготовить ему питьё на ночь и убрать посуду. Мама присаживается за стол.
— Ну, надо признать, он приятный в общении мужчина. Обходительный.
Сашка неопределённо угукает.
— Если бы не возраст, конечно…
— Мне всегда нравились постарше.
— Но не настолько же! С молодым ты бы сейчас не домой вернулась, кефирчик ему подавать, а гуляла бы по набережной, танцевала в каком-нибудь клубе.
— Какой клуб, мам? Мне тоже уже не двадцать. Я сама уже хочу кефирчик и к телевизору.
— Это потому, что рядом с тобой старик. А был бы ровесник… Уже б и детки были.