– Зияд! – заорала Мадина.
Из павильончика выскочил малыш, одетый в джинсовый комбинезончик. Не дожидаясь приглашения, он ловко влез на переднее место, Мадина, охая, стала устраиваться сзади.
– Мама, а я? – запищал тоненький голосок.
На крылечке около Ибрагима невесть откуда материализовалась девочка лет семи-восьми.
– За машиной беги, – без намека на улыбку велела Мадина.
– На заднем сиденье полно места, – быстро сказала я, – малышка легко поместится.
– Скажи тете спасибо, – приказала Мадина дочери, – повезло тебе.
– Можно Зухру возьму? – пропищала крошка.
– Не хочешь оставлять куклу? – спросила я. – И ее прихватим.
– Зухра моя сестрица, ей три года, – ответила малышка. – На руках посидит, ей тяжело идти.
– Сколько у вас там еще детей? – не выдержала я.
Мадина подняла глаза, потом стала загибать пальцы на правой руке.
– Зияд, Зухра, Ахмед, Ибрагим…
– Это же муж, – перебила я.
– Нет, сын, его зовут как отца, – пояснила Мадина. – Забыла кого-то.
– Меня, – пискнула малышка.
– Ох, верно. Сухелья, Зияд, Зухра, Ахмед, Ибрагим… Кто еще?
– Махмуд, мамочка!
– Ага! Махмуд, Сухелья, Зияд…
– Зови всех, – приказала я.
Минут через пять моя «букашка», под завязку забитая детьми, медленно потащилась по проселку.
– На машине лучше, чем на велике! – в полном восторге заявила Сухелья.
– Вы все ездите на одном велосипеде? – запоздало изумилась я.
Мадина кивнула и попыталась сложить руки на необъятном животе.
– И как же вы умещаетесь? – искренне заинтересовалась я.
– Я педали кручу, – охотно пояснила Мадина, – Зияд и Махмуд на раме, Ахмед с Ибрагимом на багажнике, Зухру кто-нибудь держит. Всех назвала?
– Меня забыла, мамочка! – ожила Сухелья.
– Ты взрослая, пешком бежишь, – вздохнула Мадина. – Вот скоро еще кто-то родится, тогда Ахмеду тоже на своих двоих ходить придется.
– Не тяжело с таким количеством ребят? – задала я бестактный вопрос.
– Аллах больше, чем нужно, не пошлет, – спокойно ответила Мадина, – лишь бы здоровые получались.
Мы поговорили немного о детских болезнях, и я перешла к иной теме.
– Давно в Голубкине живете?
– Я приехала беременная Сухельей. Красиво тут, только холодно. И люди злые, – пожаловалась Мадина. – Нас не любят, обзывают чебуреками. А что такое чебурек? Непонятно, но все равно обидно.
– Ничего особенного, он на кутаб похож, пирожок с мясом, – улыбнулась я. – Не обращайте внимания, скорей всего, вам просто завидуют: семья дружная, дети хорошие, муж при бизнесе.
– Мы лучше их! – с жаром закивала Мадина. – Бежали от войны голые, а сейчас все имеем. А почему? Водку не пьем и работаем, а русские мужики с бутылкой живут. Как Ибрагим магазин открыл, все толпой пошли, в долг стали пьяную воду просить, да муж так ничего не дает. Вот нас и ненавидят.
– Скажите, Мадина, не приходила ли в Голубкино женщина по имени Светлана? – задала я главный вопрос.
– Есть такая, у колодца живет, козьим молоком торгует. Но ты к ней не обращайся. Грязная очень, и коза у нее больная. Одна дачница отравилась, хотела в милицию жаловаться.
– Я о другой даме говорю, она из коттеджного поселка, который за полем стоит.
Мадина прищурилась.
– И чего ей в Голубкине делать?
– Не знаю, – призналась я, – просто спрашиваю. Очень надо выяснить, с какой целью она сюда ездила.
Мадина ткнула рукой в окно.
– Не слышала я ничего! Стой тут, пожалуйста, приехали.
Я помогла матери вытащить детей, машинально погладила по голове вертящуюся под ногами Сухелью и пошла к соседней избе, которая смотрелась очень убого на фоне добротного кирпичного дома Мадины.
Глава 24
– Куда прешь? – заорали с покосившейся терраски, едва я шагнула за калитку. – Ну обнаглел народ! Тут частная территория.
– Простите, мне нужен кто-нибудь из хозяев, – растерялась я.
– Ну здесь я, – слегка изменила тон баба, показавшаяся под навесом. – Чего надоть?
– Я из коттеджного поселка, того, что за полем.
– За молоком хозяева послали? Я не торгую.
– Нет, нет.
– Ваще ниче не продаю, – уперла руки в боки хозяйка. – Вали вон!
– Извините, не…
– Уматывай!
– Я хотела просто спросить! Неужели трудно ответить по-человечески?
Глаза хозяйки слегка потемнели.
– Че? По-человечески? Ты чеченку на машине привезла! Не желаю с тобой разговаривать.
– Думаю, Мадинка не чеченка. – Я решила хоть как-то продолжить разговор.
– Уж не москвичка ли? – заржала во все горло баба, обнажив гнилые черные зубы.
– Нет, вероятно, осетинка или аварка, на Кавказе много национальностей. И какая разница, в конце концов?
– Вот уж верно, – злобно выплюнула бабища. – Чебуреки они все! Вали к такой-то матери, раз ты с ними заодно!
Мне стало противно находиться в захламленном дворе рядом с грязной в прямом и переносном смысле бабой, и я, не попрощавшись с ней, вышла на улицу. Разве можно делать вывод о человеке на основании его национальности? Говорят, все русские пьют. Конечно, в России немало тех, кто дружит с бутылкой, но в нашей семье алкоголиков нет, и многие мои друзья пьют вино по праздникам. Говорят, все чеченцы террористы. Да, есть боевики и те, кто им помогает. Преступников следует сажать в тюрьму. Но при чем тут остальные люди? В нашем доме живут Бероевы – великолепные врачи, в свое время убежавшие из Владикавказа, сейчас они работают в больнице, спасли много жизней. Говорят, все азербайджанцы воры. Вероятно, встречаются среди выходцев из Баку нечистые на руку люди. Но мы уже много лет покупаем овощи и фрукты у приветливого Саши, и он ни разу не обманул нас даже на копейку. И разве среди русских, поляков, итальянцев, французов не бывает уголовников? Живи я в Голубкине, то постаралась бы подружиться с хозяйственной Мадиной, дети которой небогато, но чисто одеты, а от бабы, живущей в грязном дворе, предпочла бы держаться подальше.
– Тетя! – тихонечко прозвучало снизу. – Тетя на машине!
Я прогнала печальные мысли, глянула вниз и удивилась:
– Сухелья? Мама разрешила тебе одной выйти на улицу?
Смуглая ручонка вцепилась в мои джинсы.
– Тетя, – тихо сказала девочка, – вы хорошая.
– Спасибо, ты мне тоже понравилась.
– Подвезли маму. Больше никто не хотел.
– Наверное, остальные люди направлялись в другую сторону. – Я решила не лишать ребенка иллюзий.
– Нет, тетя. Они нас обзывают чебуреками!
Я присела и обняла Сухелью.
– Не следует повторять глупости. Тебе ведь неприятно это прозвище?
Сухелья кивнула.
– Не реагируй на него, – посоветовала я. – Если одноклассники начнут дразнить, не плачь, не показывай, что тебя задели их слова. Наоборот, смейся громче всех, отвечай: «Я не чебурек, а хачапури с сыром. Вы хачапури ели? Моя мама может вас угостить! Лепешка с сулугуни вкуснее чебурека, хоть и он неплох!» Очень скоро дети прекратят к тебе приставать. Привязываются лишь к тому, кто обижается.
– Вы про тетю спрашивали, что из поселка прибегала? – округлила черные глаза Сухелья.
– Ты видела ее? – обрадовалась я.
Девочка кивнула и ткнула пальцем в сторону стоящего чуть на отшибе небольшого домика интенсивно зеленого цвета.
– Она к Коле ходила, а потом перестала. Девочки говорят, она Кольке деньги платила. Поэтому бабы Нину презирают.
– Кого?
Сухелья поправила платок, постоянно сползавший с волос.
– Мне уже восемь лет, я большая!
– Конечно, милая, ты взрослая.
– Перешла в третий класс, – солидно заметила Сухелья. – Тут все думают, что Коля Нине изменял с той тетей, а Нина ради денег все терпела. Но это не так!
– А как? – заинтересовалась я.
Сухелья хитро улыбнулась.
– У Коли из гаража есть второй выезд прямо на дальнюю дорогу, и они с той тетей сразу уезжали. Нина ничего дома им не позволяла! Мама рассказывать не захотела, она никогда про чужих не говорит. Но вам же надо?
– Спасибо!
– Вы помогли нам – я вам, – подвела итог Сухелья. – Только маме не говорите.
– Не волнуйся, я умею держать рот на замке, – пообещала я.
– Если сейчас к Николаю пойдете, то Нины нет. Она на рынок уехала, цветами торговать, раньше ужина не вернется, – деловито сообщила Сухелья и, резко повернувшись, убежала.
Я, спотыкаясь о комья засохшей глины, подошла к резной калитке, толкнула ее и очутилась в небольшом, аккуратно прибранном дворе.
С первого взгляда стало ясно: хозяйство тут ведется железной рукой. Метлы, лопаты, грабли торчали в специальных подставках, тачка и несколько ведер стояли рядом. Особенно поразил меня пластмассовый держатель для полотенец, прикрепленный к внешней стене сарая, – на нем висели половые тряпки.
Не успела я восхититься невероятной чистоплотностью женщины, превратившей двор в картинку, как моей ступни коснулось что-то мягкое. Я опустила глаза и чуть не заорала – босоножки обнюхивал здоровенный лохматый пес ростом с крупного пони.
– Хорошая собачка, – заискивающе пробормотала я, – милая…
– Вы ко мне? – спросил мужчина лет сорока, выходя на крыльцо.
Я кивнула:
– Здравствуйте, Коля.
– Привет, – ответил хозяин.
– Вот, заглянула поговорить, – сказала я осторожно.
– Валяйте, – равнодушно прозвучало в ответ.
– Можете ее убрать?
– Кого? – удивился Николай.
– Собаку, – я ткнула пальцем в сторону монстра. – Я не могу определить породу, это алабай или азиатская овчарка? Милые животные, но, насколько мне известно, они не любят чужих.
Коля зевнул.
– Эта не тронет.
– Знаете, один раз меня цапнул симпатичный эрдельтерьер, а хозяин тоже уверял, что песик ласковый.
– Машка не злобничает, – перебил меня Коля.
– Странное имя для собаки, – удивилась я.
– Нормальное. Ваще-то она овца, – пояснил Коля и засмеялся.
– Ну и дура же я! Спутать овцу с собакой! – смутилась я.
– Ничего, – продолжал веселиться хозяин, – еще не такое случается. Эй, Маня, иди погуляй.