только защищался от нападения. Ждал, пока не стихнет эта глупая петушиная ярость, этот нелепый мальчишеский гнев … соперника.
Тот выдохся быстрее. Пообещал, что так не оставит. И убежал. Опять – дурость сплошная.
А Ярослав пошел домой.
Юркнув в ванную, чтобы мама не расстроилась, парень, глядя в зеркало, оценил ущерб. Если не учитывать порванной куртки, то в целом, все очень прилично – ссадины на скуле можно списать на какую-нибудь неудачную тренировку в универе, разбитые костяшки – на это же. Соперник был довольно натренированным. Но и Ярослав – не хлюпик и рохля. В конце концов, до того, как мама заболела, в борьбу ходил несколько лет.
А куртку он зашьет – давно научился. Еще до того, как мама оказалась неспособной для такой мелкой работы из-за тремора.
Умылся, причесался – и вышел, едва не столкнувшись с мамой на пороге ванной.
– Батюшки, ты чего такой красивый?
– Бандитская пуля пролетела, – парень постарался отшутиться, как можно естественнее.
Мама вздохнула, конечно, но улыбнулась.
– И часто она пролетает?
– Мам, правда, ничего страшного, – он обнял ее, невольно отметив, что мама худенькая, как птичка, болезнь высушивали и корежила.
Но хорошо, что давала передышку от капельниц, больничных стен и распорядка. Должно быть тяжело: из врача превратиться в больного. Смотреть в глаза коллег и видеть то, что они пытаются утаить. Впадешь, тут, в депрессию.
– Просто перестарался на тренировке, – выдал Ярослав придуманную версию.
– В куртке тренировался? – мама покачала головой, но отчитывать или выспрашивать не стала, он и так чувствовал себя мальчишкой-школьником. – Ужинать идем. Отец позвонил, сказал его не ждать.
– Иду.
Говорить или нет Оксане про драку, Ярослав так и не решил. Запоздало отправил сообщение, что вернулся домой. В ответ моментально прилетели куча разномастных смайликов, хорошо еще, что последним было пульсирующее сердечко.
Мама, заглянув через плечо, коротко приобняла сына. Про Оксану Ярослав ей рассказал сразу, как они стали встречаться, просто не смог удержать в себе. Показал фотографию, поделился своими надеждами. Тем более, что маму выписали домой незадолго до этого, теперь она сидела дома и буквально жаждала новостей.
– Когда пригласишь свою девушку к нам? – между первой тарелкой супа и второй поинтересовалась мама.
Ярослав чуть не подавился:
– Вы договорились?
– Она просилась в гости?
– Нет, звала к себе.
– А ты почему не пошел?
– Щами слишком сильно пахло, – за улыбкой парень надежно прятал беспокойство.
С мамы станется сделать неправильные выводы. А объяснять мотивы того, почему он пока не хочет ходить по гостям – очень долго: надо собраться, подобрать нужные слова, чтобы донести правильно, что это не его персональные заморочки. Это ведь новая ступень – знакомство с родителями. К этому нельзя относится несерьезно. Не то, что необходимо продумать каждый шаг. Но и точно не так просто: набегом-наскоком. Надо ведь и выглядеть прилично, и цветы купить. Тут ведь не случайный человек! Тут тот, кого ты собираешься впустить в свою жизнь!
Но в собственных мыслях это все звучит нормально, а на словах превращается в голимый пафос. А он, пожалуй, в отношениях еще хуже спешно принятых решений. Да, пафоса – точно не хочется.
Мама настаивать на объяснениях не стала. Отвлеклась на отца, который вовремя вернулся. Потом позвонила Алла – переключилась на нее и внука. А Ярослав вовремя смылся в свою комнату.
Надо было и к завтрашнему зачету приготовиться, и куртку в порядок привести, параллельно попереписываться с Оксаной, поразмышлять над поступком ее одногруппника. Еще в самый первый раз, когда Ярослав подъехал к общаге с девушкой забрать вещи Анатолия, тот повел себя неадекватно, как обманутый бойфренд. Дальше – больше. Но разве он не просто друг бывшего Оксаны? Или решил, что раз тот сошел с дистанции, его девушка, как переходящий вымпел достанется ему? Не глупо ли? Какой-то застарелый вещизм.
Голова уже пухла от мыслей, которые наслаивались и буквально спорили друг с другом. Все казалось настолько противоречивым.
Смысл в этом нападении? Запугать Ярослава? Так он не маленький мальчик, может и за себя постоять, и в своих желаниях уже давно прекрасно разбирается.
Или Оксана давала какие-то намеки Пашке? Поощряла его, и он решил, что у него есть шанс? В это тоже как-то не верилось. Насколько Ярослав успел узнать девушку, играть на два фронта она бы не стала.
Наутро встретившись с Оксаной на остановке, Ярослав ответил на ее пристальный взгляд слегка смущенной улыбкой.
– Ты чего такой красивый? – девушка почти дословно повторила мамину фразу, сказанную накануне.
Парень пожал плечами, потрогав припухшую скулу. Все альтернативные варианты, которые бы прокатили дома, для Оксаны не подходили. А правда – Ярослав не понимал ее. Спросить?
– Да, так, встретился с одним задиристым товарищем, – не спросил.
А Оксана забеспокоилась:
– В смысле?
– Да, не беспокойся, больше не повторится, – пообещал сходу.
– Постарайся уж! И когда это? – она прикоснулась пальцами к ссадине.
– Вечером, когда от тебя возвращался. Да, нормально все, так, легкий спарринг, ничего особенного.
– Значит, не просто так мне тревожно на душе было! – Оксана поджала губы и сразу стала выглядеть взрослее.
– Прямо уж тревожно? – он сделал вид, что не верит.
Девушка толкнула его, но потом улыбнулась и кивнула. Внутри разлилось теплое, неописуемое словами чувство. Захотелось улыбаться просто так, что было редким явлением. Ярослав схватил Оксану в охапку и уткнулся носом в помпон на шапке, жаль, конечно, что не в макушку, но без шапки уже холодно ходить.
– Медведь, – пискнула девушка. – На автобус опоздаем. А у тебя зачет первой парой.
Но, противореча своим словам, она тоже млела и таяла в его объятиях, льнула. И плевать на весь мир. Он подождет. Близкий человек рядом – это щит ото всех проблем. А меч… Можно и без меча.
26 Эмоции
Оксана с удивлением уставилась на Михеева, когда тот вошел в аудиторию. Во-первых, к первой паре и за десять минут до звонка. Во-вторых, с разбитой распухшей губой. Когда Ольховская кинулась с расспросами, Пашка осек ее неожиданно-грубо и бухнулся снова рядом с Полиной. На Оксану он не смотрел, да и вообще, казался каким-то обиженным.
Евлантьева многозначительно кивнула на него. Оксана пожала плечами с бесстрастным выражением лица. Но если бы такое же спокойствие царило внутри, какое было написано снаружи. Хотелось тут же, прямо вот немедленно схватить этого Джастина за руку, вывести в укромный уголок и отчитать по-взрослому! Тут не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы свести воедино настойчивую Пашкину слежку, его расквашенную губу и ссадину у Ярослава. Да, за кого Михеев ее принимает! Или за кого принимает себя?!
Оксана почувствовала, что градус кипения невольно приближается к критическому. Она все-таки накрутила себя, как ни старалась сдержаться. И звонок показался свистком от чайника. Схватив в одну руку сумку, другой едва не за шиворот ухватив Пашку, девушка помчалась к выходу. Почему-то плевать было и на смешки в спину, и на пронизывающий взгляд Ольховской, и на удивление Толика, и даже на столкновение со старичком Виноградовым.
– Антипина? Вы куда?
– Извините, – проговорила сквозь зубы, пряча бешеный взгляд. – Нам очень надо!
– Ну, если надо, – Виноградов как-то слишком многозначительно замолчал и уступил им дорогу.
А Оксана неслась мимо закрытых и открытых аудиторий. Пашка шел следом. Молча. С кучей вопросов, буквально ощущаемых физически. Или ответов.
В коридорах становилось все меньше и меньше народу. Все опаздывающие уже заняли свои места. И Оксана решила, что можно остановиться.
– Михеев, что все это значит? – она встала напротив парня, до боли сжав кулаки.
– Я, – он облизнул пересохшие губы и прокашлялся, – тебя люблю.
Оксана уставилась на него, не понимая, он шутит, бредит или обманывает сам себя. Собачий взгляд, расширенные зрачки, смазливая физиономия, бровки домиком. На это можно купиться, как и на слова, лет в пятнадцать, максимум. Когда критичность отсутствует. Когда слышишь, но не анализируешь.
– Паша, это не любовь.
– Откуда ты знаешь? – он набычился, видимо, ждал чего-то другого, возможно, что девушка растает и кинется на шею.
– Потому что это только слова.
– Но как-то именно ими принято выражать свои чувства, – Михеев разозлился.
– Ты понятия не имеешь, какая я, чего хочу, чем дышу.
– Это проблема?
– Михеев! Это! Проблема!
– Узнаю. Меня это вообще не парит. Скажешь, что тебе нравится, что не нравится, и все.
– Ага, – она кивнула. – Скажу.
– Ну, вот. С Толиком ты не парилась, знаешь-не-знаешь. Я не хуже, чем он, поверь.
– Ты дурак, да? Ты же придумал себе все это! – девушка шипела и извергала огонь и лаву, к счастью, этого никто не мог видеть. – Паша, я не медаль, меня нельзя завоевать! И нельзя примерить, как свитер, за другом, вдруг подойдет больше! Вы тусовались с Ольховской и продолжайте!
Михеев вскинул обе руки. Неожиданно. Она отпрянула, испугавшись на мгновение. И замолчав.
А он развернулся к стене и врезал по ней кулаками.
– Паш, прости, – у Оксаны даже горло перехватило. – Но я…
– Молчи.
– Не буду молчать. Я скажу, и ты меня услышишь. Ты не сможешь убедить себя, что этого не было, – она чувствовала, что злость вышла, ее просто уже не было, осталась неимоверная усталость, хотелось поскорее уже разобраться с этой ситуацией. – Я не люблю тебя. И ты – тоже не любишь меня. Да, и Янку. Ты поймешь это сам. Когда-нибудь. Или не поймешь.
Оксана ушла. Написала Ярославу, что разболелась голова, что поехала домой. Пообещала, отлежаться и не расклеиться. За эту маленькую ложь было стыдно. Но она давала немного времени, чтобы подумать, прийти в себя. Потом девушка расскажет, что случилось на самом деле. В конце концов, Ярослав и сам ведь скрыл, с кем подрался.