— А почему же… — начал господин Бляхер, отрывая глаза от бумаг, — почему же дом Гурвиц не послал нам человека… — видно, управдом смягчил форму вопроса, чтобы она не была оскорбительна для посланника, — своей крови, а прислал вас?
Признаться, этот вопрос не давал покоя и самому шиноби. Сколько бы Свиньин ни думал, ответа на него он не находил. Догадки у него на сей счёт, конечно, были, и догадки были не очень весёлые. Впрочем, утверждать, что они верны на все сто, юноша бы не решился. Но и выдавать свою неосведомлённость в этом вопросе было бы неверно, так как признание своей некомпетентности, разумеется, понижало бы его статус; и вот, чтобы собравшиеся здесь господа не подумали, что им прислали бестолкового юнца, он ответил со значением и намёком на какие-то скрытые смыслы:
— Я дать вам не смогу ответ на сей вопрос. Возможно, что причина очевидна, а может быть, и нет…
— Очевидна? — переспросил Бляхер. — Ну да… Ну да… — он покивал головой и улыбнулся… И тут шиноби понял, что этот человек с простой стрижкой не так уж и прост. И нарочито сочетает тренировочные штаны и сандалии с пиджаком и бабочкой неспроста. А управдом меж тем продолжил, поднимая один из листов бумаги: — А тут сказано, что с вами, старшим в вашем представительстве, был некий… — он заглядывает в бумагу, — некий Орест Солёный.
— Да, так оно и было, — сразу согласился юноша, — но в пути случилось то, чего не ожидали. Шиноби, старший в опыте и в деле, нежданно поврежденье получил и путь продолжить больше был не в силах. И чтобы не покрыть себя позором, просил меня он предприятие закончить, так как не в правилах шиноби при первой трудности бросать заданье. И я, подумав, согласился. Уж лучше взявшись уронить, чем побоявшись браться — оступиться.
— А-а, — понимающе произнёс господин Бляхер, — это да, это да… А вы не скажете, что такого случилось с вашим старшим товарищем? — он понимающе улыбнулся и даже подмигнул: мол, знаю я вас. — Наверное, ввязался в какую-то драку за деньги и был поранен?
Свиньин мог бы солгать, но решил, что лучше сказать правду.
— Мне грустно говорить о том, но старший мой товарищ повержен был простой болотной жабой.
— Одноногой жабой? — уточнил домоуправ с явным сомнением.
— Да, именно той жабой, что, выпрыгнув из придорожной хляби, беспечным путникам глаза и лица поражает ядом.
— Опытный шиноби, мастер всяких там ваших искусств, был обожжён ядом жабы, как какой-нибудь пьяный пейзанин? — теперь Бляхер уже откровенно посмеивался. То ли от презрения к мастерству вышеупомянутого шиноби, то ли… из-за маловероятности этой истории.
Юный шиноби пожал плечами; он и сам, признаться, был немало удивлён происшествию, случившемуся в пути. Он-то как раз жабу заметил, когда та ещё начала копошиться в грязи перед прыжком, но посчитал, что старший товарищ, идущий впереди, заметит опасность ещё раньше него и среагирует первым; и поэтому молодой человек лишь ответил:
— «Есть много, друг Горацио, на свете чудес, что и не снились нашим мудрецам».
— Вообще-то господина управдома зовут Хаим, а не какой-то там ваш Горацио, — едко заметил один из господ, что стояли за спиной Бляхера.
— И он вам никой не друг, — тут же заявил другой.
На что Свиньин лишь поклонился и ответил:
— Спасибо вам. О том всегда я помнить буду.
А сам Хаим Бляхер повернулся и поглядел на одного из своих помощников, потом на другого, и в его взгляде отчётливо проступало недоумение: чего это вы разговорились-то? Но вслух им он ничего не сказал, а потом снова взглянул на молодого человека и произнёс:
— В принятых повсеместно традициях вещи посланников досматривать нельзя, как и забирать у них оружие, но вы же согласитесь, посланник, что просто так с оружием вас в дом допустить я не могу, учитывая вашу профессию, мягко говоря, непростую. Понимаете?
— Мне ваши опасения понятны, — коротко отвечал шиноби.
— Обыскать мы вас, разумеется, не можем, статус ваш не позволяет, но и пустить вас в резиденцию матушки, священные, так сказать, для нас чертоги, тоже… Так что, уважаемый посланник, надеюсь, вас не обидит… лёгкое, не несущее в себе никакого унижения, я бы даже сказал, в каком-то смысле приятельское… обнюхивание… в котором нет и не может быть какого-либо недоверия к вам и вашим полномочиям, — Бляхер явно не хотел, чтобы этот обычный вроде бы процесс юноша воспринял как недопустимый, и поэтому произносил свои слова чуть-чуть заискивающе. И Свиньин, надеясь в будущем наладить с домоуправом менее официальный контакт, сразу согласился:
— Готов я отойти на шаг от протокола, коль это к безопасности дорога и к добрым отношениям домов. В обнюхивании я обид не вижу. Пусть аналитик ваш придёт и встанет рядом. Мне нечего скрывать, но я признаюсь сразу, наперёд скажу, что в торбе у меня хорошая аптечка.
— Отлично, — домоуправ улыбнулся, вздохнул облегчённо, почувствовав, что ему удалось обойти этот острый угол, и закричал в дверь: — Антуан, Антуан!.. — обернулся к одному из своих помощников: — Ну, посмотри, где он там.
Но помощнику ничего смотреть не пришлось, так как Антуан уже появился в дверях. Антуан был пузат, а из одежды и обуви на нём были лишь не очень-то свежие штаны широкого покроя. Имел он удивительную голову, крупную и весьма ушастую, но самым выдающимся предметом на его голове был нос. Тот выдающийся нос был сантиметров двадцать длиной, имел удивительную подвижность и срастался с верхней губой Антуана, отчего его верхние, мощные, но кривые зубы были почти полностью на виду. А ещё он подслеповато щурился, так как его огромные зрачки были приспособлены для темноты. И вот таким прищуром он осмотрел всё вокруг и подошёл к столу управдома, шлёпая босыми ногами. И спросил:
— А чего нюхать-то?
Говорил он при этом гундосо, как человек с тяжелейшим насморком.
Бляхер взглядом указал ему на шиноби: вон он стоит — нюхай. Но Антуан не сразу двинулся к Ратибору. Он наклонился к домоуправу пониже и прогундосил, заметно понизив громкость, но шиноби смог расслышать его слова:
— Господин, он опасный какой-то, он меня, случаем, не шваркнет железкой какой?
— Иди-иди, нюхай, не шваркнет, с ним всё оговорено, — успокоил его начальник.
И тогда странный человек подошёл к юноше, поклонился пару раз и протянул к нему свой удивительный нос. Свиньин слышал, как он гоняет через нос воздух, туда-сюда, туда-сюда, а сам при этом обходит юношу по окружности. И всё нюхает, нюхает… И когда шиноби его видел, он различал в его глазах ожидаемую насторожённость. Ратибор ещё до того, как закончилось обнюхивание, знал, какой вердикт вынесет нюхач. И он не ошибся: Антуан буквально на цыпочках отбежал к столу управдома, склонился к тому и заговорил в нос:
— Господин, этот человек… Его багаж набит ядами. А сам он воняет тестостероном и кортизолом… Кто знает, что у него на уме… И у него всякие опасные железки. Он может всех нас тут убить…
Шиноби слышал каждое слово, что говорил Антуан, а также видел выражение лица Бляхера, и выражение то менялось; и чтобы как-то успокоить управдома, он произнёс:
— Нет ядов в багаже моём, там для лекарств ингредиенты, для нужных снадобий, ведь я ещё и медик.
На это его заявление Бляхер лишь покачал головой: ну да, ну да, конечно. Но было видно, что он обеспокоен, и потому три его помощника склонились к нему и стали шептаться, то и дело бросая недружественные взгляды на молодого человека. И минуты не прошло, как они пришли к выводу, и этот вывод озвучил сам управдом:
— Извините, дорогой посланник, но до осмотра тела усопшего я не могу вас допустить, так как оно находится в холодном погребе на нижних этажах, а к нему нужно пройти через половину дома. Вы уж простите… — тут он развёл руками. — Но больно вы опасный, — он указал на Антуана: — Вот и наш специалист о том говорит, а против науки, как вы сами понимаете, не попрёшь.
— Но ведь я для того сюда и прибыл, чтобы на месте осмотреть труп, — напомнил ему шиноби. — В сопровождающем письме о том указано. Тем более что я готов отказаться от аудиенции у самой мадам, если вопрос о её безопасности так актуален.
— Друг мой, — теперь Бляхер улыбался с видом извиняющегося. — Своею властью впустить я вас в дом, а тем более на аудиенцию к матери Эндельман, не возьмусь.
— Позвольте уточнить, — просил шиноби. — Мне доступ к моргу вашему закрыт, и значит… к осмотру труп усопшего представлен мне не будет?
Впрочем, это его не удивило, работодатель им с его старшим товарищем сразу сказал: есть вероятность того, что вас просто развернут обратно и выставят из владений Эндельман.
«Ну что ж, я сделал всё, что смог. Осталось только мне назад вернуться и рассказать, как было дело».
Но управдом не хотел так явно нарушать негласные правила; он немного поморщился и произнёс:
— Друг мой, ну поймите меня правильно, за трупом должны приезжать либо родственники, либо представители фамилии, кровные представители. А прислали вас… Ну, давайте говорить без обиняков. Прислали убийцу. Ну… — он сотворил на лице гримасу, изображающую: убийцу! Это вообще как понимать? И продолжил: — Но и отказать вам сам не правомочен, так как по бумагам вы являетесь официальным представителем семьи мамаши Гурвиц. В общем, я вынужден собрать совет раввинов. Пусть мудрые решат, как с вами быть. Я на себя такую ответственность брать не буду. Да уж… В общем, я оповещу главных раввинов земли, что нужно их решение, пока же я вам подыщу помещение в поместье, но… — он развёл руками, — сами понимаете, не в самом доме нашей матери. Пока раввины соберутся, вы можете жить у нас.
— Совет раввинов? Это мудро. То соломоново решенье, — согласился шиноби. — Но я прошу вас с делом не тянуть. Мой наниматель ждёт вестей скорейших.
— Да-да-да… — управдом встал из-за стола и пошёл к шиноби. — Я всё понимаю, я буду просить раввинов собраться как можно скорее; они все живут тут, в Кобринском, думаю, что уже через день мы сможем собрать совет, на который вы будете обязательно приглашены. Они зададут вам пару вопросов, и решение будет принято. Очень надеюсь, что оно вас устроит, так как дом Эндельман желает поддерживать самые тёплые отношения со всеми соседними домами, — он протянул руку юноше. — А пока вам покажут ваше жильё. Подождите, пожалуйста, на выходе у дома.