«Толстая старуха».
Ни грацией, ни красотой, как казалось молодому человеку, её па не отличались, тем не менее она была очень подвижной и достаточно гибкой для своих замшелых лет, при том, что двигалась она весьма рьяно.
«Толстая, но ещё энергичная старуха».
И тут пока он рассматривал её, музыка и закончилась. А горбунья встала перед оркестром и громко выкрикнула:
— Перерывчик — перекур!
И все танцевавшие, ещё приплясывая в такт звучавшим в их головах ритмам, стали расходиться с танцпола к лавкам, а некоторые из балалаечников в оркестре стали закуривать. А Свиньин стоял и с некоторой долей непонимания всё ещё размышлял, как подступиться к этой яркой особе, а она сама вдруг пошла на него, игриво поводя рыхлыми бёдрами, едва прикрытыми вовсе недлинным платьем. А подойдя поближе стала смотреть на него исподлобья и эротично манить его слегка облупленным маникюром: ну, что же ты ждёшь? Ну, подойди же ближе, мой лев. Юноша не пошёл к ней навстречу и даже обернулся назад, он, поначалу подумал, что эти манящие жесты были предназначены не ему, но оказалось… что ему. Так как за ним никого кроме стены не было. И тогда он, немного скованно, помахал даме в ответ рукой типа: и вам здрасьте. Жест вышел совсем неловкий, даже жалкий, но Нину это не остановило, она, находясь всё ещё в ритме танца, и делая длинные шаги подошла к нему и сказала:
— А вы не сводили с меня своих нахальных глаз, пока я кружилась в танце. А я люблю нахалов.
«Нахалов? Вот азазель, как она смогла это понять, я же в очках?», подумал он с замешательством. И всё, что молодой человек смог произнести в ответ было лишь:
— Э-э… Не сводил? Я?
Но женщине и этого было достаточно, чтобы продолжить знакомство, она протянула ему ладошку и произнесла:
— Жанна. — При этом игриво подёргивая себя за лиф платья, таким образом проветривая тело.
«А как же «Нина»?! Что всё это значит? Неужто резидент задумал что-то? Возможно, что сие пикантное знакомство, не столько для неё проверка, а для меня скорее?»
Но деваться ему было некуда, и он, не снимая перчатки, слегка пожал её руку:
— Свиньин. Ратибор.
— Ратибор? — она, кажется, удивилась. А потом вдруг и говорит: — Ну, конечно же… Конечно, в Кобринском невозможно встретить мужчину с таким интересным именем. Да ещё и такого галантного. — Жанна тут же виснет у него на локте: — Сразу видно, что не местный. Откуда вы такой?
Она повела юношу вдоль лавок, на которых сидели люди, болтали и смотрели на них. Женщина, кажется, показывала Ратибора публике, словно «выводила» его как дорогого жеребца перед богатыми покупателями.
— Недавно прибыл я из Купчино! — ответил он.
— Из Купчино? — воскликнула она, дыхнув ему в щёку восторгом и самогоном. — Я сразу поняла, что вы из столицы! Вот понимаете, сразу! — Жанна ещё крепче впилась в его локоть своим маникюром. — Я не могу этого объяснить…. Но от вас просто исходят столичные флюиды! Я их чувствую…
— Флюиды? — не понял шиноби.
— Да, я их чувствую… — продолжала она. — Понимаете? Я рождена для столиц. Я от Кобринского… просто задыхаюсь.
Женщина приблизилась к нему и снова задышала юноше в щёку:
— Это бескультурье вокруг, — она обвела рукой людей у лавок и стен. — Поглядите только на их лица. — Она даже остановилась, продолжая указывать на людей. — Вот посмотрите, посмотрите… Вы видите?
— Не уточните ли? Что надобно мне видеть? — на всякий случай справился Ратибор. Он подумал, что женщина возмущена тем, что многие, даже большинство здесь присутствующих, слегка навеселе… Но он ошибся.
— В них нет породы! — сообщает ему Жанна и добавляет с сожалением: — Совсем нет породы.
Тут почему-то юноша сразу вспомнил Левитана… Ведь тому тоже казалось, что в Кобринском с породой что-то не так. Хотя в том случае нехватка касалась только козлолосей. Тем не менее Свиньин отметил для себя, что в кругах местной интеллигенции, бытовал тезис о явном дефиците каких-то пород. И так как он обдумывал всё это, и ничего не произносил вслух, Жанна начала раскрывать тему:
— А оркестр тут какой?
— Какой? — на всякий случай, чтобы опять не ошибиться уточняет он.
— Одни задрыпанные балалайки, — она закатывает глаза к небу (к потолку). — Одни балалайки, и для изысканности попозже к вечеру добавится ещё баян! Баянисты, если не сильно убьются грибами, конечно, у нас молодцы. Виртуозы. Но где флейты? — Тут Жанна остановилась и заглянула юноше под шляпу: — Где валторны, я вас спрашиваю? Почему их у нас тут нет?
Она спросила это негромко, но с таким душевным порывом, что юноша на секунду почувствовал себя виноватым в том, что в местном оркестре нет валторн. Он, вот так, с наскока, не мог ответить, почему в оркестре клуба отсутствуют валторны, хотя у него и была мысль, насчёт культурно-танцевальной эстетики клуба «Весёлый ногодрыг», которая не в полной мере коррелируется со звучанием валторн. Но будучи человеком вежливым, конечно, шиноби даже не заикнулся о своих мыслях. А женщина и не ждала ответов на свои вопросы, она, продолжая заглядывать ему в линзы очков, вдруг произносит томно:
— А знаете, что обозначает имя "Жанна"? — В это мгновение, хоть и освещения в зале почти не было, он смог разглядеть её глаза. Веки дамы были приопущенны, а вот зрачки… Зрачки были велики так, что сразу навело юношу на мысль, что Жанна, помимо благоухающего самогона, заправилась ещё и грибочками. И глядя на него чёрными кружками глаз, женщина ждёт от него ответа. И тогда он предположил:
— Возможно это производная, от имени, что нам давно известно.
Юноша уже думает сказать что-то насчёт связи Ивана-Иоанна и её имени, но женщина опережает его и накрывает ему рот влажной ладошкой:
— Чушь! Никаких производных от каких-то там имён!
Дальше она говорит с придыханием, причём придвигаясь к нему так близко, что даже самый тонкий клинок, не проник бы меж ними, не коснувшись кого-нибудь из них:
— Жанна, это значит… Сад наслаждений! Райский сад!
«Райский сад?»
А молодой человек, чувствуя её руку у себя на губах, вдруг подумал о том, что если бы на эту женщину ему не указал резидент, то он счёл бы это всё попыткой его отравить. И чтобы как-то избежать этой непонятной ситуации, этих чуть потных её пальцев у себя на губах, он чуть отстранятся от неё и произносит… Произносит дурацкое слово, которое слышал совсем недавно от Моргенштерна, и которое сейчас пришлось как нельзя, кстати:
— Сударыня, дозволено ль мне будет, вас ангажировать на танцевальный вечер? Сказали мне, что вам подвластен, неистовый и терпкий ча-ча-ча…
— М-м… Ча-ча-ча… А я знала, — тут Жанна пригрозила ему пальцем, — я сразу поняла, по одной вашей стойке, что вы делали на меня, как делает борзая на быстроного болотного бобра, что вы… — женщина покачала головой в стиле: о-ля-ля, — что вы ещё тот… кобельеро.
— Быть может вы имели в виду кабальеро? — уточнил шиноби.
— А может и кабальеро, — она скосила глаза и смерила всепонимающим взглядом опытной женщины. — Ну, хорошо, возможно, мы и продолжим наш интересный вечер, если, конечно, у вас найдётся пятнадцать агор, чтобы ангажировать меня.
Деньги у молодого человека были. И он достал монеты. У него, под пристальным взглядом дамы, не вышло широких жестов, так как Свиньин стал пересчитывать монеты, а не кинул их, не считая в ладонь Жанны, но женщина терпеливо ждала, пока он не отсчитал нужную сумму. Только после того, как сделка была оплачена, она и говорит ему:
— Ну, что ж, дорогой мой, сегодня я вам покажу, как выглядит настоящий, огненный ча-ча-ча… — Она прищурилась. — Смотрите не опалите свои усы.
«Усы? Какие ещё усы? — удивился шиноби. — Нет у меня никаких усов. Может она слепая? Или имеет в виду что-то такое, о чём я и понятия не имею? Может это что-то иносказательное? Что всё это значит?»
В общем, ему вдруг подумалось, что вечер в стиле ча-ча-ча… возможно принесёт ему некоторые открытия. И неожиданно для них обоих, рядом с ними остановился один весёлый тип, он взглянул на юношу и весело и многозначительно ему подмигнул, типа: давай-давай, старичок. А после и говорит Жанне:
— Нинка, ты на грибы скидывалась… Так чубатый принёс, беги, а то он твою долю продаст кому, а может и сам сожрёт.
На этом закончил и ушёл.
— О, — обрадовалась Нинка-Жанна (сад наслаждений), — так, кавалер — теперь она была серьёзна, — ждите — через минуту я буду. И уж тогда потанцуем.
И с удивительной быстротой, женщина из его зоны видимости исчезла где-то в районе выхода из зала.
«Уж не исчезнет ли сия кокетка, с деньгами, что я только что ей выдал?» — подумал шиноби и на всякий случай своим пятнадцати агорам мысленно «сделал ручкой»: аревуар. Сам же прошёл к стене и нашёл свободное место на лавке. Но в это время, перед оркестром появилась горбунья с неизменными маракасами и звонко сообщила:
— Танцевальный вечер продолжается! — И пока балалаечники тушили окурки, добавила: — Оторвись от стенки — разомни коленки! Под бессмертную композицию «Все бегут, бегут, бегут, а он им светит!» Это энергичный танец… — Она вскинула маракасы, а балалаечники дружно ударили по струнам.
Народ с радостью стал подниматься с лавок, с первых же нот начиная пританцовывать под весьма быструю мелодию.
И тут юноша увидел её…
Нина-Жанна ворвалась в зал широко разбросав руки в стороны, влетела как птица, и сразу с головой кинулась в танец, под звонкий крик горбуньи: «А потому, потому, потому что был он в жизнь влюблённый!»
Нина-Жанна ворвалась в танец и стала танцевать так рьяно и страстно, с таким душевным напором и такой амплитудой дерзких па, что вокруг неё сразу образовалось свободное пространство, так как другие танцующие и мужчины и даже женщины, сразу признали её первенство на танцполе. И тут женщина нашла глазами Свиньина и сразу, длинными, с проседанием и в некотором роде грациозными, шагами двинулась к юноше, и протянула к нему руку так яростно, словно бросила ему её, как будто собиралась вызвать его на танцевальный поединок. Шиноби растерялся в который уже раз. Что он только не изучал в своей жизни, чему только не обучали его премудрые учителя, но вот танцевать… Нет, танцевать он не умел. И посему растерялся, видя с каким эротическим напором надвигается на него эта уже вспотевшая, темпераментная женщина бальзаковского возраста, у которой вместо зрачков в глазах, от приёма всяких деликатесных грибов образовались чёрные дыры.