Странное дело, доносчик совсем позабыл про свои страдания, и даже как-то повеселел, и сказал молодому человеку:
— А я вам сразу сказал, что дело стоящее, а вы мне ещё не верили.
Но были и те, кто ещё сомневался во всё этой затее:
— А бархатный халат, тапочки и сигару вам не подать, майн хеарц (моё сердце, мой дорогой)? — язвительно поинтересовался Фриц Моисеевич.
— Не подать, — твердо ответил ему учёный. А шиноби меж тем взял тетрадь и тоже стал её пролистывать… И… Он тоже понял, что это тетрадь не первая. После чего он поинтересовался у хозяина дома:
— Мой друг, найдётся ли у вас бумага?
— Найдётся, — буркнул тот и снова зазвенел своими ключами. — Но мне кажется, это обычная и наглая прихоть!
— Это не прихоть, балда. Мне нужно делать записи! И первую тетрадь не забудь, — нагло добавил Бенишу ему вслед. И ещё посмеялся потом: — Хех… Хитрец, думал меня провести.
И снова Моргенштерн вернулся с тетрадью, парой каких-то жёлтых листов бумаги, исписанных, с одной стороны, и карандашом. Всё это он положил перед учёным. Тот сразу взял тетрадь, потом листок бумаги. Положил её перед собой и начал читать первую страницу.
— Кстати, а долго ты тут собираешься сидеть? — на всякий случай поинтересовался Моргенштерн.
— Не знаю, — бросил ему в ответ учёный, — три-четыре дня… Думаю, что за четыре управлюсь, если тетрадей всего две.
И тогда хозяин дома сразу обернулся к шиноби:
— Хёрен зи мир цу, майн либэ (послушайте меня, мой дорогой), я, конечно, совсем не против этих ваших научных изысканий, может быть даже, в каком-то смысле, и «за», но вот что я вам скажу напрямую, уне экивокс (без всяких экивоков): у себя дома, на ночь, я оставляю только женщин, и вот это вот ничтожество. — Тут Фридрих Моисеевич кивнул на Левитана. — У него тут и блюдце своё есть и горшок. А этого арабского мужика, — теперь хозяин дома указал на Бенишу, — я дома у себя не оставлю. — Он задорно покачал пёрышком на шляпе. — Нихт айнмайль троймен (даже и не мечтай)!
— Это потому, что у него всего одна цепь, — пояснил такой расклад Левитан. Но так как это ещё больше запутало и юношу, и учёного, он продолжил пояснения: — Этот гад меня на ночь к столу приковывает, а вашего дружка, господин убийца, ему приковывать нечем. Вот он и отказывает вам.
Свиньин ещё в первый раз заметил, что крепкие ножки стола были притянуты к полу хорошими такими скобами.
«Тут всё продумано, серьёзно и надёжно», — заметил про себя юноша, а учёный тогда и говорит ему:
— Ну, раз так, то нет смысла сегодня затевать работу, он нас через полчаса прочь попросит… Какой смысл? Завтра и начну!
И что теперь было делать Ратибору? Куда теперь девать еретика? Оставлять его ночевать на улице, так он сбежит или снова попадёт в полицию. Искать ему ночлежку для бродяг? Опять возвращаемся к первому варианту.
— Я о ночёвке вашей не подумал, — признаётся юноша учёному и смотрит на хозяина дома.
Но тот сразу распознал смысл этого взгляда и был непреклонен, он мотает шляпой и повторяет:
— Нихт айнмайль троймен!
И тогда, совсем уже позабывший о своей выгоревшей до углей душе Левитан, почти радостно сообщает:
— Так у моей мамочки освободилась комната два дня назад!
— Точно! — вспоминает Моргенштерн. — Старая карга Левитан сдаёт комнатушку посуточно, тем и проживает. Ну, не на дурака же сынка старушке надеяться.
А доносчик, не сильно расстраиваясь из-за нелестной оценки добавляет:
— Комната хорошая, сухая, как раз над печкой, и с окном.
— Надо ещё посмотреть! — нагловато замечает Габриэль Бенишу.
Но тут шиноби смотрит на него, и взгляд юноши, ну очень красноречив, он так и вопиет: "я бы на вашем месте, после камеры-то смертников, так не задавался бы". И учёный молча соглашается.
А Фриц Моисеевич и добавляет:
— А если нет денег, так вот этот закалённый боец и неоднократный победитель благотворительных раздач в задрипанных пельменных, — он опять кивает на доносчика, — знает все ночлежки в округе. Он вам расскажет, где можно перекантоваться бесплатно.
Но Левитан, кажется, не хочет ничего рассказывать про бесплатные ночлежки и говорит:
— Да поздно уже, и дёргаться нечего, сейчас все места на нарах уже заняты, если только на полу ещё свободные поискать.
«На полу — нет, — Бенишу качает головой, но вслух, естественно, ничего подобного не произносит, — хватит уже, на полу и на жёстких нарах я спал очень долго, последнее время».
И молодой человек понимает его без слов, и говорит:
— Искать жильё недорогое, в столь поздний час — бессмысленное дело. Ну, что ж, ведите нас к себе, о Левитан гостеприимный, нам с вашей матушкой придётся повидаться.
Доносчик вскочил, как будто только этого и ждал, он, кажется, был рад такому повороту событий и заверил Свиньина:
— Всё будет отлично, господин убийца, уверяю вас, ваш дружок будет доволен своим ночлегом.
⠀⠀
Они втроём покинули дом на отшибе, а хозяин дома стоял в дверях и провожал их взглядом. Левитан уверенно шёл в темноте, шлёпал по грязи, не переставая расхваливать комнату своей матушки. За ним шёл учёный, а замыкал «колонну» шиноби. И он, по профессиональной привычке, обернулся назад, и… Заметил тень, что едва проскользнула в свете фонаря, что горел над крыльцом дома. В случайности Свиньин не верил, и в то, что ему показалось, тоже… Вернее, показаться-то могло, но всякое «показалось», всегда требовало реальной проверки. Шпик? Вряд ли, они потеряли его ещё у ворот, когда он сел в коляску к бандитам, и потом он не видели никого из своих наблюдателей. А теперь кто-то был…
И Свиньин, подождав немного, поспешил за своими спутниками. А те и не заметили того, что Ратибор отставал от них. Левитан, шедший впереди, всё время болтал о всякой ерунде и своей мамаше, а учёный, помня предупреждения Свиньина насчёт этого болтуна, отвечал ему редко и односложно.
Пройдя до конца улицы, он снова остановился, и так как здесь почти не было света, сделал пару шагов с дороги к обветшалому и кривому забору и, присев возле него, замер. Два уходивших человека, продолжали что-то бубнить, в сыром воздухе ночи слова были трудно различимы, только бу-бу-бу-бу, они ещё и удалялись, оставляя шиноби почти в абсолютной тишине. И не пробыл юноша в одиночестве и минуты, как услыхал чавкающие в грязи и приближающиеся шаги. Тогда Ратибор чуть вытянул из ножен вакидзаси… Всего на пару сантиметров, и после этого шаги почти сразу затихли… Стало абсолютно тихо. Кто-то, так же, как и шиноби, замер в темноте в двадцати шагах от него.
«Заметили меня? И что же это значит… Гриб воробьиный кто-то принимает! Неужто снова люди из шабака?»
Так они и стояли. И эта ситуация долго продолжаться не могла, ведь Левитан и Бенишу уходили всё дальше от этого места, а Свиньин хотел убедиться, что учёный не останется на улице. А посему, подождав ещё несколько секунд, он загнал клинок обратно в ножны и аккуратно, чтобы не чвакать уличной жижей под сандалиями, стал уходить с этого не очень-то приятного места. Поначалу Ратибор думал, что таинственный тип пойдёт за ним, и где-нибудь на освещённом месте, да и обозначит себя, но тот, судя по всему, преследовать шиноби не стал, и сколько потом не оборачивался Свиньин, а узнать кто за ним шёл в темноте он так и не смог. И через пару минут юноша нагнал своих знакомых, которые в ночной темноте даже и не заметили его короткого отсутствия.
⠀⠀
⠀⠀Глава тридцать пятая⠀⠀
Домишко у мамаши Левитан, был не самый скособоченный на улице, да ещё имел два этажа и фонарь над входом. Что само по себе намекало на некоторую респектабельность жилища. И доносчик, остановившись у двери, стал шарить в карманах, потом достал оттуда ключ.
— Сейчас, сейчас, господа, — обещал он, отпирая замок, — я познакомлю вас с мамой.
Но знакомство пошло не так, как он полагал. Когда Левитан отпер дверной замок, ничего не произошло, после чего он начал дёргать дверь, раздражась при этом понемногу, так как выяснилось, что дверь по-прежнему заперта:
— Вот старая дура! — выругался доносчик. Он был явно раздосадован: — Сколько раз просил её не запирать засов! — И тут он, вовсе не стесняясь ночной тишины, разворачивается к двери спиной и начинает кабулом своего унылого ботинка громко лупить в дверь. При это крича: — Мама, откройте дверь! — Доносчик бьёт настойчиво и сильно. — Ну, мама же! Просыпайтесь!
Но сначала свет загорается в окнах в доме напротив, а потом с той стороны доносится низкий и злой голос:
— Левитан, пьяная ты свинья, ты опять всю округу перебудил!
— Сам ты пьяная свинья, Шмогиль, — доносчик перестаёт стучать и орёт в ответ: — А если будешь ещё гавкать, завтра окажешься в участке. Я тебе это организую, так и знай. Склочник, ничтожество, свинья! — После этого Левитан снова начинает колотить в дверь каблуком.
— Господи! Когда ж он уже сдохнет? — вздыхают из соседнего дома. Но тут прямо над головой у шиноби и его спутников, на втором этаже дома открывается окно, и голос пожилой дамы интересуется:
— Люцифер, это ты?
Тут Левитан обрадовался:
— Нет, не я, мама… Это принц Назаретский… Пришёл к вам ночью, пьяный, дверь ломать! Потому как ему, дураку, дрыхнуть больше негде!
— Принц Назаретский, — абсолютно серьёзно говорит старушка, — кандыбайте отсюда, не то помоями обдам. Будет вам…
— Мама, это я, Люцифер! Пришёл домой! — орёт доносчик, — ну я умоляю вас, умоляю, ну прекратите уже запирать дверь на засов, если я не дома… Ну, сколько можно?
— А если ты дома, то мне и вовсе не нужен засов, — поясняет госпожа Левитан. — Засов — это от тебя.
— У! Блин! Старая пиявка! Мама, в прошлый раз мне пришлось выдавить стекло в окне, — напоминает сын матери. — Имейте ввиду.
— Я знаю, Люцифер, там в раме до сих пор фанера. Она меня раздражает и напоминает, что ты такой же ретивый козлолось, как твой буйный, но слабоумный папаша. — Тут над ночным коллективом появляется из окна голова женщины в бигудях. Она некоторое время смотрит вниз. — А это кто с тобой? Что за пропойцы? Зачем ты сюда привёл банду негодяев?