Она беззвучно подошла к клетке и протиснулась между ее прутьями. Щель была очень узкая, но мне еще не доводилось видеть птичьих клеток, между прутьями которой невозможно протянуть полтора ярда белой ленты. И вот Принцесса подошла к Какадукану и начала щекотать его под крыльями, пока он не захохотал во весь голос. Тогда Принцесса снова юркнула между прутьями и вернулась в свою спальню прежде, чем птица отсмеялась. Матильда тоже вернулась в свою комнату. В тот день все воробьи обернулись ломовыми лошадьми, и по дорогам стало не проехать.
После обеда Матильда, как всегда, пришла поиграть с Принцессой и как бы ненароком спросила:
— Принцесса, а отчего вы такая худая?
Принцесса ласково пожала руку девочке и сказала серьезным тоном, с полной искренностью:
— Матильда, у вас благородное сердце! Никто и никогда меня об этом не спрашивал, хотя меня пытались вылечить. А я не могла ответить, пока не спросят, понимаете? Это печальная, трагическая история. Матильда, когда-то я была такая же толстая, как вы.
— Не такая уж я и толстая, — возразила Матильда.
— Какая разница, — нетерпеливо выпалила Принцесса, — в любом случае я была не особенно худая. А потом исхудала.
— Но почему?
— Потому что мне не разрешали каждый день есть мой любимый пудинг.
— Как им не стыдно, — сказала Матильда. — А какой пудинг вы любите?
— Естественно, хлебно-молочный. С засахаренными лепестками роз и грушевыми леденцами внутри.
Конечно же, Матильда тут же отправилась к Королю, но, пока она шла, Какадукан засмеялся, и когда Матильда обнаружила Короля, он был не в состоянии распорядиться насчет обеда, ибо превратился в виллу со всеми современными удобствами. Король уныло стоял посреди парка, и Матильда узнала его только по короне, криво свисающей с одной из печных труб, и по горностаевой оторочке вдоль садовой дорожки. И тогда Матильда под свою личную ответственность заказала повару любимый пудинг Принцессы, и весь двор получал этот пудинг на обед, пока всем придворным не стало противно даже смотреть на хлеб и молоко, а уж грушевые леденцы они вообще обходили за милю. Даже Матильде это блюдо, честно говоря, немножко приелось, хотя она была умная девочка и понимала, что хлебно-молочный пудинг — это здоровая пища.
Но Принцесса становилась все полнее и румянее, и ее платья из шпагатной бумаги все время приходилось распарывать и расставлять, пока не оказалось, что запаса больше нет. И тогда Принцесса стала носить свои старые платья, которые до этого носила Матильда, а потом пришлось позвать портниху и сшить новые. Чем больше Принцесса полнела, тем добрее становился ее характер, и Матильда полюбила ее всей душой. А Какадукан не смеялся уже месяц.
Когда Принцесса поправилась настолько, насколько это приличествует принцессам, Матильда пришла к ней, обняла ее и поцеловала. Принцесса тоже поцеловала ее и сказала:
— Ну хорошо. Я прошу прощения. Я просто не хотела просить прощения за то, как себя вела. Но теперь прошу. Какадукан никогда не смеется, если его не щекотать. Понимаете? Он терпеть не может смеяться.
— И вы никогда больше не станете его щекотать, — сказала Матильда. — Правда, моя дорогая?
— Конечно, не буду, — изумилась Принцесса. — Зачем мне это надо? Это пока я была худая, постоянно вредничала, но теперь, когда снова набрала вес, я желаю всем только счастья.
— Но как люди могут быть счастливы, — сурово спросила Матильда, — когда их всех превратили в то, для чего они не созданы? Ваш дорогой папа обернулся фешенебельной виллой. Премьер-министр был маленьким мальчиком, потом снова стал министром, но теперь превратился в комическую оперу. Половина дворцовых горничных сделались рюмками. Они бегают и звенят, натыкаясь на фарфоровую посуду. Весь флот до последнего матроса — французские пудели, а армия — немецкие колбаски. Ваша любимая няня — процветающая паровая прачечная, а я, увы, стала чересчур умна. Неужели эта ужасная птица не может что-нибудь сделать, чтобы хоть как-то навести порядок?
— Нет, — прошептала Принцесса и расплакалась, осознав, какой ужас творится вокруг. — Однажды Какадукан мне рассказал, что когда он смеется, то может изменить только одну-две вещи за один раз, да и то в половине случаев получается то, чего он сам не ожидал. Единственный способ привести все в порядок — это… но это невозможно! Если бы мы смогли показать ему, как смеяться сквозь слезы, — вот в чем секрет! Это его доподлинные слова, но я даже не знаю, что значит «смеяться сквозь слезы», и уж тем более не понимаю, как это сделать. Матильда, а вы можете показать ему, что это такое?
— Нет, — сказала Матильда, — но… разрешите мне перейти на шепот, ведь птица нас подслушивает… Придмор может! Она часто мне говорила: «Смейся-смейся, сейчас я тебе покажу, будешь у меня смеяться сквозь слезы». Но она мне это так ни разу и не показала. О, Принцесса, у меня появилась идея!
Матильда и Принцесса шептались тихо, и Какадукан не смог их подслушать, сколько ни пытался.
И вот Какадукан услышал скрип колес. Четверо мужчин привезли в розовый сад тачку, где лежало что-то большое и красное. Они поставили этот предмет перед Какадуканом, а он со злости начал приплясывать на насесте.
— О, — говорил он, — заставьте меня смеяться кто-нибудь, и тогда эта уродливая штуковина точно изменится. Я это знаю. Она обернется чем-нибудь в сто крат безобразнее. Я это перьями чувствую.
Принцесса отперла дверцу клетки ключом Премьер-министра, который некий тенор нашел в своих нотах. Принцесса подкралась к Какадукану сзади и пощекотала его под крыльями, с обеих сторон одновременно. А он, свирепо косясь на красный торговый автомат, захохотал заливисто и громко, и увидел, как стекло и красное железо превращаются в фигуру Придмор. Ее щеки были красные от гнева, глаза остекленели от возмущения.
— Ну и воспитание, — прошипела она, — над чем это ты смеешься, хотела бы я знать? Я уж тебе покажу, ты у меня будешь смеяться сквозь слезы, любезный!
Одним прыжком она оказалась в клетке и тут же, на глазах у изумленных придворных, принялась трясти Какадукана, пока он действительно не заплакал, а потом не засмеялся сквозь слезы. Зрелище, нужно сказать, было душераздирающее.
Но вдруг все люди и вещи, как по волшебству, сделались прежними: прачечная — няней, вилла — королем, остальные — теми, кем были до всех этих происшествий, а светлый ум Матильды погас, словно задули свечку.
Сам Какадукан распался надвое, и одна половинка сделалась обыкновенным туканом вроде тех, которых ты, верно, сто раз видел в зоопарке (если, конечно, ты заслужил визит в это райское местечко), а другая половинка — флюгером в виде какаду, ибо, как ты и сам знаешь, флюгер вечно вертится и меняет направление ветра. Так что он не совсем лишился прежней колдовской силы. Правда, теперь, когда он распался надвое, ему не нужно смеяться, чтобы колдовать. Бедный Какадукан, словно один английский король, о котором ты, верно, слышал на уроках истории, «с того печального дня больше никогда не улыбался»[4].
Благодарный Король послал всю армию — с барабанами и знаменами, затянутую уже не в колбасные шкурки, а в великолепные мундиры, — проводить Матильду и Придмор до дома. Но Матильду клонило в сон: она так долго была умницей-разумницей, что очень устала. Ты, наверно, по себе знаешь, как это утомительно. Солдатам тоже хотелось спать, и все они, один за другим, куда-то разбрелись, и когда Придмор и Матильда подошли к своему дому, рядом был только один человек в форме — да и тот полисмен, дежуривший на перекрестке.
На следующий день Матильда заговорила было с Придмор о Зеленой Стране, и Какадукане, и Короле, который превратился в виллу, но Придмор лишь прошипела:
— Пустые бредни! Придержи-ка язык.
И Матильда, естественно, смекнула, что Придмор не желает, чтобы ей напоминали, как она была Ворчальным Автоматом. И Матильда, будучи доброй и тактичной девочкой, просто сменила тему разговора.
Никому в семье Матильда не рассказала о своих приключениях, потому что понимала: все уверены, что она провела время в гостях у двоюродной бабушки Уиллоби. Матильда знала: если она признается, что не была у бабушки, ее немедленно туда отправят, а к бабушке ей совсем не хотелось.
Матильда часто пыталась подстроить так, чтобы Придмор снова села не на ту конку. Другого способа попасть в Зеленую Страну Матильда не знала. Но это удалось лишь однажды, да и то вместо Зеленой Страны конка завезла их к «Слону и Замку»[5]. Ни одной маленькой девочке не стоит надеяться, что она побывает в Зеленой Стране еще раз. Но ведь многим такое счастье и вовсе не выпадет…
Мария Дэвана ХэдлиПодвижное чудовищеПер. М. Тогобецкой
Мария Дэвана Хэдли довольно долго писала документальную прозу.
А потом резко изменила род занятий и, вместо того чтобы фиксировать, начала придумывать.
Мне очень понравился ее недавний роман, «Королева королей», об ужасной Клеопатре.
Мария стала помощником редактора этой книги и сделала все то, чего я не мог сделать.
Это рассказ о Чудовище, живущем в лесу.
В лесу живет Чудовище, об этом знают все, но больше других — Анджела, отец которой охотится на него целыми днями. Однако ничто, связанное с Чудовищем, не волновало ее до тех пор, пока в городок не прибыл коллекционер, решивший использовать ее как приманку…
Вечер четверга клонился к закату, когда я встретила парня, оказавшегося коллекционером чудовищ.
Я и представить себе не могла, что мою жизнь сможет перевернуть кто-то входящий в двери бастардвилльской «Кремовой Мечты». С мечтой я простилась в семь лет, вместе с Санта-Клаусом, Пасхальным кроликом и Зубной феей. Все, что у меня осталось, — это сомнение.
И тут вдруг у меня на работе появляется Бил