На этот раз «О» означало, что хотя пирушки обычно ниже ее достоинства, но это был особенный случай.
«Как-то все получается слишком просто», — размышлял Вольф Вулф-Йоггот.
Где-то был подвох.
Конечно, это был идеальный способ зарабатывать деньги, будучи вервольфом: стоит поместить понимание человеческой речи и инструкций в хорошее тело животного — и вот ты уже ответ на молитвы режиссера.
И все вроде бы шло прекрасно. И если этот фильм станет хитом — обязательно будут и другие фильмы с участием Йоггота. Пример Рин-Тин-Тина это доказывает.
Но это было как-то слишком просто…
Вулф услышал знакомое «О», и его внимание переключилось на Глорию.
Теперь это «О» означало, что вообще-то ей бы не стоило больше пить, но, поскольку алкоголь вообще на нее не действует, а случай особенный, можно себе позволить.
Она была даже прекраснее, чем он помнил.
Ее золотые волосы теперь были длиной до плеч и ниспадали такими идеальными волнами, что он еле удерживался, чтобы не дотронуться до них лапой.
Ее тело тоже окончательно созрело — оно было даже более теплым и манящим, чем в его воспоминаниях о ней.
И в своем новом обличье он открыл еще одну сторону ее необыкновенного очарования, которую не мог оценить в полной мере будучи человеком: глубокий, опьяняющий аромат ее плоти.
— За фильм! За «Клыки Леса»! — поднял бокал Фергус О’Брин. — И да растерзают вашего смазливого героя не хуже, чем меня сегодня!
Вулф-Йоггот улыбнулся про себя.
А это было весело! Он преподаст детективу урок за шастанье по чужим номерам в отеле.
— И, празднуя, коллеги, — произнес Великий Озимандиас, — почему же мы обходим вниманием нашу звезду? Иди сюда, Йоггот.
И он протянул волку бутылку.
— Он пьет! — восхищенно воскликнул директор по кастингу.
— Конечно. Он был на этом выкормлен.
Вулф сделал значительный глоток. Ощущения ему понравились — тепло и терпко… почти как пахла Глория.
— Но что насчет вас, мистер Мандерс? — спросил детектив настойчиво, в пятый раз. — На самом деле это ведь ваш праздник. Этот зверь ни за что не научился бы своим многоходовым комбинациям, если бы не вы. А вы выпили всего один стакан.
— Никогда не стоит злоупотреблять спиртным, коллега. Я знаю свою меру. Два стакана — и все закручивается.
— Разве может произойти что-то еще более необычное, чем то чудо дрессировки, которые мы наблюдаем сегодня?! Давай, О’Брин. Заставь его выпить! Интересно посмотреть, что будет.
Фергус взял себе еще один лонг-дринк.
— Что ж. В машине есть еще бутылка, и я достаточно принял, чтобы понимать, что трезвым я отсюда сегодня не уйду. И я не хочу, чтобы мои собутыльники оставались трезвыми! — Его зеленые глаза уже начинали диковато поблескивать.
— Нет, спасибо, коллега.
Глория Гартон покинула свой трон и подошла поближе к волшебнику, положив свою мягкую руку на его плечо.
— О! — сказала она, подразумевая, что собаки, конечно, собаками, но эта вечеринка все-таки, без сомнения, устроена в ее честь и, отказываясь пить, он наносит ей личное оскорбление.
Великий Озимандиас посмотрел на Глорию, вздохнул, пожал плечами, отдался на волю судьбы — и выпил.
— Много вы собак натренировали? — спросил директор по кастингу.
— Извините, коллега. Это мой первый.
— Тем замечательнее! Но кто же вы тогда по профессии?
— Ну, видите ли, я… волшебник.
— О! — сказала Глория Гартон, выражая радость, и даже зашла настолько далеко, чтобы добавить: — У меня есть друг, который занимается черной магией.
— Боюсь, мэм, моя чисто-белая. Даже она довольно каверзная. А уж с черной магией ты открываешься настоящим опасностям.
— Погодите, — вмешался Фергус. — Вы имеете в виду — настоящий волшебник? Не просто фокусник с ловкими руками?
— Конечно, коллега.
— Хорошая пьеса, — сказал директор по кастингу. — Только не давайте им зеркал.
— Ага, — кивнул Фергус. — Но погодите, мистер Мандерс. Что вы, к примеру, можете делать?
— Ну, я могу превращать…
Йоггот громко гавкнул.
— О, то есть нет, — быстро стушевался Озимандиас, — это слегка за пределами моих способностей. Но я умею…
— Вы умеете делать индийский фокус с веревкой? — томно спросила Глория. — Мой друг говорит, что это чудовищно тяжело.
— Тяжело? Ну, мэм, в этом ничего особенного. Я помню тот случай в Дарджилинге…
Фергус сделал еще один длинный глоток.
— Я, — вызывающе заявил он, — хочу увидеть индийский фокус с веревкой! Мне встречались люди, которым встречались люди, которые его видели, но ближе я никогда не подбирался. И я в него не верю!
— Но, коллега, это так просто.
— Я не верю.
Великий Озимандиас вытянулся во весь свой не слишком впечатляющий рост.
— Что ж! Коллега, вы сейчас его увидите!
Йоггот предупреждающе потянул его за подол пальто.
— Оставь меня в покое, Вулф! На меня возвели клевету!
Фергус вернулся из флигеля с длинной грязной веревкой в руках:
— Этого хватит?
— Более чем.
— Что теперь? — поинтересовался директор по кастингу.
— Ш-ш-ш! — сказала Глория. — О…
Она лучезарно улыбнулась Озимандиасу, который выпятил грудь до такой степени, что пуговицы чудом не отлетели от рубашки.
— Леди и джентльмены! — объявил он так, словно ему привычно было заполнять огромный амфитеатр своим голосом. — Сейчас вы увидите Великого Озимандиаса с индийским трюком с веревкой! Конечно, — добавил он слегка расстроенно, уже обычным голосом, — у меня нет мальчика, чтобы порубить фарш… если только кто-нибудь из вас… Нет? Ну, значит, попробуем обойтись без этого. Не так впечатляюще, конечно. И перестанешь ты лаять наконец, Вулф?!
— Я думал, его зовут Йоги, — сказал Фергус.
— Йоггот. Но поскольку он наполовину волк по материнской линии… а теперь тихо, вы все!
Он сворачивал веревку петлей, пока говорил, и теперь положил петлю на сцену, где она затаилась, словно грозная гремучая змея.
Он встал подле нее и, бормоча что-то себе под нос, совершил серию пассов так быстро, что даже сверхострые глаза и уши Вулфа-Йоггота не могли за ними уследить.
Конец веревки отделился от петли, взмыл в воздух, покрутился пару секунд, словно раздумывая, в какую сторону направить удар, а потом выстрелил прямо вверх, и летел вверх, пока вся веревка не распуталась. Нижний кончик веревки висел теперь в добром дюйме от сцены.
Глория ахнула. Директор по кастингу торопливо выпил. Фергус, по непонятной причине, со странным выражением уставился на волка.
— А теперь, леди и джентльмены, — ох, провались оно все, хотел бы я иметь мальчишку на побегушках, — Великий Озимандиас вознесет эту веревку в те края, о которых знают только использующие веревку. Вперед и вверх! Скоро вернусь, — успокаивающе бросил он Вулфу.
Его короткие толстые пальцы схватили веревку за кончик и слегка дернули. Подпрыгнув, он обхватил коленями веревку и, взбираясь все выше, как обезьяна по шесту, выше, и выше, и выше, вдруг исчез.
Просто исчез.
Вот и все, что произошло.
Глория была так поражена, что даже не могла сказать «О».
Директор по кастингу уронил свой фиолетовый берет на грязный пол и раскрыл рот от изумления.
Фергус ругнулся тихо и мелодично.
А Вулф почувствовал предостерегающее покалывание в спине.
Дверь на сцену открылась, являя двух мужчин в хлопчатобумажных штанах и клетчатых рабочих рубашках.
— Эй! — сказал первый. — Вы где, по-вашему, находитесь?!!
— Мы из «Метрополия пикчерз», — начал объяснять директор по кастингу, вставая на ноги.
— Да хоть из Вашингтона! А нам нужно очистить эту сцену. Здесь сегодня вечером фильм. Давай, Джо, помоги мне их вышвырнуть. И эту шавку тоже.
— Ты не имеешь права, Фред, — сказал Джо и показал пальцем на Глорию. Его голос упал до благоговейного шепота: — Это же Глория Гартон…
— Да ради бога! Привет, мисс Гартон. Крайпс, все-таки твой последний фильм оказался барахлом!
— Ваша публика, — пробормотал Фергус.
— Давайте! — закричал Фред. — Вон отсюда! Нам нужно убраться. А ты, Джо, хватай эту веревку!
И прежде чем Фергус успел шевельнуться, прежде чем Вулф успел прыгнуть ему на помощь — деятельный работник сцены схватил веревку за хвостик и начал сворачивать.
Вулф в оцепенении смотрел наверх.
Там ничего не было. Вообще ничего.
Где-то там, в этом «ничего», был единственный человек на свете, который мог сказать для него «АБЗАРКА!».
И путь вниз для этого человека был отрезан навсегда.
Вольф Вулф развалился на полу будуара Глории Гартон и наблюдал самое чудесное шоу в мире: Глория раздевалась.
Ситуация была почти идеальная. Это было исполнением всех его самых заветных мечтаний! И единственный недостаток заключался в том, что Вулф все еще находился в волчьем теле.
Глория развернулась, наклонилась и потрепала его по подбородку.
— Кто у нас такой холесий волкопесик, кто?
Вулф не смог сдержаться и рыкнул.
— Не нравится, когда Глория сюсюкает? Ты противный волк, да, ты противный!
Нет, решительно это было пыткой!
Быть в номере своей возлюбленной, вся красота которой открыта твоим голодным глазам, и слушать, как она с тобой сюсюкает! Сначала Вулф был даже рад, когда Глория предложила позаботиться о своем четвероногом партнере по фильму в ожидании возвращения его хозяина (никто из них не хотел признавать, что «мистер О. З. Мандерс» мог на самом деле и окончательно исчезнуть), но начинал понимать, что эта ситуация может принести ему гораздо больше страданий, чем удовольствия.
— Волки забавные, — заметила Глория. Она была разговорчивее в одиночестве, когда ей не приходилось быть загадочно-обворожительной. — Я знала одного Вулфа. Но это было только имя — на самом деле он был человеком. И довольно забавным.
Вулф почувствовал, как под серой шкурой неистово заколотилось его сердце. Его имя произносят нежные, теплые губы Глории…
Но она не успела рассказать своему новому питомцу, каким забавным был Вулф, — в дверь постучала ее горничная.