Фостер поднялся, вынул диск из магнитофона. Слава богу! Еще немного этой дурацкой попсы — и Гиллу бы стошнило. Фостер ухмыльнулся всем, достал другой диск из нагрудного кармана и вставил в проигрыватель. Заиграл джангл, и начались танцы. Патрисия выключила свет везде, кроме коридора.
А Гилла захотела в туалет.
Это значило, что ей снова придется идти мимо Роджера.
Но вариантов не было — ей надо было еще раз проверить блузку. Просто надо держаться подальше от Роджера и его вечно везде лезущих рук. Гилла встала и одернула блузку, стараясь прикрыть ею задницу.
«Да расправь же ты плечи. Тянись вверх, ты же сильная!»
Странно… С каких это пор Гилла начала говорить сама с собой?
Впрочем, совет был хороший. Гилла поправила волосы, выпрямилась и пошла в сторону ванной со всем достоинством, на которое только была способна.
Роджер и Гилла первыми в классе вошли в пубертат.
У Роджера вдруг прорезался скрипучий бас, а его плечи, грудь и руки налились мускулами. За последние несколько месяцев он, казалось, вырос на целый фут. Он теперь ходил вечно расслабленной походочкой и всегда громко высказывал свое мнение обо всем, причем чем более оскорбительным оно было, тем лучше.
Гилла бросила на него осторожный взгляд. В одной ручище у него была салфетка, на которую он положил три пирожка, два больших куска шоколадного торта и пару кусков ветчины. Он запихивал еду в рот, громко бахвалясь чем-то перед своими дружками, и, казалось, даже не понимал, что жует и глотает. Видимо, чтобы растить такое тело, его нужно было много кормить. Однако же нельзя было не признать, что он красив: у него было широкое детское лицо с пухлыми губами красивой формы и начавшим пробиваться пушком. Почти все в школе мечтали потусоваться около него в надежде, что он обратит на них внимание, — так зачем ему тратить время на то, чтобы портить жизнь ей, Гилле?
Ой!
Не стоило даже думать об этом, потому что теперь он заметил, что она на него смотрит. Он поймал и удержал ее взгляд и, все еще глядя на нее, наклонился и сказал что-то тем, кто его окружал.
Они покатились со смеху.
— Да ладно! Правда, что ли? — спросила Кларисса своим высоким голосом.
Гилла втянула голову в плечи и выскочила из комнаты. Она бегом взлетела по лестнице на второй этаж, в ванную, заперлась и долго сидела там, набираясь решимости, чтобы снова выйти к людям.
Открыв дверь и выйдя в коридор, она увидела Клариссу.
— Ванная свободна, — сказала Гилла.
— Ты правда позволяешь им делать это?
— Что? — Гилла непонимающе посмотрела на Клариссу: у той щеки горели от возбуждения, а на лице было написано любопытство.
— Роджер нам рассказал, как ты позволила ему пососать твою… — Кларисса закусила нижнюю губу, щеки порозовели еще больше. — А потом и Хейгуду тоже. Ты не чувствуешь себя последней шлюхой?
— Но я не…
— О, да брось, Гилла. Мы все видели, как ты смотришь на Роджера!
«Лжец! Как его только земля носит?!»
Эта мысль отчетливо пронеслась у Гиллы в голове — как будто кто-то шепнул ей это на ухо.
— Знаешь, — продолжала Кларисса, — ведь ты даже вполне симпатичная! Просто надо похудеть немножко — и тогда тебе не придется так бросаться на всех этих парней.
Гилла почувствовала, как лицо у нее пылает, а рот наполняется слюной. Она вдруг очень остро и отчетливо начала чувствовать какие-то незначительные на первый взгляд мелочи: как бюстгальтер впивается в ее кожу там, где пытается сдержать ее большую, тяжелую грудь… как вишневая косточка скользит по ее гортани… жесткие волосы, прилипающие к шее и свисающие на уши…
Она открыла рот, но ничего не сказала.
— Ты ему даже не нравишься, понимаешь! — самодовольно и с деланым сочувствием улыбнулась ей Кларисса и не спеша отправилась в ванную.
Гилла не могла оставаться больше здесь и ждать, когда Кларисса освободит ванную и можно будет снова там спрятаться. На своих нелепых каблуках она протопала вниз по лестнице, как слон, ее мысли смешались в кучу. Спустившись, она не пошла в гостиную, откуда доносились звуки музыки и взрывы смеха, а толкнула входную дверь.
Снаружи было даже темнее, чем она ожидала, хотя на крыльце горел свет.
Фостер стоял, облокотившись на перила, и с кем-то шептался.
Таня, дрожа в легком летнем платьице, смотрела на Фостера широко распахнутыми глазами, ловя каждое его слово.
— А потом, — сказал Фостер, жестикулируя своими длинными руками, — я отобрал у него мяч и… — Он обернулся и увидел Гиллу. — Эй, детка, как дела? С тобой все в порядке?
Таня посмотрела на нее, как на страхового агента, прервавшего их ужин.
— Слушай, Фостер, — с запинкой проговорила Гилла. — Что такое клевета?
— Что? — Он выпрямился, вид у него стал встревоженный. — Извини, Таня, ладно?
— Конечно, — надулась Таня и ушла внутрь.
Гиллу трясло — от холода? Или изнутри?
«Лжец! Он не имел права!»
Фостер снова спросил:
— Как ты?
— Клевета. Что это такое? — повторила она.
— Не знаю. А что?
— Я думаю, что это ложь, очень плохая…
«Он негодяй, и его подхалимы тоже негодяи… Обнаружив змеиное гнездо — разве не надо уничтожить его?!»
— Я просто об этом подумала, понимаешь?
Мысли метались у нее в голове со скоростью урагана.
«Разве можно такое простить?!»
Фостер подошел и положил руку ей на плечо, глядя в глаза:
— Гилла, кто клевещет? На кого? Ты можешь объяснить мне, что происходит?
Ощущение его теплой ладони на плече слегка привело ее в чувство.
— Черт, да тут холодно!
С лицом Фостера происходили какие-то странные и забавные метаморфозы — он явно боролся с собой, а потом распахнул объятия:
— Давай! Иди сюда! — сказал он.
Моргнув от удивления, Гилла сделала шаг в его объятия.
И почти сразу перестала дрожать. Они постояли так несколько секунд, во время которых Гилла думала: «Что это?» Должна ли она тоже его обнять? Они по-прежнему друзья? Он просто пытается ее согреть, потому что она замерзла? Или… или она ему нравится?
Ну конечно, она ему нравилась, ведь он почти каждый день тусовался с ней и Кэши во время обеда в школе. Парни постоянно подкалывали его за это. Но нравилась ли она ему в «этом» смысле? И нравился ли он ей?
Что ей теперь делать?
И что, кстати, насчет этого странного внутреннего голоса, который вдруг появился у нее?
— Гилла?
— Да?
— Можешь теперь слезть с моей ноги?
Гилла засмеялась и почувствовала по рту легкий привкус вишни.
Она сошла с несчастной ноги Фостера и прижалась головой к его плечу, хихикая.
— Ох, Фостер. Почему ты просто не сказал, что тебе больно?
Фостер тоже хихикал высоким от смущения голосом.
— Честно говоря… я не знал, как себя ведут в таких ситуациях… не знал, что сказать или сделать… ну все такое.
— Я тоже.
— Не то чтобы я многих девочек так обнимал. В смысле…
Теперь Гилла отступила, чтобы получше его видеть:
— Серьезно? А как насчет Тани?
Он выглядел смущенным и слегка мрачным.
— Готов поспорить, ей бы это точно понравилось. Она милая, правда? Только…
— Только что? — Гилла села на перила рядом с Фостером.
— Она как губка. Я говорю и говорю, а она просто впитывает все это. Она не говорит ничего интересного в ответ, не рассказывает мне о том, чем занимается, — она просто хочет, чтобы я ее развлекал. Сания тоже была такой, и Кристен. — Он имел в виду пару своих недолгих школьных романов. — Знаешь, мне нравятся девочки. Очень. Мне просто хочется такую, у которой в голове будут мозги. У вас с Кэши более широкие интересы. С вами веселее тусоваться.
— И?.. — сказала Гилла, гадая, что он имеет в виду.
— И что?
— И тебе, значит, нравится Кэши?
Гилла запнулась при имени подруги, потому что на самом деле думала: «А как насчет меня?»
А сама она рассматривала ли Фостера когда-нибудь с этой точки зрения?
— О, глядите-ка, — манерно протянул чересчур знакомый голос. — Гомик и жиртрест.
Роджер, Карл и Хейгуд с гомоном вывалились из дома. Хейгуд заржал. Гилла оцепенела.
— Да хватит уже, Роджер, — протянул Фостер в ответ, лениво развалившись на перилах. — Это старо. Каждый раз, когда тебе нечего сказать — что, друг мой, случается довольно часто! — ты называешь кого-нибудь гомиком.
Хейгуд и Карл, неуверенно ухмыляясь, переводили взгляд с Роджера на Фостера и обратно, не зная, как реагировать на этот неожиданный отпор.
Фостер же, насмешливо улыбаясь, задумчиво прижал палец к подбородку:
— Ты когда-нибудь слышал, чтобы горшок называл чайник грязным?
Карл и Хейгуд покатились со смеху.
А Роджер зарычал — только так можно было описать звук, исходивший из его рта.
Карл и Фостер соприкоснулись кулаками.
— Отличная шутка, братан! — воскликнул Карл.
Фостер улыбнулся ему. Но Роджер протолкнулся вперед, отодвинув Карла в сторону, и встал лицом к лицу с Фостером, сложив руки на груди, как будто стараясь отделить себя от него.
Он зло смотрел на Фостера, а тот расслабленно прислонился к перилам, самодовольно улыбаясь и глядя Роджеру прямо в глаза.
— И да, да, ты знаешь, что у нас у обоих уродливейшие матери, так что эта шутка тоже не покатит. Это правда, братан, ты же знаешь.
Еще до того, как он закончил говорить, Хейгуд и Карл взорвались смехом. И тут, к изумлению Гиллы, губы Роджера дрогнули. Он улыбнулся, шлепнул Фостера по спине, пожал ему руку.
— Лан, братан, лан, — признал Роджер. — Застебал.
Фостер оскалился, дурашливо стукнул Роджера в плечо.
— Мы идем за дом покурить, — сказал Хейгуд. — Идешь, Фостер?
— Да, чувак. Гилла, потом увидимся, да?
Они шли вчетвером, Роджер слегка позади. Прямо около угла Роджер обернулся к Гилле, сложил губы бантиком и беззвучно чмокнул в ее сторону. И они скрылись из виду.
Гилла осталась одна. Она снова замерзла, поэтому обняла себя руками и поспешила внутрь.
В доме было темно, не считая пары свечей около магнитофона. Кто-то передвинул туда же стол с едой, чтобы освободить место, и желающие танцевали прямо в центре гостиной. Среди них были Кларисса и Джим. Кларисса извивалась, стараясь выглядеть круто и сексуально, но она даже не понимала, что не попадает в ритм.