ВЕЛЬКО. Да.
АНДРИС. И все то…
ВЕЛЬКО. Да.
АНДРИС. И книгу….
ВЕЛЬКО. И книгу. Это, черт возьми, ее профессия.
АНДРИС. (Поворачивает голову к Марье.) Дорогая!
МАРЬЯ. Да, милый?
АНДРИС. Ах да, кажется, здесь… (хлопает себя по карманам).
МАРЬЯ. Что ты ищешь?
АНДРИС. Записку, что ты написала мне утром. Вернее, оставила вчера с вечера. Ах, вот она, я завернул в нее грузила… (Вынимает из кармана ком бумаги, разворачивает.)
ВЕЛЬКО (читает через плечо Андриса). «Андрюсик, сделай себе яичницу с помидорами. Не забудь яйца взболтать со сливками. Целую».
АНДРИС. Вот видишь. Ты был прав. Это она.
ВЕЛЬКО. Это она.
АНДРИС. Зачем ты это сделала, Марья?
МАРЬЯ. Милый, мне казалось, что, если я отвлеку тебя от прежних твоих занятий и займу добрым, длинным фильмом, да еще на тему мне близкую, это как-то сблизит и нас… И видишь, я не ошиблась. А продолжай ты снимать свои сумасшедшие репортажи или фильмы о камнях и насекомых, что бы с нами было?
АНДРИС. Вот видишь, Велько, видишь, Авсей, как все просто. Это отвечает на твой вопрос, откуда взялся замысел «Судного дня».
ГОД. Просто-то просто. Но эта женщина разрушает мои планы.
АНДРИС. Каким образом?
ГОД. Я думал поехать на Лех, а теперь…
АНДРИС. А теперь?
ГОД. Надо снимать.
МАРЬЯ. Авсей, вы вполне сможете хотя бы часть фильма снять на Лехе.
ГОД. Ты так считаешь?
МАРЬЯ. Уверена. А ты как думаешь, Андрис?
АНДРИС. Очень мило с твоей стороны, что ты решила со мной посоветоваться.
МАРЬЯ. Не обижайся, милый. Год ведь так хочет на Лех. Велько, а ты что скажешь?
ВЕЛЬКО (мрачно). Знаешь, я, пожалуй, сначала отвечу на тот, последний твой вопрос.
МАРЬЯ. Это какой же?
ВЕЛЬКО. Ты спрашивала, зачем я насаживал косу на черенок.
МАРЬЯ. В самом деле?
ВЕЛЬКО. Я обещал ответить — и отвечаю. Чтобы косить!
Велько берет косу, прислоненную к стене дома, вскидывает ее на плечо и отправляется за кулисы.
Сидящие за столом постепенно расходятся. Остается только курчавый бородач за машинкой. Он печатает и приговаривает вполголоса:
«Сидящие за столом постепенно расходятся. У всех дела, да и вставать завтра рано. Становится темно, я еле различаю клавиши — так и не научился печатать вслепую. Большая луна повисает над трубой дома Андриса. Над всеми трубами домов. Над Волгой и Ветлугой. Над прошлым и будущим. Пора ставить точку — конец главы, конец письма, конец повести. Где-то сказано: „Конец дела лучше начала его“. Конец всегда венчает дело — уже другие берега маячат за листа пределом, как многоцветные луга. Смешение времен и красок, тюрбанов, шляпок, шлемов, касок. Литература — карнавал, так этот жанр Бахтин назвал. Но в бутафорского огня игре, в шутих надсадном вое вдруг просквозит лицо живое — нет, нет, приятель, чур меня! Я прочь бегу, я снова рад в беспечный кануть маскарад».
Ум большинства ученых правильнее всего, пожалуй, уподобить человеку прожорливому, но с дурным пищеварением.
Правительство, которое становится нетерпимым, способно сделать еще много глупостей. Это вор, который хотел бы зажать рот тем, кто дает показания против него.
Наука занимается только тем, ка́к что-то делается, а не тем, почему это делается.
— Иногда я чувствую. — сказала Джулия, — словно прошлое и будущее так теснят нас с обеих сторон, что для настоящего совершенно не остается места.
В прошлом врали с намерением или подсознательно, пропускали события через призму своих пристрастий или стремились установить истину, хорошо понимая, что при этом не обойтись без многочисленных ошибок… Всегда накапливалось достаточно фактов, не оспариваемых почти никем… Тоталитаризм уничтожает эту возможность согласия, основывающегося на том, что все люди принадлежат к одному и тому же биологическому виду… Если Вождь заявляет, что такого-то события «никогда не было», значит, его не было.
…Я ограничиваюсь критическим расчленением настоящего, а не сочиняю рецептов… для кухни будущего.
Отредактированный романтик — остриженный Самсон.
Посредственное вынуждает рассуждать, талантливое — умолкнуть.
Музыка, как и поэзия, бывает неотразима в своей зашифрованности. Не ломайте голову! Наслаждайтесь непониманием!
Не лакомьтесь нюансами — это приводит к ожирению вкуса.
Негативный термин «запаздывающая педаль» плох и неточен. Педаль должна быть своевременной.
Глупость исполнителя нигде так не очевидна, как в паузе.
Учим мы умеренности, а наслаждаемся чрезмерностями.
Невыразительность как одно из средств выразительности!
Иногда руки хотят парить в воздухе, но… печальная необходимость извлекать звук вынуждает их опускаться на грешную клавиатуру.
Не надо подсвечивать музыку, она не фонтан.
В спорах рождается не только истина, но и враждебность. Ограничимся первым.
Не называйте новое искажение старого — новаторством.
Идея, как и человек, дважды родиться не может.
Боясь заблудиться в поисках новых истин, стараюсь не выпускать из поля зрения прописные.
Классу, в котором постоянно сияет «солнце мудрости» учителя, угрожает засуха. Класс нуждается иногда в благодатном дождике глупостей. Мудро поступит мудрость, если вовремя удовлетворит эту потребность.
Оберегайте навыки от перерождения в привычки.
Не следует называть эпилептические припадки темпераментом.
Фантазия — болезнь инфекционная; если вас окружают только здоровые, не беспокойтесь, она вас минует.
Полезно иногда порыться в старом хламе своих ошибок. Нет-нет, да и наткнешься на такую, которую время успело возвести в ранг счастливой находки.
«Покорно мне воображенье…» однажды твердо сказала А. А. Ахматова. Но я почему-то уверен, что эту победу над воображением поэтесса одержала в жесточайшей схватке с ним.
Несмотря на то что пианист, играя, часто и высоко вздымал брови, музыка продолжала оставаться все на том же уровне.
Музыке нужна арифметика в качестве неточной науки.
Умение правильно прочесть и исполнить текст находится в сфере предыскусства. Сфера искусства начинается с толкования текста.
Интонация демократична, ритм склонен к тоталитаризму.
Найти вопрос, достойный рассуждения, бывает не менее трудно, чем достойно ответить на него.
В искусстве чаще, чем где-либо встречаются люди, весь талант которых заключается в умении скрыть свою бездарность. Некоторые в этом деле достигают гениальности.
Если бы математик занимался своей наукой в той последовательности, в которой занимается музыкой исполнитель, могло бы случиться, что на склоне лет он бы с удивлением обнаружил, что дважды два — четыре.
Смелость композитора-новатора обусловлена неограниченной выносливостью и миролюбием бумаги.
Исполнитель-новатор должен быть осторожен ввиду грозного отсутствия этих свойств у публики.
Бездарностей с плюсом не бывает, и потому они не опасны, а вот таланты с минусом бывают — эти и опасны и заразительны.
Ограничив себя задачей, вы сразу совершили первую и непоправимую ошибку.
Устойчивая серьезность — симптом болезни фантазии.
В «храме искусства» ведите себя как неверующий.
Алтайские шаманы не называют свои ритмы современными, они просто шаманят.
Не совершенствуйте совершенное сочинение, совершенствуйте себя.
Вокруг подлинных гениев кружатся, толпятся, падают и подымаются мысли… и нет этому конца; вокруг выдуманных гениев вертится нескончаемая словесная карусель.
Воспоминанья подобны терриконам, в их шлаке иногда таятся крупицы драгоценных незамеченностей.
«Глубокие» мысли извольте сами извлекать на поверхность, освободите нас от этой непосильной работы.
Законом против порнографии не защищена почему-то только музыка.
Самыми лучшими министрами были те люди, которые волею судьбы дальше всего стояли от министерств.
Трудности преодоления гор позади нас. Перед нами трудности движения по равнине.
Пришел конец союзным взносам.
И денег никаким насосом
Теперь в казну не накачать.
Новая идея появляется в результате сравнения двух в вещей, которые еще не сравнивали.