вечное счастье. То есть окончательное «устойчивое равновесие». Это не «будущее», а смерть.
Насильственное вторжение внешней общественной организации в духовную сферу человека с лживой целью ограждение внутренних благ — род насилия, который всецело определяется злом и ложью, а потому по справедливости должен быть назван дьявольским.
За переворотом мнений не тотчас следует переворот учреждений; напротив, новые мнения еще долго живут в опустевшем и неуютном доме своих предшественников и даже сохраняют его из нужды в жилище.
Гласность в настоящее время составляет ту милую болячку сердца, о которой все говорят дрожащим от радостного волнения голосом, но вместе с тем заметно перекосивши рыло в сторону.
Один великий гений когда-то сказал, что человек обладает воспоминанием о какой-то лучшей жизни; великая мысль, а не напрасно брошенная на землю; но вот чего он не сказал, а что сказать следовало, — но здесь лежит предел, которого не мог преступить ни этот блестящий гений, ни какой-либо другой в ту пору развития человеческой мысли, — это то, что утраченное и столь прекрасное существование может быть нами вновь обретено, что это всецело зависит от нас и не требует выхода из мира, который нас окружает.
Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри. Как ни странно, но опыт показывает, что народам легче выносить насильственное бремя рабства, чем дар излишней свободы.
Право, я похож на люнебургскую свинью. Мышление — моя страсть. Я отлично умею отыскивать трюфли для других, а сам не получаю от этого ни малейшего удовольствия. Я подымаю носом вопросы и проблемы, но все, что я могу сделать с ними, это — перебросить их через голову.
Во всех странах с настоящей о многопартийностью партии играют важную роль и как легальная оппозиция, и как реальная альтернатива правящей партии. Если к власти приходит партия-авангард, она быстро становится администрацией, номенклатурой. И когда я слышу призывы к созданию второй, третьей и т. д. партии в СССР, мне хочется спросить, какой именно?
Нет, Сталин — это мы! Даже в большей степени, чем подозреваем. И в этом смысле он — вечно живой, как раньше и говорили, но совсем другое подразумевая.
В судорожных попытках реализовать свои агрессивные замыслы американский империализм бросает на карту все: бомбы, чумных блох и философствующих невежд. Усилиями последних и сфабрикована кибернетика — лжетеория, предельно враждебная народу и науке.
ФАНТАСТИЧЕСКИЕ ИДЕИ И ПРОЕКТЫFANTASTIC IDEAS AND PROJECTS
И масличное растение, и часы — двойная польза. Задумка 1643 года.
Подсолнечник в качестве часов. Из книги Афанасиуса Кирхера «О магнетическом искусстве». 1643 г.
Арсений ТАРКОВСКИЙ
Арсений ТАРКОВСКИЙ (1907–1989), выдающийся русский поэт и переводчик. Первая книга его стихов вышла лишь в 1962 году, относительно полное «Избранное» — в 1982-м.
Вещи
Все меньше тех вещей, среди которых
Я в детстве жил, на свете остается.
Где лампы-«молнии»? Где черный порох?
Где черная вода со дна колодца?
Где «Остров мертвых» в декадентской раме?
Где плюшевые красные диваны?
Где фотографии мужчин с усами?
Где тростниковые аэропланы?
Где Надсона чахоточный трехдольник.
Визитки на красавцах адвокатах,
Пахучие калоши «Треугольник»
И страусова нега плеч покатых?
Где кудри символистов полупьяных?
Где рослых футуристов затрапезы?
Где лозунги на липах и каштанах.
Бандитов сумасшедшие обрезы?
Где твердый знак и буква «ять» с «фитою»?
Одно ушло, другое изменилось,
И что не отделялось запятою.
То запятой и смертью отделилось.
Я сделал для грядущего так мало.
Но только по грядущему тоскую
И не желаю начинать сначала:
Быть может, я работал не впустую.
А где у новых спутников порука.
Что мне принадлежат они по праву?
Я посягаю на игрушки внука.
Хлеб правнука, праправнукову славу.
Манекен
В мастерской живописца сидит манекен
Деревянный, суставчатый, весь на шарнирах.
Откровенный, как правда, в зияющих дырах
На местах сочленений локтей и колен.
Пахнет пылью и тленом, пахнёт скипидаром.
Живописец уже натянул полотно.
Кем ты станешь, натурщик? Не все ли равно.
Если ты неживой и позируешь даром.
Ах, не все ли равно. Подмалевок лилов.
Черный контур клубится под кистью шершавой.
Кисть в союзе с кредитками, краска со славой.
Нет для смежных искусств у поэзии слов.
Кто хозяин твой? Гений? Бездарность? Халтурщик?
Я молве-клеветнице его не предам.
Потому что из глины был создан Адам.
Ты — подобье Адама, бесплатный натурщик.
Кто я сам, если плачут и ходят окрест
На шарнирах и в дырах пространство и время.
Многозвездный венец возлагают на темя
И на слабые плечи пророческий крест?
Лазурный луч
Тогда я запер на замок
двери своего дома
и ушел вместе с другими.
Сам не знаю, что со мною:
И последыш, и пророк.
Что ни сбудется с землею.
Вижу вдоль и поперек.
Кто у мачехи Европы
Молока не воровал?
Мотоциклы, как циклопы.
Заглотали перевал.
Шелестящие машины
Держат путь на океан,
И горячий дух резины
Дышит в пеших горожан.
Слесаря, портные, прачки
По шоссе, как муравьи.
Катят каторжные тачки,
Волокут узлы свои.
Потеряла мать ребенка.
Воздух ловит рыбьим ртом,
А из рук торчит пеленка
И бутылка с молоком.
Паралитик на коляске
Боком валится в кювет.
Бельма вылезли из маски.
Никому и дела нет.
Спотыкается священник
И бормочет:
— Умер Бог, —
Голубки бумажных денег
Вылетают из-под ног.
К пристаням нельзя пробиться,
И Европа пред собой
Смотрит, как самоубийца.
Не мигая, на прибой.
В океане по колена.
Белый и большой, как бык.
У причала роет пену.
Накренясь, «трансатлантик».
А еще одно мгновенье —
И от Страшного суда,
Как надежда на спасенье.
Он отвалит навсегда.
По сто раз на дню, как брата.
Распинали вы меня.
Нет вам к прошлому возврата.
Вам подземка не броня.
— Ууу-ла! Ууу-ла! —
марсиане
Воют на краю Земли,
И лазурный луч в тумане
Их треножники зажгли.
Мщение Ахилла
Фиолетовой от зноя.
Остывающей рукой
Рану смертную потрогал
Умирающий Патрокл,
И последнее, что слышал, —
Запредельный вой тетив,
И последнее, что видел, —
Пальцы склеивает кровь.
Мертв лежит он в чистом поле,
И Ахилл не пьет, не ест,
И пока ломает руки.
Щит куст ему Гефест.
Пожалел Ахилл Приама,
И несет старик Приам
Мимо дома, мимо храма
Жертву мстительным богам.
Не Ахилл разрушит Трою,
И его лучистый щит
Справедливою рукою
Новый мститель сокрушит.
И еще на город ляжет
Семь пластов сухой земли,
И стоит Ахилл по плечи
В щебне, прахе и золе.
Так не дай пролить мне крови,
Чистой, грешной, дорогой.
Чтобы клейкой красной глины
В смертный час не мять рукой.
Геннадий ПРАШКЕВИЧ
Геннадий ПРАШКЕВИЧ (1941). Пишет стихи, фантастическую и иную прозу, критические статьи. Окончил Томский университет, живет в Новосибирске. Выпустил около десяти книг.
Родина
У нас одна родина,
но для каждого
она своя,
как не бывает одинаковой для трех братьев
их единственная сестра.
У нас одна родина.
но для каждого она своя,
как не бывает одинаковым
для трех сестер их единственный брат.
И не надо сочувствовать, бить ногами,
убеждать,
истекать желчью.
Достаточно помнить о том,
что одна и та же родина
совсем не одна и та же
для каждого из нас
и для всех вместе.