Уставшая голова отказывалась соображать. Оставалось только ждать.
Воняло премерзко. Но то ли от шока, то ли от всего увиденного Олежка привык к смраду. Сколько же он продержится, пока кровожадная бабка Яська вместе со всеми этими тварями не доберётся до него?
Дверь в сарай плотная, но щеколда хлипкая. Надолго ли её хватит?
Дождь стучал по крыше не так, как в хате, а слегка приглушённо. Вода протекала сквозь дырявую крышу, капая на стог сена и в ведро.
Олежка сидел в углу. Шкура куда-то исчезла. А он, видимо, задремал. Шея затекла, и он донельзя измучился и продрог. В обуви противно хлюпало, и, кажется, подошва одного кроссовка держалась на соплях.
Он хотел есть. Хотел пить. В носу хлюпало. Что бы сказала воспитательница, увидев его таким? Поругала бы страшно, конечно, но для начала бы заставила вымыться. И, наверное, угостила бы печеньем, которое всегда приносила из дома… Олежка вздохнул. Желудок громко урчал.
На часах телефона почти полшестого. Наверное, снаружи уже темным-темно.
– Шкура, кис, кис, – позвал кошку Олежка и встал, чтобы поискать её.
– Ты где Шкура? – спросил он, заглядывая в ведро, на дне которого натекло немного воды.
Он зачерпнул её ладошками и напился.
В дверь заскреблись. Задёргалась задвижка. Откуда-то слева, за оградой для свиньи, словно подавая сигнал, громко мяукнула кошка. В дверь крепко бухнули. Раз. Затем двинули так сильно, что она затряслась.
Страх куда-то пропал. Олежка обогнул перегородку и увидел кошачий хвост, ужом проскользнувший между щербатыми досками в чернеющую ямку. Тёмная стена над ней обросла мхом. От нового удара дверь сарая треснула, и щеколда с жалким скрипом слетела с петель.
Олежка отодрал прогнившую доску от стены и юркнул в вырытую ямку, мысленно благодаря мёртвую свинью, которая так усердно стремилась на волю. А может, животине просто отчаянно хотелось полакомиться топинамбуром, который рос прямо за сараем.
Мальчишку цепко схватили за ногу, сорвали со стопы кроссовок. Но Олежка отчаянно рванулся вперёд и выполз наружу. И сразу побежал к остановке, во тьме ориентируясь лишь по столбам. Он крепко держал в руках рюкзачок с телефоном и заветной сотней рублей, которых должно хватить на спасительный билет до города.
Дождь почти прекратился. Дальние фонари едва освещали дорогу. Было ужасно тихо. Шкура тоже исчезла, но он знал, что она держится рядом, точно оберегает его. В это мальчишке хотелось верить. Он почти добежал до магазина. Женский голос окликнул Олежку, из-за чего он споткнулся и чуть не упал прямо в лужу.
– Эй, мальчик, чего бежишь, как угорелый? Что случилось?
Невысокая женщина в дождевике вышла из магазина. Жёлтый свет из-за двери приветливо лёг мальчишке на лицо, ненадолго ослепив.
Олежка дрожал, сбивчиво пытался ей рассказать, едва ворочая от страха языком.
– Помогите… Они гонятся за мной, – выдавил из себя, наконец, и всхлипнул.
Она повела его в магазин. Олежка смотрел на её руки и лицо. Вроде всё в порядке. Никаких синюшных, как у бабки Яськи, пальцев. Нет и припухлостей на симпатичном лице. Голубые глаза женщины смотрели прямо, и в них не было обмана.
– Хочешь чаю? – спросила она.
Затем сняла с него куртку и дала взамен мягкое одеяло. Чтобы успокоить мальчика, рассказала, что приехала навести в магазине порядок. Разморозить холодильник. Заодно заказать продукты. Санитарный день сегодня всё-таки.
Олежка дёрнулся, когда запиликал телефон, и еле вытащил его из рюкзака трясущимися руками.
– Сынок, привет, это я. Прости, что сразу не перезвонила. Была очень занята, – оправдывалась мать.
– Мамочка… Мамочка! – взволнованно тараторил Олежка. – Бабка Яся, она… – он всхлипнул. – Она… – запнулся, не в силах подобрать слова, чтобы описать весь ужас, и выпалил: – Забери меня. Скорее забери. Мамочка. Яська злая. Она изменилась…
– Что ты говоришь? Повтори! Не слышу. Олежка. Не слышу, связь хреновая, – громко сказала она. – Я завтра приеду.
– Мамочка, пожалуйста, поверь. Пожалуйста, приезжай. Я в магазине, с тётей, – успел сказать мальчишка, до того как батарея села, и телефон отрубился.
Олежка обречённо заплакал.
– Тише, тише, – женщина поднесла ему чашку с чаем и коржик.
Вытерев слёзы, он откусил от коржика, глотнул чая. Прожевал и проглотил. Чуток полегчало.
Дверь начала медленно открываться.
– Закройте!!! – крикнул Олежка, выпуская из рук чашку.
Но женщина остолбенела.
В дверь шустро впрыгнула бабка Яська. Прокудахтала что-то. Тут же разбилось стекло, и в магазин влетело кожистое нечто, точно ворсистое полотенце бухнулось на пол.
Олежка ужом забился под стол с весами. Женщина что-то растерянно сказала. Бабка Яська разинула пасть, откидывая голову назад. Из-за её спины выстрелило щупальце, обвив шею продавщицы.
Бабка Яська куснула женщину за руку и стала жевать её кисть, кровожадно чавкая. Бабка не отвлекалась от «еды», уверенная, что теперь-то внучок никуда не денется.
Летучее покрывало поползло к мальчику, оставляя за собой влажный след. Он толкнул столик в сторону чудовища, придавив его электронными весами, и побежал к двери. Буквально выкатился на улицу, пролетев через три ступеньки и больно ударившись о плитку – аж в ушах зазвенело. Второй кроссовок слетел с ноги.
Дождь прекратился. Но темнота вокруг как будто сгустилась. Грязь стала вязкой и скользкой. Он встал, пошатываясь, скуля, точно побитый щенок, и снова что было сил побежал в сторону остановки.
В домах за забором свет не горел. Кошка снова куда-то пропала. Было жутко и практически ничего не видно.
Мальчишка отлично знал дорогу к остановке. Ведь он бессчётное количество раз ходил сюда с матерью да с бабой Яськой. От магазина нужно бежать напрямик. Затем повернуть направо и возле шоссе пройти по узкой асфальтированной дорожке. Там, напротив столбов и частых фонарей, и располагается единственная остановка.
– Божечка, помоги! – Олежка прикусил губу и рванулся вперёд.
Он снова падал, то и дело отплёвываясь от грязи, попадавшей в рот.
Ноги окоченели, руки тоже. Только в груди жарко пылало. Мельком Олежка замечал на огородах плотные тени с большими головами, напоминающие грибы. Часто он слышал чавкающие звуки за спиной и боялся обернуться, хотя задыхался и пыхтел, как перегруженный старинный паровоз.
Шлепки и квохчание доносились со всех сторон. Он чувствовал, что его окружают. Подступают всё ближе и ближе, и вот-вот настигнут.
Знобило. Лицо горело. А тут ещё ветер, который бил в лицо, словно нарочно мешая бежать. Ещё чуть-чуть. Ещё один шаг.
«Вот выберусь, и буду долго спать. Боженька, помоги!» – молился он, хотя раньше обращался к богу только на Рождество и на день рождения, точно к деду Морозу, прося исполнить загаданные желания.
Сердце в груди тяжело грохотало и колотилось. Тух-тух-тух.
Олежка опять упал и с трудом поднялся. Какое-то время он просто полз.
В небе громко кричали вороны. От ужаса на Олежку то и дело накатывало оцепенение, но он заставлял себя двигаться дальше. Добрался до конца дороги. Осталось только пройти мимо трёх домов, благо, что идти теперь не по земле, а по асфальту.
Света нигде нет. Даже фонари впереди еле видны, будто кто-то их нарочно погасил. Неужели в посёлке действительно все вымерли в одночасье?
Вода в дорожных лужах смывала грязь с его ног, местами даже казалась теплой. Олежка больше не мог бежать. Только шлёпал по лужам, пытаясь отдышаться. Тело болело. Зубы выбивали дробь.
Ещё пару метров – и будет остановка.
– Уф, наконец-то…
Дошёл и посмотрел на телефон: без пятнадцати восемь. Экран, включившись на пару секунд, мигнул и снова погас.
«Дождусь. Дождусь, дождусь», – с облегчением подумал Олежка и сел на скамейку, поджав ноги.
Голова то и дело свешивалась на грудь.
«Не отключайся, ты же мужик. Держись!» – подбадривал себя мальчишка.
Но всё же помимо воли задремал.
…Он кричал во всю глотку, он бежал во всю прыть, а автобус всё быстрее и быстрее уезжал от него. Мальчишка бежал следом. Вопил. Молил подождать. Кричал, надрываясь, – и очнулся.
Подбородок Олежки дёрнулся, с уголка рта стекала нитка слюны. Задремавший было, мальчишка увидел Шкуру. Она сидела на лавочке, рядом с ним, и наводила кошачий марафет.
«Заберу её с собой», – решил он, когда услышал шум машины.
«Надо маме позвонить или эсэмеску послать, чтобы встретила. Не выйдет. Ах, чёртов старый телефон со слабой батареей… Или, в крайнем случае, у водителя помощи попрошу».
Тарахтение усилилось. Шум колёс, прорезающих лужи, и рокотание двигателя наполнили сердце мальчишки неописуемым счастьем. От облегчения ему захотелось буквально взлететь.
Олежка подхватил кошку и вышел из-под пластиковой будки, направляясь поближе к бордюру у проезжей части.
Фары приближающегося автобуса имели нездоровую желтизну. Но и этого света хватало, чтобы пробить тьму. Олежка крепче прижал кошку к груди, поправил лямку рюкзака и бросился к автобусу, размахивая руками. Боялся: вдруг кошмар сбудется – водитель проедет мимо, не остановившись.
Маленький жёлтый автобус походил на заказной, в котором проезд гораздо дороже обычного, почти как в маршрутке. Сквозь цветастые шторки на окнах трудно было понять, есть ли кто-то внутри, но по контурам теней Олежка различил: автобус не пустой.
Передняя дверь открылась. Он сделал шаг на ступеньку, схватившись за поручень. Водитель был в кепке и выглядел болезненно тощим, как жердь. Позади водителя, в первом ряду, всё двухместное кресло занимала толстая женщина в жилете кондуктора. Её лицо было скрыто вьющимися волосами цвета ржавчины, а полные руки держали на коленях сумку. Водитель что-то спросил. Что-то про маленьких мальчиков, в такое позднее время находящихся далеко от дома.
Кошка фыркнула, принюхалась и, зашипев, вдруг попыталась вырваться из рук Олежки. Дверь резко захлопнулась. Олежка закричал. Рука кондукторши буквально выстрелила вперёд, удлиняясь на глазах, как пожарный шланг, наполненный водой. Синюшные пальцы схватили кошку за голову, сжали её до хруста и потащили прямиком в пасть, из которой навстречу потянулись мокрые жгутики.