Кто-то в костюме не то осьминога, не то кальмара, продолжал держать меня на весу, демонстрируя остальным. Со стороны острова послышался нестройный многоголосый вой. Не опуская на землю, меня несли вглубь острова, а затем куда-то наверх. Огоньки выхватывали из темноты ужасающие физиономии. Интересно, какой дряни накурился тот, кто придумал этот омерзительный маскарад?
Тем временем меня подняли на вершину скалы и уложили на что-то жесткое и ужасающе холодное. Только еще простудиться не хватало!
Нечто крабообразное приблизилось, держа в зубчатой клешне страховидный каменный нож. Мгновение – и рыболовная сеть распалась, возвращая мне способность двигаться. Но не успел я обрадоваться, как нож распорол мою пижаму, а она недешево мне обошлась даже на рождественской распродаже!
Увидев, что каменное лезвие снова поднимается надо мной, я перестал воспринимать происходящее как безобидный розыгрыш. Еще секунда, и меня выпотрошат будто рыбу!
С криком вскочив, я постарался отпрыгнуть от кошмарной твари, но меня тут же схватило множество таких же, а может еще худших созданий. Дальнейшего я не запомнил: я кричал, отбивался изо всех сил, даже вцепился зубами в чью-то руку, прокусив тонкую чешую и при этом ощутив бешеный первобытный восторг. Но это оказался лишь кратковременный успех: в меня вцепилось множество лап, клешней и щупалец. Из последних сил я лягнул кого-то держащего меня сзади, но лишь отбил ногу.
Кромка воды и лодка, которая могла стать средством спасения, были так близко и в то же время до них было не добраться…
В отчаянии я испустил пронзительный вопль, достойный самого упертого фаната, увидевшего, что его команда позорно проигрывает новичкам. Словно в ответ черная морская вода вдруг забурлила, и оттуда появилось несколько фигур, похожих на представителей морского народа с одной из картин, которые я видел в картинной галерее Инсмута. Правда, вместо раковин в руках у них было вполне современное оружие. Очередь в воздух заставила моих похитителей разбежаться в разные стороны.
Прямо ко мне двинулась высокая фигура, с головы до ног покрытая зеленой чешуей. Еще раз взвизгнув, я схватил брошенный злоумышленником нож и вскочил на каменный уступ, намереваясь дорого продать свою жизнь. Сделав еще пару шагов, незнакомец снял маску. Под ней оказалось человеческое лицо, которое после всех пережитых ужасов показалось мне невероятно симпатичным.
– Ну, здравствуй, братишка! – весело произнес мой спаситель. – Долго же ты до нас добирался.
Несколько дней спустя
Семинар по экологии оказался достаточно увлекательным. Мне, как почетному гостю, выделили персональный мини-бассейн в первом ряду. А потом я отправил по электронной почте несколько писем: заявление об уходе руководству фирмы и отцу, которого я извещал, что остаюсь в Инсмуте. Я хочу, наконец, познакомиться со своими родственниками. Кстати, мама оказалась не такой уж и жабой, разве что внешне. Оказывается, с возрастом я стану больше похожим на нее, чем на отца, но для моей новой работы это является скорее плюсом.
Принесенная мною клятва Дагону стала надежной защитой от всяких рыбообразных. Эти шпроты-переростки считают, будто их клан угоднее Великому, Живущему в морских глубинах. Но мой брат со своими ребятами им еще покажет! Джулия, его невеста, тоже довольна, что я остаюсь. Никто еще так внимательно не слушал ее рассказы о старом Инсмуте.
Сегодня я загрузил на свою страничку новую порцию снимков: я в новой пижаме на фоне развалин фермы, в плавках на мосту и на набережной в парадном летнем ансамбле. Скоро у меня не будет так много свободного времени: надо готовиться к показу новых моделей спортивной одежды, а еще впереди участие в демонстрации защитных костюмов и дефиле по случаю очередного жертвоприношения.
Бирюзовый кошмарКирилл Свидельский
Бессонница – твой хороший друг, если ты работаешь ночным сторожем. В отличие от отсутствия ноги, к сожалению. Будь ты хоть трижды героем, морпехом и крутым парнем с десятком медалей на груди, для работодателей ты все равно в первую очередь будешь инвалидом. Сэм давно это понял, потому не отказывался ни от какой работы. Даже, если ее считали проклятой.
Парковка для грузовиков располагалась у въезда в Сан-Сити, на плато около железной дороги. Идеально плоская площадка, освещенная редкими желтушными фонарями, была единственным светлым пятном в чернильных ноябрьских ночах. Лишь огни проезжающих поездов и огни Сан-Сити, простиравшегося ниже плато, прошивали тьму, но город отсюда казался далеким и размытым, таким же, как проносящиеся мимо грохочущие составы.
Говорили, что на этой работе мало кто задерживался. Кто-то увольнялся, кто-то просто исчезал. Часто пропадали и дальнобойщики, и никто не мог сказать, почему эти ворота в Сан-Сити пропускали одних и поглощали других. Возможно, дело было в бандах. Или в грохоте поездов, сводивших ночных сторожей с ума. А может они просто не могли больше взирать с высоты на размытые огни ночного города и убегали прочь от него, куда глаза глядят. Или их забирали призраки. Или инопланетяне.
Сэму было все равно – есть определенный предел, после которого человек уже не может чувствовать страх, ведь страх поселяется в нем так глубоко, укореняется так прочно, что становится неотъемлемой частью его личности. Внутренние демоны опустошили Сэма давно, после той чернейшей ночи в Мукуре, все ночи сержанта Сэмюэля Томпсона были одинаково непроглядно черны.
В Афганистане он потерял все: ногу, друзей, сон и душевное спокойствие, вернувшись оттуда пустой оболочкой, выгорающей изнутри от постоянного, задвинутого в подсознание ужаса, что прорывался наружу в окрашенных в алые цвета ночных кошмарах. Потому Сэм предпочитал спать как можно меньше, а лучше не спать вообще.
Работа ночного сторожа, пусть и за городом, пусть и в месте, имеющем дурную славу, была для одноногого безработного парня с ПТСР манной небесной. Ни психологического обследования, ни вопросов про службу, личную жизнь и отсутствующую ногу, тучный мужчина, представлявший владельца парковки, предложил ему выходить на работу на следующий день после собеседования.
Раньше Сэм слышал об этом месте в дешевых барах, где пил с такими же потерянными, как он сам, но, черт подери, это же Сан-Сити – здесь страшные легенды ходили практически обо всем.
В любом случае, выбирать Томпсону не приходилось.
***
Грузовиков на стоянке было немного, всего пять штук осталось перед наступлением темноты. Желтый свет фонарей выхватывал из сумрака силуэты фур и проносящиеся с порывами ветра последние осенние листья. Сочетание желтого и черного, болезненное, тревожное, здесь сон вряд ли подступил бы к Сэму достаточно близко.
Томпсон работал уже почти месяц – и кроме бездонной черноты неба и ледяного ноябрьского ветра, пронизывающего плато и стоянку, других проблем Сэм не замечал. Лишь пару раз за все время он погружался в дрему, но крики, кровь и грохот автоматных очередей в каньоне, вкус песка на языке и боль в отсутствующей ноге быстро вырывали его из сна. Врач говорил ему, что фантомные боли должны были пройти, скоро, вот-вот, но со дня того проклятого боя он ни на секунду не переставал чувствовать свою ногу, то ноющую, то горящую огнем.
На парковке, обычно пустой, Сэм заметил движение – ничего необычного, всего лишь пьяный дальнобойщик плелся спать в свою фуру. Некоторые из них предпочитали ночевать там, не тратясь на мотели, расположенные вниз по дороге, или тратясь исключительно на расположенные там же бары. В основном не местные, жители Сан-Сити знали о дурной славе этого места, предпочитая держаться от него подальше, особенно по ночам.
Дальнобойщик остановился посреди парковки, полупустая бутылка виски выскользнула у него из рук, но он, к удивлению Томпсона, не обратил на нее ни малейшего внимания. Взгляд его был устремлен куда-то дальше, туда, где желтизну фонарей изгоняло голубоватое свечение, постепенно растекающееся по плато.
Дальнобойщик замер в неестественной позе, словно восковая фигура или гипсовая статуя. Его взгляд был прикован к источнику странного свечения.
Невообразимое создание плыло меж фур, медленно приближаясь к центру плато и замершему человеку. Светящееся существо напоминало медузу своими движениями, словно его несло течением, но не по воде, а по воздуху, его тело состояло из невообразимого переплетения тончайших бирюзовых лент, постоянно находящихся в движении, сплетающихся, извивающихся, словно водоросли, движимые водным потоком.
В центре этого бесконечного движения была сфера – идеальная, зеркальная, излучающая гипнотический холодный звездный свет – око неведомого или жемчужина, защищенная щупальцами-стражами.
Сэм не мог оторвать глаз от этого существа, от его свечения боль в ноге уходила, будто ее никогда и не было, а алый цвет боли и ярости, всегда стоящий задним фоном за всем видимым Сэмом с той ночи в Мукуре, сменялся аквамариновым умиротворением.
Сэм тянулся к этому свету, стремился к нему, как и дальнобойщик, неверным шагом начавший двигаться навстречу существу. Оно словно распростерло для путника объятия, открыв для него свой жемчужный сияющий глаз. А затем щупальца сомкнулись вокруг мужчины, проникнув под его кожу, прошив его плоть, скрутив и выжав его. Он не издал ни звука, лишь дернулся пару раз, но вскоре его конвульсии прекратились, и существо начало постепенно выпивать… нет, скорее растворять плоть мертвеца, пока, в течение буквально пары минут, от него ничего не осталось.
Покой сменился в душе Сэма на невообразимый ужас. Существо, закончив трапезу, обратило свой глаз, полный звездного света на Томпсона, и, не смотря на сдавивший его грудную клетку, ужас, Сэм все еще внутренне стремился к этому свету и покою, что он сулил.
Сэм сделал шаг по направлению к чудовищу. Затем еще один. На третьем его ноги подкосились, протез соскользнул, и Томпсон повалился на пол сторожки.
Это падение отрезвило его. Пусть бирюзовый свет и манил, воля Сэма к жизни была сильнее. Так было в Мукуре, так будет и сейчас.