Мы невольно повиновались. Твари расступились, и мы увидели алтарь, на котором лежала Люба.
– Дочка, – выдохнул отец и побежал.
Я бросился следом.
Путь нам преградила фигура в черном балахоне. Тварь выглядела иначе, чем остальные. Она увереннее стояла и была чуть мельче. На ее груди болтался странный амулет, а в руках тварь держала большую черную книгу.
– Отойди от нее! – закричал отец и навел на монстра ружье.
– Тихххо! – велела тварь. – Зачем вы пришли?
– Это моя дочь!
– Она больше не твоя дочь, – существо покачало головой, – она теперь наша. Она станет нашей сестрой, как стали многие до нее. Те, кого мы меняли в колыбели.
– Заткнись, гадина! Я убью тебя, клянусь, убью!
– Нас уже пытались убить, – зашипела тварь и злобно оскалилась, – те, другие, не дали провести ритуал и попасть через туннель в страну Снов. Они согнали нас под землю и сожгли наши дома. Теперь мы изгои. Те, Кто Прячется В Темноте.
Словно поддерживая его, вся стая монстров вокруг оглушительно завыла.
– Еда… мы ели себе подобных, мы ели живых, как теперь едим мертвых. И теперь больше никому не служим.
– Люба! – закричал отец. – Люба вставай!
– Она не услышит тебя, – усмехнулся зверь, – она стала одной из нас. Она будет убивать и пожирать падаль, будет похищать и подменять младенцев, чтобы научить их. Встань дочь моя!
– Грхфх, – выдавила сестра и открыла глаза.
Я охнул и выпустил фонарик из ослабевших пальцев. Люба по-собачьи повела носом и уставилась на нас. Внешне она выглядела как раньше, только глаза стали другими. Белки покраснели, и в них горел знакомый голод.
– Люба… – отец осекся не в силах поверить в то, что происходит.
– Вы можете остаться с нами, – прошипело существо, – мы научим вас питаться мертвой плотью и откроем сокрытое проклятым светом.
– Да пошел ты, гнида, – рявкнул отец и выстрелил.
Грохот оглушил, и в тот же миг кто-то уже тащил меня за собой.
– Быстрее, быстрее!
Отец наугад выстрелил еще раз и отбросил ружье. Я хорошо видел сотни красных светящихся угольков, которые приближались с каждой секундой.
– Лезь, – приказал отец, отнял топор и подсадил меня.
Я не мог сопротивляться, не мог возражать. Я просто выполнял приказ. Сверху я видел, как отец, вооружившись топором, бросился к колоннам и принялся бить по ним, с чавканьем погружая лезвие, пинать, не жалея ног. Старое дерево трещало, скрипело и вдруг застонало. Колонна задрожала и рухнула. Отец подбежал к следующей. Он успел свалить еще две, прежде чем монстры навалились на него. Фонарик катался по полу, выхватывая одну отвратительную морду за другой, пока не показал озлобленное лицо моей сестры, стекающую по подбородку кровь и алчущие плоти глаза.
Что было потом я плохо помню. Кажется, твари лезли за мной, визжали где-то позади. Я первым прополз по туннелю и поднялся наверх. Увидел канистру с бензином, открутил крышку и вылил горючую жидкость в яму. Бросил следом зажженный коробок спичек. Я чувствовал, как подо мной дрожала земля, и слышал яростный вой запертых внизу существ.
Не знаю, обрушился ли потолок и похоронил ли копошащихся в катакомбах монстров, но погони за мной не было. Я совсем выбился из сил и упал, а очнулся оттого, что меня за рукав тащил Тишка. Храбрый пес нашел меня, несмотря на рану.
Как Михалыч и сказал, он передал весточку о нападении в лесу, а спустя несколько дней к нам явились три хмурых мужика. О чем-то посовещались и признали отца с Любой пропавшими без вести. Я пытался все рассказать, но никто не поверил. Яму и туннели для верности засыпали землей.
Моя мать тяжело переживала гибель дочери и мужа, так что все хозяйство упало на мои плечи. А спустя еще десять лет я остался один.
Деревня разваливалась, люди постепенно умирали или уезжали. Со временем не стало и Советов. Страна переживала новый период, появлялись компьютеры, роботы. Мир стал слишком современным, слишком фантастичным и в нем не было места предрассудкам или суевериям прошлого. Люди стали разрозненными, исчезали ценности, менялись приоритеты.
Я до сих пор живу в своем доме. Воду и еду привожу из ближайшего городка. В остальное время выращиваю овощи или гуляю с собакой. Третьей по счету после Тишки. Чаще всего брожу по вечерам, когда солнце уходит и деревню поглощает темнота.
Минуло почти сорок лет, но я до сих пор не могу нормально спать. Редко когда не вскакиваю от собственного крика. Тогда, я обычно выпиваю чай, беру ружье и отправляюсь в лес. Делаю круг и возвращаюсь домой, а утром еще раз проверяю ловушки вокруг старых развалин и смотрю, не появились ли новые норы. Затем я снова разливаю бензин, а остатки сливаю в вырытый вокруг ров, чтобы при случае можно было спалить все к чертям.
Обычно на поляне все спокойно и тихо. Но я знаю, что однажды твари из моих кошмаров обязательно вернутся. Что они пророют ходы из своего подземелья и вырвутся наружу, как стая чумных крыс. И если огонь их не остановит, то эта стая станет пожирать мертвых и убивать живых. Будет похищать детей и ловить одиноких путников, чтобы обратить их в свою веру и заставить жрать мертвечину.
А еще среди чудовищ будет моя изменившаяся сестра, которая, как и ее собратья будет смотреть на мир кроваво-красными, горящими безумным голодом, глазами…
Городская легендаАлександр Гуляев
– Привет, Настя! – сказала мне Аллочка и улыбнулась.
Что-то неестественное было во всём этом. Нет, не улыбка, а что-то другое.
И вдруг я поняла. Там, где у девушек обычно располагается грудь, сквозь тоненькую ткань явственно просвечивали лопатки. Голова моей соседки была неестественно повёрнута на 180 градусов.
– Настя, ау, это же я, ты что, не узнаёшь? – продолжила Алла и заплакала.
Мне на лицо брызнули слёзы. Кровавые слёзы. Они нескончаемым потоком текли по лицу Аллочки, перемешиваясь с тушью и тональником.
Не помня себя от ужаса, я ринулась прочь по тропинке. В конце тропинки стоял наш дворник Зелимхан и с абсолютно ничего не выражающим лицом медленно водил по косе точильным камнем. Туда-сюда. Вжик-вжик.
Тут я и проснулась. С бешено колотящимся сердцем и мокрым от пота лицом. Приснится же такое! Похоже, это всё мой реферат. Точнее, источники литературы, в которые пришлось окунуться. Мании и их проявления в городских легендах.
Маньяки бывают разные. Не в том смысле, что маньяки – это обязательно безжалостные злодеи из голливудских фильмов и уж, конечно, не в том, что «чёрные, белые, красные». Мания – это навязчивое желание. И не всегда оно грозит окружающим неприятностями или смертью.
Впрочем, приятного в том, что из кустов в парке перед тобой на тропинку вдруг выскочит дядька в плаще и широко распахнёт его, демонстрируя отсутствие какой-либо другой одежды, тоже мало. Ну, для меня лично.
К чему я это? К извечной городской легенде о прячущемся в парке эксгибиционисте в плаще. Тоже самый что ни на есть маньяк.
С этими мыслями я и пошла чистить зубы. Аллочки уже не было в комнате, видимо, усвистала на лекцию.
На выходе из общаги мне встретился Зелимхан. Я чуть было не дёрнулась, вспомнив давешний сон, но его спокойное азиатское лицо лучилось миролюбием, а цветастое приветствие рассеяло все страхи. Чудесный, всё-таки, дядечка. Я поздоровалась в ответ и убежала на занятия.
У входа в главный корпус девчонки из параллельной группы обсуждали… блин, не может быть! Якобы перед Мариной в парке вчера вечером выскочил пресловутый дядька в плаще, но распахнуть его не успел, так как его спугнула парочка велосипедистов. Ну, конечно, перед Мариной, перед кем же ещё. Достала уже эта выскочка.
Лекция по суггестии была невероятно скучной. Пока в зал не вошла Аллочка. Странно, но Пётр Евгеньевич не обратил на неё внимания, хотя всегда был весьма строг к опоздавшим. Обычно он начинал читать продолжительные нотации, смешно топорща реденькие седые усы. Алла посмотрела прямо на меня и помахала рукой. А потом рука вдруг переломилась у самого локтя, обнажив белеющую кость, и с грохотом рухнула на пол аудитории. Я закричала и…
Проснулась. Вся аудитория в недоумении таращилась на меня. Сопровождаемая этими недоумевающими взглядами, я стремглав кинулась к выходу, покраснев, как спелый помидор.
Ночевать Алла не пришла. И на следующий день её тоже никто не видел. Она просто исчезла. Без следа.
А потом мою соседку объявили в розыск.
Аллочка ещё несколько раз приходила ко мне в кошмарах. В последнем из них мы куда-то бежали вместе, держась за руки, а за нами медленно и печально шагал Зелимхан в длинном плаще и помахивал косой в такт шагам. Коса задевала землю и издавала мерзкий звук, проникающий, казалось, прямо в мозг. Шух-шух.
Я исправно ходила на занятия, писала курсовую и рыдала в подушку по вечерам. А девчонки продолжали обсуждать исчезновение Аллы и маньяка в плаще из парка. Кажется, пару раз его ещё кто-то видел. Ну, или привирали. Я, честно говоря, склонялась ко второму варианту.
До тех пор пока не встретила вечером на набережной заплаканную Ульяну. Ульяна была, пожалуй, самой тихой и застенчивой девочкой у нас на потоке. И уж точно не той, кто способен придумывать истории для поднятия собственной популярности.
Она сидела на лавочке и беззвучно плакала, сняв очки и положив их на колени. Из края прорехи на надорванной блузке торчал краешек ключицы, жалобно содрогающийся в такт плачу. Мы почти не были знакомы, но я не смогла пройти мимо, присела рядом и обняла её за плечи. Ульянка разрыдалась в голос.
Городская легенда, эксгибиционист в длинном плаще, встретил её в парке. Но, вопреки сложившимся стереотипам, он не стал распахивать одежду, демонстрируя своё «богатство», а схватил девчонку за плечо и попытался утащить в кусты. К счастью, Ульяна чудом вырвалась, разорвав блузку, и кинулась прочь.
– Уля, ты видела его лицо? Сможешь узнать?
Но она только рыдала, не произнося больше ни слова. Каких же трудов мне сто