Хотя вся нижняя часть огромного тела скрывалась в огне, верхняя была хорошо различима: полная округлая грудь с устремлёнными вверх сосками, хрупкие плечи, тонкая шея, украшенная ожерельем тлеющих искр. Откуда-то из-за спины вырастали ветвящиеся щупальца. На некоторых ветвях виднелись небольшие прозрачные коконы. В них уютно устроились маленькие человеческие зародыши. Тонкие концы щупалец служили им пуповинами.
Андрей уже различал широкое скуластое лицо: узкий разрез полуприкрытых глаз, изогнутые стрелки бровей, тонкий нос. Губы плотно сжаты. Голову венчала корона из переплетающихся языков пламени.
Вода и огонь встретились в этом странном месте. Взаимопроникновение стихий, вопреки законам физики и мироздания. Горячая вода и холодный огонь.
Окаменевший от увиденного, парень забыл о дыхании. Опомнившись, он понял, что дышит уже давно. Дышит водой, не испытывая ни малейшего неудобства.
– У-май, – прошелестело у Андрея над ухом.
Из-за его спины робко выплыла тонкая призрачная тень.
– Умай… – за ней последовала другая.
– Умай… Умай. Умай! – всё громче и громче, наперебой, зашелестели детские голоса.
Один за другим маленькие фантомы выскальзывали из-за его спины, устремлялись к объятой огнём гигантской фигуре. Они обнимали её, льнули к груди, украдкой бросали на Андрея благодарные взгляды. Их лица лучились счастьем и умиротворением.
Раскосые глаза резко распахнулись, вспыхнули ярко-голубым. Вода вокруг ритмично завибрировала, точно под ударами кожаного бубна, низкий гул нарастал.
«Дети… Дети вернулись к матери…» – нежный женский шёпот звучал прямо в голове Андрея. – «Новый цикл… перерождение…»
Бледные детские силуэты таяли на груди исполина. Андрей заметил, как на концах ветвистых щупалец набухают, будто почки на деревьях, новые коконы. Один, два, три… Пятнадцать.
«Но твоё… Твоё время еще не пришло…»
Вибрация стала чаще, гул превратился в низкий утробный рык, потянулась монотонная, назойливая мелодия.
«Твоё время… Не наступит… Пока ты готов бороться!..» – шёпот сорвался на крик. Голос уже не казался нежным, он оглушал, расщеплялся, словно говоривших было несколько. – «Так борись же, дитя!»
Хватка ослабла. Парень судорожно забился, задергался, избавляясь от пут. Освободившись, Андрей с трудом скинул сапоги и широкими мощными гребками устремился к поверхности.
Когда он всплыл, озеро было спокойно. Неподалёку он разглядел примостившегося на корме «Кракена» браконьера. Дядя Миша напряжённо вглядывался в воду за бортом.
Озеро вспыхнуло холодной бирюзой внезапно, сразу, точно кто-то щёлкнул выключателем. Десятки щупалец взвились над поверхностью, вода забурлила, закипела, запенилась бурно.
Старый браконьер воздел руки к небу, запрокинул голову. Безнадёжный, полный страха и боли звериный рёв потонул в оглушительном плеске волн, в стоне водоворотов, в отчаянном плаче шторма.
Гибкое щупальце обвило ноги дяди Миши, взметнулось высоко в воздух, увлекая за собой, будто тот весил не больше рыбьей чешуйки. Другое щупальце обхватило плечи рыбака.
Рывок – и тело дяди Миши разорвано пополам, точно мягкая тканевая кукла. Кровь хлынула в пенящиеся волны, на барахтающегося в воде парня, окрашивая всё вокруг вызывающе яркими оттенками красного.
Напуганный и окровавленный, такой же, каким пришёл в этот мир, Андрей метался в бурлящей пучине. Щупальца взмывали в воздух и падали вниз, крушили беспомощный «Кракен», вздымались волны, вскипала вокруг вода.
Андрей барахтался, молотил по воде руками и ногами, захлёбывался, но оставался на плаву, стараясь покинуть разбушевавшуюся преисподнюю.
Откуда-то из глубины выплыл маленький лисий трупик, поблёскивая застывшими чёрными глазами. За ним, точно горящая погребальная ладья, последовал объятый пламенем автобус. Жестокие щупальца, фрагменты тела дяди Миши, клетки с мёртвыми птицами, памятники с могил одноклассников, блестящие чешуёй косяки рыб, петля с шеи учителя, шёпот, упрёки, насмешки, всё слилось в один ревущий водоворот.
«А ты живой…»
«…нужно перестать жить прошлым».
«Не держи зла».
Оглушённый стихией, Андрей плакал, кричал, надрывая связки. Казалось, лопнут залитые водой лёгкие. Силы оставляли его.
«Борись!»
***
Закрыв глаза, он лежал на холодном прибрежном песке. Мягче подстилки он и желать не мог. Накатывающие волны слегка щекотали босые ступни. Грудь высоко вздымалась, ветер выхватывал из приоткрытых губ и относил куда-то в сторону тихие хрипы.
Вместе с мягкими утренними волнами накатывались, заползали в голову отрешённые, чужие мысли. Как повернётся его жизнь, какая судьба его ожидает? Он не знал, что будет дальше. Но он точно знал, чего больше не будет никогда.
Не будет страха. Не будет чувства вины. Не будет самоуничижения и болезненной скромности, угрызений совести и зависимости от чужого мнения. Он будет свободен. Он будет бороться.
Андрей открыл глаза, увидел над собой стремительно светлеющее небо. Сел, помогая себе рукой, не обращая внимания на боль.
Насколько хватало глаз, раскинулась спокойная гладь озера. Над его блестящим зеркалом поднималось янтарное юное солнце. Золотая дорожка стелилась по воде, почти касаясь ног Андрея. Его время ещё не пришло.
«Живой!»
Откинув с лица упрямую седую прядь, он, улыбаясь, уверенно смотрел на рассвет нового дня.
Ошибка выбывшегоПавел Рязанцев
Неровное пламя билось об окна затопленной мраком комнаты. Семь зажжённых свечей окружали очерченный солью круг, в центре которого лежала обездвиженная жертва. Её беспомощные конечности были надёжно привязаны к перекрещенным доскам, словно развернувшееся действо было извращённой пародией на казнь Иисуса Христа. Извращённой и кошмарной до отвращения.
Страшно подумать, какие чувства переполняли несчастное создание, обречённое стать мучеником во имя возвращения сумрачного божества!
Перед жутким алтарём распластался служитель мёртвого культа. Его руки, казавшиеся жёлтыми на свету, высовывались из-под тёмного покрова и плыли в воздухе над телом безмолвной жертвы, а пальцы скручивались в невообразимые мистические пасы, изображая таинственные символы забытого алфавита, древнего как само человечество.
– Касымат! Урук-хай! Ни-шо! – шептал культист, напряжённо вглядываясь в широко распахнутые глаза распятого. – О, Великая Чучундра, Пожирательница младенцев, Пастырь чёрных овец. Яви Себя во всём Своём великолепии! Я хочу узреть Твои бездонные глаза!..
Жертва нервно задёргалась, ощутив инородное присутствие. Нечто, одинаково чуждое как ей, так и её палачу, неожиданно дало о себе знать. Культист, казалось, не замечал отдалённые шорохи и легчайшее дуновение ветра…
Дверь шумно распахнулась. Жрец подпрыгнул и завалился на бок, едва не опрокинув ближайшую свечу. Справившись с первым испугом и непослушным капюшоном, на мгновение перекрывшим обзор, культист вперил взгляд в сторону потусторонней сущности.
Яркий свет извне вычерчивал жуткий корявый силуэт, отдалённо похожий на человеческий. Огромная голова в форме то ли помятой пирамиды, то ли нарисованного дрожащей рукой треугольника на волнистой шее, утолщавшейся ближе к верху. Обвисшие уши с широкими блиноподобными мочками. Скрюченные пальцы с длинными когтями. Массивный, выпирающий вперёд живот поверх кривых ног.
Культист опустил голову и съёжился под тяжёлым взглядом невидимых ему глаз. Существо подняло когтистую лапу и принялось шарить по стене.
Раздался щелчок. Тьма рассеялась.
– Тима!
Тима лежал на полу, закутавшись в великоватую ему робу. Пламя свечей, некогда напоминавшее костёр, терялось на фоне тусклого света от люстры с энергосберегающими лампочками.
Пирамидоголовый монстр оказался беременной сестрой Полиной, облачённой в предельно клишированный костюм ведьмы (и в серьги в форме тыковок), и Женей, которому до рождения оставалось ещё два месяца.
– Что ты опять творишь?! Что ты сделал с Криси?!
– Я ничего такого не хотел! – затараторил Тима, спешно отвязывая грызуна от досок. – Мне просто нужно было принести кого-нибудь в жертву Чучундре! – Мальчик поднялся и протянул сестре заёрзавшую в руках крысу.
Полина всмотрелась в острую мордочку Криси; грызун, узнав хозяйку, расплылся в подобии улыбки.
– В жертву принести… Чучундре. Вот дуралей… Ну и как, вызвал своего демона? – ядовито скривилась старшая сестра.
Тима смерил её с ног до головы.
– Даже двух, – пробормотал он, не решив до конца, хочет ли он, чтобы сестра услышала ответ.
– Давай, сворачивай свой недоалтарь и выходи! – Обычно Полина устраивает долгие и громкие разборки, но на этот раз ей было не до этого. – Не хочу опаздывать на тусняк из-за твоих закидонов, – добавила она и удалилась с крысой в руках, не потрудившись выключить свет или хотя бы прикрыть за собой дверь.
Печально вздохнув, Тима закрыл дверь сам. В который раз он пожалел, что родители отказываются устанавливать на неё замок, или хотя бы обычную щеколду. Ритуал сорван, а ночь, подобная этой, бывает лишь раз в году. Но делать нечего. Мальчик вытащил из-под кровати потрёпанную школьную тетрадь и с кислой миной пролистал её страницы.
«Долгие часы размышлений и поисков в Интернете. Все эти походы в лес и за гаражи, все эти приготовления – и всё зря!»
Серые страницы в широкую линейку запечатлели на себе загадочные формулы, рисунки диковинных и жутких существ, отрывки корявого, едва читабельного текста и громкие заголовки: «Призыв Кровавой Мэри», «Призыв Слэндермэна», «Коридор в Закулисье» и многие, многие другие. В неровных кружках напротив большинства из них были выведены жирные кресты.
Кружок напротив заголовка «Призыв Чучундры» дразнил своей незаполненностью.
– Может быть, всё это работает лишь в определённое время? – пробубнил Тима, ставя крест на прерванном ритуале. – А вдруг это могло сработать только сегодня, в Хэллоуин? Умеет же Поля припереться, когда не надо! Поля-корова… – он швырнул тетрадь и ручку с обгрызенным колпачком на кровать.