Раз!
Кошмар окружит вас…
Инна бежала, отчаянно борясь с желанием упасть, подтянуть колени к груди, обхватить голову руками, закрыть глаза и уши. Что-то подсказывало, что пока она двигается – у неё есть крохотная надежда отсрочить настоящий ужас. И она не останавливалась…
Два!
Напилась крови тварь…
Город менялся. Казалось, что тьма выбрала его подмостками для одной из своих пьес. И сейчас её темп уверенно нарастал, демонстрируя Инне череду режиссёрских находок – во всём их жутчайшем, отвратительнейшем великолепии…
В водосточной трубе загремело, и из неё вывалилось несколько изуродованных человеческих голов. Шеи выглядели так, словно головы отгрызли или оторвали. Одна покатилась наперерез Инне, из расколотого черепа выпадали кусочки мозга…
Памятник какому-то уроженцу Высовска вдруг обрёл плоть, ожил. И замахал руками, отчаянно сохраняя равновесие: ноги ниже колен остались прежними, бронзовыми. По постаменту расторопно карабкалось с полдюжины омерзительных – помесь шимпанзе и паука – существ, слышалось нетерпеливо-голодное порыкивание.
Человек на постаменте встретил первого сунувшегося к нему монстра ударом кулака, сбросил вниз. Но сзади влез ещё один, подпрыгнул, оплёл шею и плечи живого памятника всеми шестью тонкими, жилистыми конечностями. Небольшая пасть раскрылась почти на сто восемьдесят градусов, и выпрыгнувший из неё язык – больше всего напоминающий конусообразное толстое жало – саданул жертву в шею.
Брызнула кровь. Человек закричал, крутнул корпусом, пытаясь сбросить гадину. Но спереди и сбоку прыгнули ещё две твари. Одна повисла на руке, быстро разрывая добротную ткань старомодного сюртука мелкими кривыми клыками, добираясь до плоти: второй ловко взбирался выше, к горлу…
Три!
Закрой глаза, смотри…
Над головой захлопали крылья: величественно, тягуче, страшно. Инна посмотрела вверх. Над городом, не так уж и высоко – примерно три сотни метров – неспешно летело чудовище. Исполинское, неохватное взглядом. Инна не сомневалась – если бы оно упало на Высовск, то накрыло бы его целиком, сравняв с землёй без остатка…
Четыре!
Боль правит в этом мире…
Пять!
Беги, беги опять…
Шесть!
Тебя заждались здесь…
Фонари уже гасли тут и там, Инна шарахалась от очередного куска возникшей на её пути темноты и бежала к свету, которого становилось всё меньше. Тьма подобралась почти вплотную, но Инна ещё металась в этом лабиринте, надеясь непонятно на что…
Семь!
Надежды нет совсем…
Четыре из пяти находящихся впереди фонарей стали затухать одновременно.
Инна огляделась. Других источников света поблизости не было, и она побежала к последнему освещённому кусочку Высовска. Не желая оставаться в темноте, которая выла, шипела, скрежетала, хрустела и что-то разрывала с влажным, подкармливающим безумие звуком…
Инна вбежала в пятно света и остановилась, завертела головой – пытаясь найти вдалеке хоть какой-то просвет: но безуспешно. Чудовище всё ещё летело, заслоняя звёзды и луну, голос продолжал упиваться дьявольскими рифмами…
Восемь!
Нас сблизит эта осень…
На девять,
Десять – знай:
Что сделан шаг за край…
Спустя несколько секунд тьма стала непроглядной, последняя освещённая частичка города находилась в ней как в коконе. Инна замерла, вздрагивая всем телом. Чувствуя себя марионеткой, которая ещё не обзавелась ниточками, но этого не придётся долго ждать.
– Ты будешь моя… – предвкушающе протянул голос, и демоническая разноголосица мгновенно смолкла. – Уже скоро…
Инна отрицательно замотала головой и попятилась назад, когда к ней потянулось узкое подрагивающее, сотканное из тьмы щупальце. Шаг, второй, третий… Спина почувствовала бетонное ребро столба, щупальце висело прямо перед лицом, и Инна сделала то – что могла: закрыла глаза.
Прикосновение было коротким, безболезненным. Голос издал блаженный стон. Щупальце тут же отдёрнулось, после чего пришло понимание – что дурнота исчезла. Доступ к ячейке памяти был свободен.
И Инна вспомнила.
В следующий миг она упала на колени, и окружающий мрак начал жадно впитывать в себя её вой: надсадный, безысходный, почти нечеловеческий…
***
– Витенька, ну, ты же прекрасно знаешь – женщины любят ушками…
Миловидная златовласка с фигуркой балерины невинно захлопала голубыми глазами, прикусила нижнюю губку, грациозно повела плечиком.
– Ну, знаю… – мрачно буркнул Крохалёв, делая очередную безуспешную попытку сосредоточиться и выбрать что-нибудь из тощенького меню. – И что из этого следует?
– Витя-Витенька-Витюша, жаждут ласки мои уши, – негромко пропела блондинка на мотив полузабытой попсы. – Товарищ капитан, не обижайте девушку и журналиста, поделитесь информацией…
– А мне что с этого? – прямолинейно бухнул веснушчатый, круглолицый здоровяк. – Половину гонорара за писанину твою отжимать – не по-джентльменски, на свидание опять не придёшь. Да и нет у меня сейчас времени на эту лирику… Половина выходного раз в три недели. Короче – можешь кукситься, но выгоды не вижу.
Девушка сделала вид, что ничего не слышала, и расстегнула две верхних пуговицы на блузке:
– Жарковато здесь…
– Слышь, восходящая звезда провинциальной журналистики… – Крохалёв отложил меню, стараясь смотреть в глаза собеседницы: не ниже. – Писала бы про богему местную, про торжественное открытие пятисотой урны. Вон, у Разуваевых из Липового переулка самогонный аппарат себя поясом шахида вообразил: знатно шарахнуло. Прямо бестселлер, расписывай – не хочу. Мариночка, кровища, трупы тебе зачем? Ты жмура вживую видела? Нет, не после морга, когда они облагороженные. А после того, как над ним колюще-режущими-пилящими вдоволь поупражнялись… На редкость хрено-о-овое зрелище.
Блондинка безмятежно пожала плечиками:
– Витя, я же тебя не пытаю – почему ты на этой работе уже восемь лет, если от неё одни минусы. Вот и ты меня не тормоши, почему я о «Высовской твари» писать надумала. Тебя же не волнует, кто в своё время о сёстрах Гонсалес написал? Ну, вот… Ты выбрал что-нибудь?
Она забрала у Крохалёва меню, быстро пролистала. Вскинула руку, подзывая официантку:
– Мне чай с чабрецом и пару ватрушек с повидлом. А этому идеальному мужчине и грозе местного криминала – пива местного, он другого не пьёт. И к пиву чего-нибудь… Вот, колбасок и гренки с чесноком.
Официантка ушла, Марина снова посмотрела на Виктора:
– В общем, так. Едим, пьём. Если к последнему глотку пива не созреешь ничего рассказать – я расплачиваюсь и разбегаемся. Устроит?
– Когда это я за твой счёт хоть яблочный огрызок съел… – проворчал Крохалёв. – Хрен с тобой, вытягивай душу.
– Рассказывай что знаешь, – улыбнулась блондинка, вытаскивая из сумочки диктофон. – А восходящая звезда сама потом факты рассортирует и всё в лучшем виде изложит. И насчёт свидания подумает. Серьёзно.
– Думаю, фио тебе напоминать не стоит…
Марина согласно кивнула:
– Резанова Инна Эдуардовна, одна тысяча девятьсот семьдесят первого года рождения.
– Именно, – вздохнул Виктор. – Она же «Высовская тварь», установленное количество жертв – двадцать одна. Убивать начала около трёх лет назад, и не только в наших краях. Сначала каталась в соседние области, а когда шиза совсем расцвела – стала здесь народ шинковать. Перед тем, как её взяли – в последней электричке трёх попутчиков на тот свет отправила, с особой жестокостью. Бабку, мужичка и подростка: у всех глаза вырезала…
До этого только мужиков в возрасте убивала, тоже без глаз оставляла. Причём – мужиков разных, без системы: но с умом, продуманно. Если бы у неё с головой плохо не стало, мы бы её ещё долго ловили.
– Что, прямо так однажды проснулась – и начала убивать? – перебила рассказчика блондинка. – Ни с того, ни с сего… Раз, и новая Ирина Гайдамачук образовалась, даже похлеще.
– Подкованная ты наша. Гайдмачук, Гонсалес… Нет, была у неё… стартовая площадка. Её года четыре назад похитили, насиловали и могли убить. Братья-близнецы, могильщики.
– А, да-да! – Марина щёлкнула пальцами. – Что-то припоминаю. Хром… Хоромины?
– Почти угадала, – сказал Крохалёв. – Хоронины. Фамилия под стать профессиональной деятельности. Евгений и Александр. Те ещё нелюди были. Видеозаписи потом у них дома нашли, с семью без вести пропавшими ситуация прояснилась…
Неподалёку от кладбища заброшенные подвальчики-овощехранилища были, братья там такой схрон обустроили – хрен найдёшь, если не знать. В нём женщин и прятали. После смерти расчленяли, по пакетам раскладывали, и в свежие могилы частями подхоранивали. А с Резановой им не повезло. Исхитрилась освободиться, и не стало близнецов. Её, понятное дело – не посадили, после такого-то… Как наши думают, и я – в том числе: что тогда у неё и проснулась вот эта тяга убивать.
– Не исключено, после такого-то… А у самой Резановой спрашивали?
Крохалёв криво усмехнулся:
– Если очнётся – спросим. В коме она. Охранники из электрички её вязали, напортачили, дилетанты косорукие… Неизвестно – выживет или нет. По мне, так лучше бы сдохла. Напилась крови, тварь, нахлебалась…
– Понятно, – протянула Марина. – Значит, на границе жизни и смерти сейчас.
– Типа того. Надеюсь, за все старания черти ей что-нибудь покруче сковородки нафантазируют. Двадцать один труп, нормальные мужики в основном. Не бомжевня, не Бухеры Запоевичи Стекломоевы какие-нибудь…
Виктор замолчал, наблюдая, как подошедшая официантка переставляет заказ с подноса на стол. Взял бокал с пивом, сделал большой глоток. Посмотрел Марине в глаза, перевёл взгляд ниже…
– Ну, чего тебе ещё рассказать?
Бонус – Стихи
Ночные колоколаАлександр Лещенко
Звенят в ночи колокола,
меня к себе они зовут,
внутри стук сердце затая,