Надо выбираться. Плевать на Анджея и его клику. Плевать на Чаньцев. Мне нужно наружу, прочь из липких тоннелей, что изучают пришельцев мириадами чуждых глаз.
Мне приказали добраться до Лабиринта Ночи и найти пропавшего следопыта. Но бросить его там, если он нарушил запрет и подобрался слишком близко. Я попросила дать напарника, но Анджей Ким лишь развёл руками, мол, нехватка людей. Чушь и ложь.
Я потратила половину сола, марсианского дня, чтобы добраться до места, где бедолага в последний раз выходил на связь. Дрон-поисковик на солнечном парусе проработал лишь три часа и после рухнул мёртвой птицей в каньон, поэтому ещё сол я прочёсывала территорию вручную.
Я отдохнула в марсоходе и вновь отправилась на поиски. Темнело, и в голубом небе загорелись жуткие колючие звезды.
Стоило признать, что миссия по спасению провалилась. Если только пропавший не притащил мобильную оранжерею, он мёртв. Семидесятый погибший. И сороковой исчезнувший в красных песках.
Солнце медленно уходило за горизонт, и Олимп отбрасывал длинную тень. Я стояла недалеко от «входа» в каньон – места, где ветер выбил в породе циклопические ступени.
Каким бы сильным ни было желание посмотреть на загадочное и запретное место, у меня кончались запасы воды. В светлое время я могла бы увидеть белый силуэт скафандра, но ночью поиск становился невозможным.
Я передала запрос на признание следопыта пропавшим без вести и уже была готова повернуть назад, когда услышала несущийся откуда-то неподалёку крик.
Это был истошный вопль о помощи, когда человек от боли теряет рассудок. Я замотала головой, пытаясь увидеть зовущего, но скафандр закрывал мне половину обзора.
Бросить поиски можно. Бросить умирающего – нельзя.
Я вновь и вновь пыталась понять, где кричит человек, а в это время на Тарсис опустилась чёрная марсианская ночь. Ещё раз осмотрев территорию вокруг спуска, я пришла к выводу, что пропавший соскользнул со ступеней и лежит метрах в ста внизу.
Я отладила мощный бело-лунный фонарь на шлеме, вбила в край каньона страховку и стала спускаться, надеясь, что хватит длины троса.
Чёрные стены сомкнулись над головой, а я всё спускалась и спускалась.
Крики становились громче и, в тоже время, они меняли направление. Будто следопыт, потерявший рассудок, уползал дальше вниз.
Через десять минут я уже искренне хотела, чтобы он замолчал, чтобы с чистой совестью повернуть назад.
Краем глаза я заметила движение и вздрогнула всем телом.
Это были колонисты, бравые космонавты из города Чан Ю. Луч фонаря выхватил их нелепые фигуры в белоснежных скафандрах. Они стояли на краю каньона, сложив руки в странном жесте. Я попыталась пробиться на их радиоволну, но не уловила ничего кроме помех и едва слышного мычания.
Что это за религиозный культ? Что за извращённый богомерзкий обряд они совершали? Меня осенило – человек, поиски которого я так необдуманно вела, был жертвой, а каньон – культовым местом.
Я замерла и выключила фонарь. Мычание стало громче.
Чёртовы сектанты и их обряды. Я попыталась вернуться назад, но белоснежные скафандры выстроились в ряд. Трое сжимали контрабандные пистолеты. Даже если это не огнестрел, а травмат, достаточно было слегка задеть шлем или рукав, чтобы обречь меня на гибель.
– Что вам нужно? – спросила я.
Тишина. Не поняли вопроса? Или не услышали?
В это мгновение по каньону пронёсся крик столь отчаянный, что я содрогнулась всем своим естеством. Шеренга сектантов попятилась назад. Крик становился громче и менее похожим на человеческий. Он был то слишком высоким, то слишком низким, то оборачивался тишиной, вырываясь за пределы воспринимаемого диапазона.
А потом ступени ушли из-под ног, и я провалилась во тьму.
Когда я пришла в себя, то умирала от жажды. Трос, на котором я повисла как тряпичная кукла, был натянут на максимальную длину. Во тьме я схватилась за него и попыталась посмотреть на небо, но не увидела ничего, кроме черноты. Даже если бы каньон невообразимо расширялся вниз, я бы могла разглядеть узкую полоску усеянного звёздами неба.
Но сверху была только тьма.
Я посветила фонарём вниз и поняла, что до дна всего два метра. Как бы не отстёгивала крюк, он не поддавался, и мне пришлось обрезать торс. Странным образом трос оказался прикреплён не к моему поясу, а к середине спины. Меня пронзила резкая боль. Я рухнула на дно каньона, и долгое время не могла пошевелиться.
Представьте себе древний, исполинский храм в южной Азии. А теперь представьте, что он в тысячу раз древнее и в сотню раз больше. Представьте, что бы вы чувствовали в его тени.
Именно это я испытала, ступив на дно каньона в Лабиринте Ночи. Я провела рукой по поверхности – даже во тьме было понятно, что она слишком ровная. И как бы не светила фонарём, я не могла увидеть ни стен, ни верха.
Мой мозг обхватила раскалённая рука ужаса. Я была без нужного снаряжения, всё осталось в марсоходе. Воды нет. Воздуха максимум на три часа. На четыре-пять, если экономить.
Сознание пронзило горькое понимание – здесь меня не найдут.
Да и существовал ли следопыт? Я даже не получила точных данных о нём, только последнее местоположение. Была ли это уловка, чтобы заманить меня в запретное место? Но зачем? Странное дело, но я не помнила, как получила приказ выдвигаться к Лабиринту. В голове всплыл разговор с Анджеем, но я никак не могла вспомнить его слова. О чём именно мы разговаривали? Куда именно он приказал мне направиться?
Не стоило даже и думать о том, чтобы забраться по гладкой стенке – даже будь у меня альпинистское снаряжение, мне не удалось бы забить рукоятку в цементированный миллионами лет кремний.
Я сделала невообразимое усилие, чтобы подавить панику. Эти три часа лучше провести, выбираясь наружу, чем сидя во тьме и тишине марсианского тоннеля.
Не могу сказать, сколько я шла. Часы перестали функционировать вместе с сетевой навигацией. То и дело я направляла луч фонаря вверх, надеясь выхватить кусок ночного неба или, на худой конец, потолок циклопической пещеры.
Но свет рассеивался во тьме, оставляя меня один на один с нарастающим ужасом.
Я не могла взять в толк, действительно ли я на дне каньона. По данным топографии Офир Хазма и Лабиринт Ночи представляли собой исполинский лабиринт с бесконечным ответвлениями и тупиковыми дорогами. Однако я шла по гигантскому залу, где только гладкий пол под моими подошвами давал ощущение пространства. Стены же и потолок терялись во тьме.
Что если Лабиринт Ночи состоял из нескольких ярусов? Что если я провалилась через расщелину в скальной породе, и дно каньона находится надо мной? Но тогда каким образом я повисла на тросе? Длина его не бесконечна, и я уже спустилась метров на двадцать, когда увидела зловещие в фигуры в скафандрах.
И что, если я медленно, но верно продолжала забираться всё глубже в недра Марса?
Разум человека способен выдержать многое. И одиночество, и стресс. Чего психика выдержать не способна, так это неопределённости. Какой бы долгой и страшной не была дорога, зная расстояние, её можно пройти. Разум человека выдержит даже самые травмирующие воспоминания, но оказывается на грани помешательства, если обнаруживает, что из его памяти пропало пара часов.
Как именно я оказалась подвешенной на тросе на глубине каньона? Если моя догадка верна, то я преодолела несколько сотен метров, чтобы достичь дна яруса, который теперь высился надо мной в невообразимой тьме.
Ровная дорога резко пошла на спуск. Мне приходилось идти как можно медленнее, чтобы не покатиться кубарем в темноту.
В ушах раздалось чавканье, и я с ужасом принялась оглядываться вокруг себя. Звук сменился шлепками. Шлёп. Шлёп. Шлёп.
Я никак не могла определить источник звука, а высокотехнологичная электроника в скафандре вырубилась.
Вопль из самых недр планеты сбил меня с ног.
Я называю это воплем, но в человеческом языке нет слова для описания этого чужеродного отвратительного звука, несущегося из нижних ярусов Лабиринта Ночи. Я хотела зажать уши, но мои ладони упёрлись в шлем. Я была оглушена этим выворачивающим наизнанку шумом.
На мгновение мелькнула мысль, не повернуть ли назад. Быть может, я всё же смогу взобраться наверх, но от возвращения меня удерживала липкая волна страха.
В этой чужеродной тьме кто-то был. Там, откуда я пришла, находилось нечто настолько отвратительное, что всё моё естество противилось возвращению.
И я продолжила спуск.
Шлепки прекратились. Прошло ещё двадцать минут в полной тишине.
Тоннель закончился. Я стала шарить по полу в поисках пути дальше. И моя догадка, что я провалилась на нижний ярус под каньоном, получила подтверждение.
Под моими ногами находился проход вниз. В ещё один подземный ярус. Я нагнулась и стала светить туда фонарём.
Бездна посмотрела на меня мириадами инопланетных глаз.
Я называю звук – криком, а образы – глазами, но они были и тем, и другим в той же мере, в какой это место являлось тоннелем.
Сознание сопротивлялось, но тело мне не принадлежало. Руки зацепились за край, ноги инстинктивно пытались нащупать твёрдую почву.
Но то, что контролировало моё тело, не заботилось ни о целости костей, ни о сохранности скафандра. Упав, я покатилась по камням.
Воздух уже давно закончился. Почему я дышу? Почему я жива?
Третий ярус, четвёртый, пятый. Каждый из них был высотой несколько десятков метров, и в конце каждого из них я упиралась в гладкую исполинскую стену, внизу которой располагался маленький проход. Их можно было бы назвать шахтами, но это не даст вам понимания того, насколько чужеродной была архитектура в Лабиринте Ночи.
Раньше я мыслила категориями естественное и искусственное. Но мы, трёхмерные создания, осознающие своё существование лишь несколько тысячелетий, и представить себе не можем другую категорию. Не естественное и не созданное. Не живое и не мёртвое. Нечто иное, за грань