Навалилась пьяная тошнота, прогнав трусливые мысли. Снизу раздались голоса, и показался свет фонарика.
– Ты где там? Не бойся! – проворковала Монт.
Лестницы в дыре не было, но высота оказалась не больше двух метров.
– А как выбираться?
– Есть другой выход, – раздалось снизу.
Компания двинулась вглубь, и я поторопился за ними.
Прыжок вышел неудачным, приземление позорным – задницей в грязь. Передо мной в узком тоннеле прыгал отблеск фонарика, удаляясь и маня за собой, словно болотный огонек. Я вскочил на ноги и побежал следом, спотыкаясь о корни.
Нагнав, замедлил шаг. Монт пропустила Огра и Бокасса вперед и повисла у меня на руке. Кажется, моя жена так не делала со второго года брака. Парни шли впереди, согнувшись почти пополам. Мне в голову пришло, что им было бы удобнее ползти.
Давно я так не напивался – ноги заплетались, свет фонарика двоился в глазах. Взглянув на спину Бокасса, я тихонько засмеялся.
– Ты чего? – спросила Монт.
– Он надел пиджак задом наперед. У него пуговицы на спине, – давясь от смеха, пояснил я.
Путь был долгим. Лаз петлял, иногда ветвился. Наконец, после получаса, а может, и часа пути, мы оказались перед деревянными воротами, и я даже немного протрезвел. Перекладину по центру усеивали черепа. Желтые, серые, черные от мха и гнили, неровные и как будто обезьяньи, они скалились в беззвучном крике. Лобную кость каждого пронзали крупные ржавые гвозди.
– Ч-ч-что это? – я начал заикаться.
– Суеверия. Это не работает, – безразлично бросил на ходу Огр, распахивая врата.
Тоннель резко расширился и превратился в наклонную пещеру. Ступенек не было, я не скатился вниз на заднице лишь благодаря Монт.
Я слышал, как в глубине шуршали невидимые крылья, раздавались вздохи, затылком ощущал, как за мной следовали цепкие взгляды, как плоские носы дегустировали мой запах. Рядом промелькнуло что-то живое, бледное, покрытое иглами. Попав в пятно света, оно беспокойно заворочалось и поспешило прочь.
– Кто они такие? – я резко остановился, и ноги завязли в жирной земле.
Кишечник недовольно ворочался, словно голодный питон, хотелось одновременно и поесть, и в туалет.
– Не волнуйся, они нас не тронут.
Странным образом заверение Монт тут же успокоило. Я даже испытал некое сочувствие к этому созданию, что не желало показываться на глаза и пряталось глубоко под землёй, где, как я думал, самое место и моей безразмерной туше.
Мы спускались все ниже. К хлопанью крыльев и напряженному сопению прибавилось шуршание чешуи, треск костей, постукивание дерева и сосредоточенное чавканье. Пещера вновь стала сужаться. Запах сырой земли и грибов сменился. Пахло аппетитно, похоже на то, как пахнут китайские вантаны, итальянские равиоли или украинские вареники, и лишь слегка примешивался аромат сырого лежалого мяса. Луч фонаря выхватил из тьмы нечто абсурдно громадное.
Не имеющая ничего общего с творениями рук человеческих исполинская фигура таила в своей природе что-то запредельное. Больное видение с края Вселенной, где в окружении слепых богов-идиотов бурлит ядерный хаос, извергая смерть и безумие в нашу реальность. Я осознал, что безликий ангел на кладбище – не жертва времени и стихий, а убогая копия кошмарного оригинала.
Словно цветочные гирлянды, с шеи хтонического творения свисали блестящие от крови кишки. Прибитые гвоздями кости людей и животных покрывали влажную скальную породу. Монт отпустила руку, Огр и Бекасс отошли мне за спину, и я оказался совершенно один перед монструозной статуей.
В колыбели из переплетающихся пальцев, почти сросшихся рук что-то шевелилось и разворачивалось, возвышаясь над разверстой оленьей тушей. Оно было отвратительно и притягательно. Бесконечно двигалось и шевелилось, словно причудливое морское животное, анемон или актиния. Я чувствовал, как прибывают странные существа за моей спиной, но не мог оторвать взгляд от того, что сейчас двигалось там, наверху. Сердце наполнялось ужасом и восхищением – священным экстазом! Градом покатились слезы. Вопрос сорвался с губ сам, минуя сознание:
– Это бог?
– Его часть, – шепнула Монт.
– Он прекрасен…
Сползая с ложа, постоянно шевелящаяся масса потянулась ко мне, скручиваясь в длинный тонкий жгутик, из белых, самоподобных жгутиков поменьше. Влажная, беспрестанно движущаяся плоть приблизилась к лицу и нежно погладила по щеке, губчатое нутро существа поблескивало маленькими черными глазенками.
Тонкие черви отделялись от щупа, и мягко, словно стараясь не причинять неудобств, заползали мне в нос. Я чувствовал, как они один за другим скатываются по носоглотке в пищевод. Хотелось остановить все это, выплюнуть странных созданий, засунуть два пальца в глотку, но я не мог пошевелиться. Не мог оторвать взгляд от древнего клоачного божества, стёкшего со своего тошнотворного ложа.
Мелкие твари вкручивались тонкими хвостиками мне в мозг, в глаза и желудок. Глазки на губчатом теле пронзили мое сознание, пролистав мысли и воспоминания. Черные зрачки налились неописуемым цветом, открывая мне то, имени чему нет. Перед тем как отключиться, я услышал радостное, многоголосое:
– Принял! Он тебя принял.
***
Утро началось с адского похмелья. Зверски хотелось есть. Пошатываясь, побрел к холодильнику, открыл дверцу и понял – дома мне есть нечего. Бобы, травы и овощи вызывали омерзение.
– Бенджамин, ты совсем придурок? Что это за херня?
Анна стояла у края кровати и указывала на грязь на простыне в ногах и на полу: земляные разводы, мелкие веточки и прелые листья.
– Не знаю, милая, откуда это. Но сейчас уберу.
– Куда ты денешься? Где-то шлялся весь вечер, вдобавок… – она осеклась, взглянув на меня, после чего брезгливо фыркнула. – Выглядишь как свинья, так еще и ешь как свинья.
Я провел пальцами по подбородку, на них остались следы засохшей крови.
– Уйди с глаз моих. И постриги ногти на ногах – ты испортил носки.
Ноготь большого пальца и, правда, прорвал носок и теперь торчал наружу заостренным концом. Пора было собираться на работу.
***
Не знаю, чего я ждал, придя на кладбище. Не живет же она там, в самом деле? Лишь мой старый знакомый – кладбищенский ворон – скакал на черных лапках по бортику фонтана. Сев на «свою» скамейку, я достал из сумки новый зеленый контейнер. Анна не забыла меня отчитать за потерю предыдущего, а заодно заблокировала мою карточку, чтобы «не транжирил семейный бюджет на свое брюхо». Внутри контейнера свалявшимися коровьими лепешками лежал домашний фалафель. Есть хотелось ужасно, но мой мозг словно отрицал, что эти желтоватые комочки вообще могут быть пищей.
Настраиваясь на трапезу, я открыл телефон и принялся читать новости. Почти все газеты продолжали мусолить происшествие недельной давности в Хайдхаузене. Неизвестный влез в морг при кладбище и «чудовищно надругался над телами усопших».
Засунул в рот рассыпающийся кусочек фалафеля и тут же выплюнул желтую дрянь, по вкусу слепленную из опилок и песка. И чуть не разрыдался. Живот крутило, на виске пульсировала вена, в ушах гудело бесконечное: «Голоден, есть, голоден, поешь, умираю от голода!» Взгляд упал на ворона.
– Иди сюда, – заворковал я, осторожно ставя контейнер с веганским дерьмом себе под ноги.
Медленно, по сантиметру подталкивал в сторону птицы. Ворон явно заинтересовался.
– Ну же, хорошая птичка, иди сюда. Я для тебя приготовил что-то вкусное!
Он каркнул, словно прогоняя, но я был непреклонен и продолжал отодвигать от себя емкость, но так, чтобы не быть слишком далеко. Птица попрыгала немного из стороны в сторону и с опаской подлетела ко мне. Наверное, в маленькой голове сейчас вертелись такие мысли: «Люди не опасны. Люди оставляют еду. Тем более, не опасна эта неповоротливая бескрылая туша. Схвачу еду раньше, чем она среагирует». Но я среагировал. Прыгнул с места, выбросив руки вперед. Пальцы сомкнулись на хрупком тельце, хрустнули косточки.
Отплевываясь от перьев и пуха, я жрал добычу. Мясо было жестким, жилистым, отдавало бензином и мусором – амброзия. В голове возникла странная мысль – дать мертвой птице полежать под камнем неделю-другую, чтобы стало еще вкуснее, но я не мог ждать. Обсосав кости, сбросил объедки в кусты, под ноги безликому ангелу. Может быть, так упала тень, но статуя будто улыбалась. Я сорвал из-под ног ангела листочек черемши и удалился с кладбища, пожевывая пряную траву.
***
Дома снова разоралась Анна. Лицо ее покраснело, прическа растрепалась, а от волос пахло сигаретами, хотя я знал, что она не курит. А все потому, что я не позвонил и не написал ей перед тем, как поехать домой, и она, мол, не знала, когда начать готовить ужин.
– Ты же сказала, что не будешь больше для меня готовить, – злопамятно парировал я.
– Идиот! Думаешь, я могла позволить тебе ходить по кафе и жрать мусор, который ты обычно заказываешь?
– Об этом можешь не волноваться. Карточку-то мою ты заблокировала.
– Да, заблокировала. И правильно сделала! Ты же не можешь себя контролировать, жрешь при любой возможности! Свинья ненасытная!
– Ты переходишь границы, – я немного повысил голос.
Вся эта свистопляска по вечерам начинала переполнять чашу терпения.
– Это твои бока уже перешли все границы! А, неважно! – она быстро глянула на телефон в руке и направилась в другую комнату, фыркнув на ходу. – Не забудь постричь ногти.
Из дырок в носках торчали желтые, заостренные пластины. Точно такие же оказались на руках. Я ведь стриг их перед работой, разве нет?
– Милая! – окликнул я жену. – А ты не помнишь, когда я вчера вернулся домой?
Анна резко остановилась, повернулась, растерянно посмотрела на меня, словно не знала, что ответить, после чего бросила сварливо:
– Спустись-ка со своих облаков в реальный мир. Не помню, и мне, честно говоря, плевать. Просто мой в следующий раз ноги, прежде чем лезть в постель!
– Как это не помнишь? Сама ты где была?