Они уже три месяца как женаты – даже наплевали на суеверие про май. Да бог с ними: пусть живут долго и счастливо и сдохнут в один день. Спляшу ещё на их могилке тарантеллу – меня в детстве однажды паук какой-то хитрый укусил, так я не то что спайдервумен не стала – чуть не окочурилась.
Пауков не люблю. Но людей больше. Пауки честнее. Плетёт он свою сеть, ловит мух и комаров, жрёт их и, заметьте, никого не обманывает, что он безобидный светлячок или бабочка-калека бескрылая. А люди так не могут. Сколько живу, столько убеждаюсь. Не знаю, у кого как, а мой кредит доверия хомосапиенсы исчерпали. До донышка. Видеть лица вокруг тошно до одури.
Потому и Утриш – терапия же! Человеконенавистнические всплески, которые не раз стоили мне рабочего места, здесь неактуальны. Пису пис – и только так!
Кстати, о писах. Главное, к чему надо привыкнуть, выбираясь в отдалённые от цивилизации райские уголки вроде этого, – нудисты. Их тут много. Даже чересчур. И если болтающиеся при ходьбе причиндалы или плохо выбритые лобки ввергают вас в шок, лучше сюда не суйтесь: welcome на песчаный пляж, там всё прилично.
Меня чужая нагота не смущает. Голыши, как правило, миролюбивы, часто веганы, читают эзотерику – не все. Некоторым просто по приколу скинуть с себя всё – тут и камень есть с шутливым околодантевским слоганом: «Оставь одежду, всяк сюда входящий».
Но сама я не сторонница оголяться. Не моё это. И фигура не самая безобразная, но нет ни малейшего желания являть её во всей красе кому ни попадя. Поэтому выбираю лагуны поотдалённее, где вообще нет людей.
После поездки на катерке, главном здесь средстве передвижения, практически водном трамвайчике, позади остались основные обжитые лагуны, загорающие нудисты, курящие травку хиппари и редкие среднестатистические, ничем не примечательные любители отдыха на дикой природе, выбравшиеся сюда из своих бетонных скорлупок.
Когда я вышла на последней «станции» и потопала дальше, вслед донеслось:
– Девушка, а девушка!
– Чего? – выцедила я, обернувшись.
Мужик с казачьими усищами и неприлично длинным хреном показывал ладонью в сторону моря:
– Вы, это, поосторожней сегодня с купанием. Двух наших медузы ужалили. Какие-то особенно гадкие. Течением, наверное, пригнало. Да и шторм три дня бушевал. А до этого землетрясение было! Четыре балла! Так что вы на всякий случай поаккуратнее.
– Спасибо, – буркнула я и поспешила дальше.
Не терпелось позабыть о людях – голых, одетых, добрых, злых – обо всех! Скорей бы!
Часть пути пришлось преодолевать по воде – настолько близко к берегу спускались колючие кустарники и настолько плотны были переплетённые ветви. Продираться чревато для кожи – лучше чапать по гальке в компании мелких рыбёшек. Их сегодня, кстати, почему-то нет, я даже удивилась – обычно они вовсю снуют на мелководье, не опасаясь людей.
И вот желанная полянка! Никого! Море, солнце и я! Никаких нервов, сексуально озабоченных покупателей, дебиловатого начальства. Никаких друзей-подруг. Даже сотовой связи – сигнал не проходит, ближайшая вышка – отсюда не видать, и это прекрасно!
Я скинула шорты и майку, положила их на пакет с мокасинами – самой подходящей для местного ландшафта обувью.
– Как же хорошо! – сказала вслух громко, с удовольствием, шагнула в воду и… застыла на месте.
Метрах в полутора от берега в воде колыхалась большая, купол размером с футбольный мяч, медуза. Этих тварей недолюбливаю с детства – летом часто гостила в Лоо, у бабушки с дедушкой. Впрочем, покажите мне человека, которому они нравятся, – хочу посмотреть на этого извращенца.
Мерзкие куски живого студня, отвратительные на ощупь, как комки из плотных соплей! Без глаз – да что там без глаз?! – у них рот и задница одно и то же! И это я ещё про безобидных. А есть те, которые запросто весь кайф от плавания испортят – обожгут, как кислотой! На щупальцах стрекательные клетки – можно ожог схлопотать, мало не покажется. Хорошо, их издалека видно – они от собратьев фиолетовыми щупальцами отличаются.
Мой бывший, родившийся в южных широтах, рассказывал: его отца тварюга однажды так ошпарила, что он едва сознание не потерял от шока. Мышцы на ноге судорогой скрутило. Точно бы погиб, но, к счастью, по совету старших товарищей к плавкам была булавка приколота. Ткнул он ей в застывшую, будто одеревеневшую, плоть, от резкого укола спазм прошёл, и отец кое-как, перетерпев боль, дотянул до берега.
Больше с такими особями он не встречался, но запомнил, что щупальца у неё были даже не фиолетовыми, а багровыми.
Совсем как у той, что сейчас находилась передо мной.
3
На белёсой, как у огромного шампиньона, шляпе раскинулась сеть крупных красных прожилок. Будто капилляры, подумала я. Медуза равномерно сжималась и разжималась, лениво шевеля висящими лоскутками-щупальцами.
Да чтобы какой-то кусок холодца испортил мою вылазку на Утриш?!
– Говна пирога тебе, сучка!
Выругавшись, я стала заходить глубже, стараясь держаться от морской гостьи подальше. К моей искренней радости похожих тварей рядом не наблюдалось – похоже, я имела дело с одиночкой.
Богомерзкое создание осталось позади, и я плыву… Какое это счастье! Как неправы те, кто говорят, что не любят море. Они просто не умеют им наслаждаться, оставлять в тёплой и ласковой влаге горести-печали, весь негатив. Лучше медитации, круче секса, эффективней антидепрессантов.
Люблю плавать долго, всеми стилями, поочерёдно нагружая разные группы мышц. Начинаю классическим брассом, перехожу на энергичный кроль, несколько метров непременно преодолеваю баттерфляем – он даётся тяжелее всего, а потом ложусь на спину, раскинув руки и ноги, как морская звезда, и слушаю плеск в ушах, созерцая небо с отстранённостью Андрея Болконского.
Я центр мира, он лежит у моих голых ступней, и мне нет до него дела, мне нет дела ни до чего, я в нирване, я….
Руку ожгло, будто крапивой.
Я тут же её отдёрнула, перекувыркнулась на живот – пожалуй, слишком поспешно – аж сердце ёкнуло – и увидела рядом здоровенную, ещё больше той, у берега, медузу. Гадина! – ударила со зла по воде ладонью. Тварь!
Медуза как ни в чём не бывало продолжала дрейфовать. Алая. Как кровь… Холодец с кровью! – подумала я и ощутила рвотный позыв. Встряхнула головой, волосы разбрызгали капли – красиво. Не думать об этой паскудине, не накручивать себя – только так, только так.
Сильно оттолкнувшись ногами, я поплыла вперёд, всматриваясь в мелкие волны, пытаясь отыскать братьев и сестёр этой мерзости, если у них вообще есть пол.
Небесный коктейль взбивал лопастями небольшой вертолёт. Видимо, частный. В горах неподалёку завод «Абрау-Дюрсо», у них наверняка представительский есть, для випов. Вдалеке по кромке горизонта скользило нагруженное туристами прогулочное судёнышко – в последние годы этот вид активного отдыха стал популярным у богатеньких буратин. Метрах в ста или чуть меньше скучал оранжевый буй, отмечающий очередную метку дистанции для теплоходов, рыболовов и спасателей.
Я нырнула – неглубоко, чтобы оглядеться. Спереди, сбоку – никого, а сзади – сзади перебирала щупальцами та самая медуза с красными прожилками и… Нет, не может быть, это бред! Чушь! Нелепица. Но глаза не обманывали – под закругляющимся книзу куполом темнело нечто плотное – гораздо крепче студенистого тельца. Нечто напоминающее…
Меня словно ударило током. Адреналин вскипел, напрягшиеся руки и ноги начали лупасить по воде почём зря. Среди гирлянд пигментированных отростков медузы («Корнерот, её называют корнерот!» – услужливо, но некстати обрадовалась память) была втиснута человеческая голова.
Мужская, с короткими светлыми волосами, широко распахнутыми глазами и раззявленным ртом, из которого вместо языка свисало длинное тёмно-красное щупальце. Под нижней челюстью плоть казалась не срезанной острым предметом вроде гильотинного лезвия, а оборванной, висящей неряшливыми лохмотьями, словно кто-то очень сильный обхватил тело одной рукой за башку, а другой за туловище и проворачивал в разных направлениях, пока не разодрал плоть.
Зрачки мёртвой головы разъехались: первый уставился вверх, почти закатившись под веко, а второй заполз в нижний левый угол глазной впадины. Кожа казалась раздутой, бугрящейся, но не сильно – или труп пробыл под водой недолго, или организм медузы, в которую голова то ли врастала, то ли проваливалась в рот-анус, обладал способностью притормаживать разложение.
Тварь снова сжалась и разжалась, шевельнув чудовищным грузом, и я отчётливо, со всей ясностью, увидела, как разъехавшиеся глаза движутся, выползают из своих лакун, чтобы… уставиться на меня.
Горло сдавило спазмом, взгляд расфокусировался, я не могла больше сопротивляться тошноте, и рассталась с завтраком. И обедом, и вчерашним ужином, скорее всего, – так меня вывернуло. Параллельно я пыталась отплыть от этой гадости подальше, лупила ладонями по волнам, а ногами делала «велосипед».
Плавала я хорошо: в детстве ходила в секцию, пару раз приносила домой медальки региональных первенств. И тело не подвело – голова-медуза за мгновения осталась позади.
Теперь надо решать, что делать дальше.
4
До берега метров семьдесят. Если по прямой. Плёвое расстояние – для опытной пловчихи ни о чём.
Можно нацелиться влево или вправо, по дуге, чтобы не бояться столкнуться с медузами, оставившими жгучие следы на моей коже. Расстояние побольше, но и нервничать меньше придётся. Хотя…
Нервы и так никуда не годятся. Тоже мне, отправилась релаксировать! В объятья к студням-убийцам! Или, может, когда я плескалась, мне башку напекло, и в действительности нет ни корнеротов-каннибалов, ни живых глаз на трупной башке, ничего этого.
Да, это галлюцинация! Сейчас доберусь до берега, плюхнусь на гальку и усну. Сразу! А когда проснусь, ситуация окажется дурным, абсурдным мороком. Так ведь и есть!
Несколько минут лежала на плотной воде, минимум движений – восстанавливала силы. А затем погрузилась, чтобы определиться, в какую сторону путь держать. И тут же вынырнула, передёргиваясь, будто мышь увидела. Терпеть их не могу!