– Ладно, стрясу деньги с Деса, – сказал он.
Тахион разложил газету на столе как раз в тот момент, когда на сцене под бурные аплодисменты появились Космос и Хаос.
Нечеткая фотография Черепахи была растянута на две колонки. Тахиону машина напомнила громадный летучий огурец, покрытый пупырышками. В этот раз Черепаха задержал водителя, насмерть сбившего в Гарлеме девятилетнего мальчика и скрывшегося с места происшествия. Он поднял машину беглеца на двадцать футов в воздух и удерживал до появления полиции. В комментарии после статьи представитель Военно-воздушных сил развенчивал слух о том, что Черепаха является экспериментальным роботизированным летающим танком.
– Можно подумать, им писать больше не о чем, – вздохнул Тахион.
На этой неделе он прочел уже третью статью о Черепахе. В читательских письмах и редакторских колонках звучало одно: Черепаха, Черепаха, Черепаха. Даже на телевидении начался настоящий черепаший бум. Кто он такой? Что он такое? Что у него за способности?
Один журналист даже до Таха добрался с этим вопросом.
– Телекинез, – ответил Тахион. – Способность не новая, можно даже сказать, обычная.
В сорок шестом телекинез был наиболее распространенным талантом, развивавшимся у жертв вируса. Добрый десяток пациентов Тахиона умели перемещать скрепки и карандаши, а одна женщина могла левитировать в течение десяти минут. Даже полет Эрла Сандерсона был, по сути, телекинетическим. А вот настолько мощный телекинез был уникальным явлением. Об этом Тах упоминать не стал; к тому же, когда статья вышла, половину его слов все равно переврали.
– Знаешь, а он ведь джокер, – шепотом произнесла правая близняшка – та, что в серебристо-серой кошачьей маске. Она читала статью о Черепахе, прислонившись к плечу Тахиона.
– Джокер? – переспросил Тах.
– Он же прячется в панцире, верно? Зачем ему это делать, если он не урод? – девушка вытащила руку из брюк Тахиона. – Можно мне взять эту газету?
Тах придвинул газету к девушке.
– Все поют ему дифирамбы, – сказал он. – Как и «Четырем тузам» до этого.
– Это та цветная группа? – спросила девушка, принимаясь разглядывать заголовки.
– Она вклеивает газетные вырезки в альбом, – пояснила ее сестра. – Все джокеры считают, что Черепаха – один из них. Глупость, как по мне. Думаю, это очередная летающая тарелка ВВС.
– Неправда, – возразила близняшка в маске. – Даже здесь это опровергают! – она указала на комментарий длинным, выкрашенным красным лаком ногтем.
– Не обращай на нее внимания, – сказала левая близняшка. Прильнув к Тахиону, она куснула его за шею и запустила руку под стол.
– Эй, в чем дело? Куда подевался твой стояк?
– Прошу прощения, – хмуро сказал Тахион.
На сцене Космос и Хаос жонглировали топорами, ножами и мачете, и зеркала преумножали этот сверкающий каскад. Под рукой у Тахиона была бутылка коньяка, по бокам – прекрасные, доступные женщины, но по какой-то неведомой причине его настроение испортилось. Вечер перестал быть приятным. Наполнив стакан до краев, Тахион вдохнул дурманящие пары спирта и вновь пробормотал:
– Счастливого Рождества.
В сознание его вернул сердитый голос Мэла. Тах неуверенно оторвал голову от зеркальной поверхности стола и, моргая, уставился на свое красное, опухшее отражение. Жонглеры, близняшки и все посетители давно ушли. Щека была липкой – Тах спал в лужице пролитого коньяка. Он смутно помнил, что близняшки развлекали его, стараясь расшевелить, а одна даже забралась под стол, но ничего из этого не вышло. Затем появилась Ангеллик и прогнала их.
– Тахи, иди спать, – сказала она.
Мэл изъявил желание отнести его в кровать, но Ангеллик не разрешила.
– Не сегодня, – сказала она. – Ты же помнишь, какой сегодня день. Пускай тут спит.
А вот когда у него получилось уснуть, Тахион не помнил.
Голова раскалывалась, а от криков Мэла становилось только хуже.
– Срать я хотел на то, что тебе обещали, ублюдок! К ней я тебя не пущу! – орал вышибала. В ответ ему раздался чей-то тихий, спокойный голос. – Да получишь ты свои деньги, но не более! – рявкнул Мэл.
Тах огляделся. В зеркалах смутно отражались причудливые формы; в тусклом утреннем свете отражения накладывались на отражения – прекрасные, ужасные, бессчетные, его дети, его наследники, результат его ошибок, целое море джокеров. Тихий голос произнес что-то еще.
– Поцелуй мою джокерскую задницу! – воскликнул Мэл. В кривом зеркале его тело выглядело изогнутой палкой с головой размером с тыкву, и Тах улыбнулся. Мэл кого-то толкнул и потянулся за спину, за пистолетом.
Отражения и отражения отражений, узкие тени, широкие тени, круглолицые и тонкие, черные и белые – все разом зашевелились, и клуб наполнился шумом. Раздался хриплый крик Мэла и грохот выстрелов. Тах инстинктивно метнулся в укрытие, ударившись лбом об угол стола так, что брызнули слезы. Он свернулся клубком на полу, глядя на бесчисленные отражения ног, пока вокруг разворачивалась оглушительная какофония. Стекло билось и осыпалось на пол, зеркала взрывались фонтанами серебряных осколков, которые не под силу было бы поймать даже Космосу и Хаосу. Темные осколки впивались в отражения, откусывали целые куски от кривых теней. На разбитые зеркала брызгала кровь.
Все окончилось столь же внезапно, как и началось. Тихий голос что-то произнес, следом послышались чьи-то шаги по стеклу. Мгновение спустя позади Тахиона раздался приглушенный вскрик. Тах лежал под столом, пьяный, напуганный, и не высовывался. У него болел палец, шла кровь – он порезался осколком зеркала. В голову лезли дурацкие суеверия о том, что разбитые зеркала – к несчастью. Обхватив голову руками, Тахион попытался прогнать кошмар. Очнулся он лишь тогда, когда его бесцеремонно принялся трясти полицейский.
Полицейский сообщил ему, что Мэл мертв, и в подтверждение показал фотографию мертвого вышибалы в луже крови и стекла. Рут тоже погибла, как и один из уборщиков, слабоумный циклоп, который никогда никому не причинял зла. Показали Тахиону и газету. «Рождественская бойня», – гласил заголовок, а в статье сообщалось о трех джокерах, нашедших под елкой смерть.
Другой полицейский спрашивал, известно ли ему что-нибудь об исчезновении мисс Фасетти. Могла ли она быть в этом замешана? Если да, то была ли она преступником или жертвой? Тахион отвечал, что не знает никакой мисс Фасетти, пока ему не объяснили, что речь идет об Анджеле Фасетти, также известной как Ангеллик. Она исчезла, Мэла застрелили, а страшнее всего было то, что Тах не знал, где и как теперь достать выпивку.
Его продержали в камере четыре дня, ежедневно задавая одни и те же вопросы, пока Тахион не принялся кричать, умолять, требовать, чтобы ему зачитали его права, позвали адвоката и налили выпить. Из всех требований удовлетворили только одно – об адвокате. Адвокат заявил, что Тахиона не имеют права удерживать без выдвижения обвинений, так что полицейские тут же объявили Таха важным свидетелем, обвинили в бродяжничестве и сопротивлении аресту и принялись допрашивать по-новой.
Не прошло и трех дней, как у Тахиона задрожали руки и начались галлюцинации. Полицейский, исполнявший роль «хорошего», пообещал ему бутылку в обмен на показания, но ответы Тахиона его не удовлетворили, и никакой бутылки так и не появилось. «Плохой» полицейский угрожал оставить Тахиона в камере на всю жизнь, если он не расскажет правду. Скуля, Тах рассказал ему:
– Это был какой-то кошмар. Я был пьян и уснул. Никого не видел, только кривые отражения в зеркалах. Не знаю, сколько там было людей. Не знаю, из-за чего произошел конфликт. Нет, у нее не было врагов, все любили Ангеллик. Нет, она не убивала Мэла, что за глупости? Мэл ее любил. У одного из напавших был очень тихий, спокойный голос. Не знаю, кто это был. Не помню, что он говорил. Не могу сказать, были ли они джокерами. Похожи на джокеров, но в кривых зеркалах любой может оказаться похожим на джокера. Может, все они были джокерами, а может, не все. Понимаете? Нет, опознать я их не смогу, даже если вы мне их покажете. Я же их не видел. Я прятался под столом, как отец учил, если появлялись наемные убийцы. Ничего нельзя было поделать.
Когда полицейские поняли, что добиться от него большего не выйдет, то сняли обвинения и отпустили в холодную джокертаунскую ночь.
Он шел по Боуэри один, дрожа. В газетном киоске на углу Хестер-стрит Морж раздавал газеты, как горячие пирожки.
– Все подробности! – кричал он. – Черепаха наводит ужас на Джокертаун!
Тахион задержался и отрешенно посмотрел на заголовки. «ЧЕРЕПАХА В ПОЛИЦЕЙСКОМ РОЗЫСКЕ», – сообщала «Пост». «ЧЕРЕПАХУ ОБВИНЯЮТ В РАЗБОЙНОМ НАПАДЕНИИ», – вторила ей «Уорлд Телеграм». Недолго музыка играла. Тах мельком прочитал статью. Сообщалось, что последние два дня Черепаха ловил в Джокертауне людей, поднимал на сотню футов в воздух и допрашивал, угрожая уронить. Когда полиция попыталась его арестовать, Черепаха закинул двоих инспекторов на крышу клуба «Чудаки» на Четэм-сквер. «ОБУЗДАЙТЕ ЧЕРЕПАХУ», – призывала редакторская колонка «Уорлд телеграм».
– Док, ты здоров? – спросил Морж.
– Нет, – ответил Тахион, откладывая газету. Ему все равно не на что было ее купить.
Вход в «Дом смеха» перекрывали полицейские ограждения, а на дверях висел замок. «ЗАКРЫТО НА НЕОПРЕДЕЛЕННЫЙ СРОК», – гласила табличка. Тахиону неимоверно хотелось выпить, но в карманах его шинели было пусто. Он вспомнил о Десе и Рэнделле, но не знал ни где они живут, ни даже их фамилий.
Доковыляв до «Комнат», Тах устало поднялся по лестнице. Не успев войти в темную комнату, он осознал, что внутри стоит жуткий холод – окно было открыто нараспашку, и даже застарелый запах мочи, плесени и спирта почти успел выветриться. Он что, сам оставил его открытым? Тахион в замешательстве шагнул к окну, и тут кто-то выскочил из-за двери и схватил его сзади.
Все случилось внезапно, и Тах не успел среагировать. Рука незнакомца стальной хваткой сжала горло, не давая возможности закричать, а другая рука заломила его собственную правую руку за спину. Тахион задыхался, рука была на грани перелома, и тут его быстро потащили к окну, держа так крепко, что ему оставалось лишь беспомощно брыкаться. Он врезался животом в подоконник так, что едва не испустил дух, и понял, что летит вниз головой на тротуар вместе с нападавшим.