— Интересно? — презрительно переспросила Кора — Это все, что вы можете сказать? Да это же чудесно!
— Творение Господа нашего, — добавил Дюваль, — величественно даже в самом малом.
— Ладно, — буркнул Грант, — Так и запишем. Чудесно и величественно. Ах да, еще немного подташнивает.
— Боже, мистер Грант, — возмутилась Кора, — вы можете испортить все на свете!
— Прошу прощения.
Заработал передатчик, и Грант снова отстучал: «Все в порядке», едва справившись с искушением добавить: «Все страдают от морской болезни».
Но даже Коре, похоже, поплохело. Наверное, своим замечанием он настроил ее на определенный лад.
— Мы должны погрузиться, — сказал Оуэнс. — Нужно перейти на ручное управление. Грант, отстегните, пожалуйста, ремни и откройте вентили номер один и два.
Грант неуверенно поднялся на ноги, обрадованный возможностью свободно передвигаться, и пошел к переборке, на которой был витой вентиль с номером «один».
— Я открою второй, — сказал Дюваль. На мгновение их глаза встретились, и Дюваль, словно смутившись от того, что в конто веки проявил по собственной инициативе заботу о другом человеческом существе, растерянно улыбнулся. Грант улыбнулся в ответ и раздраженно подумал: «Ну как она может вздыхать по этой бесчувственной туше?»
Когда вентили были открыты, вода хлынула в специально сконструированные отсеки и корабль начал погружение. Уровень воды за бортом поднимался все выше и выше.
Грант вскарабкался на середину лесенки к кабине Оуэнса и спросил:
— Ну как, капитан?
Оуэнс покачал головой.
— Трудно сказать. Показания приборов не совсем точны. Их проектировали для работы в нормальном океане. Черт, я сам создавал «Протей», но не думал, что ему предстоит такое!
— Ну, если уж на то пошло, меня мама тоже рожала не для этого, — отозвался Грант.
Они погрузились уже полностью. Дюваль закрыл оба вентиля, и они с Грантом вернулись на свои места.
Грант пристегнул ремни почти с облегчением. Если на поверхности озера их болтало вверх и вниз, то здесь, в глубине, субмарину даже не качнуло.
Картер с трудом разжал стиснутые в кулаки руки. Пока все идет благополучно. Из субмарины пришло очередное «Все в порядке», хотя сам корабль был сейчас малюсенькой капсулой, поблескивавшей в изотоническом растворе.
— Фаза номер три, — сказал он.
Миниатюризатор, который был выключен во время всей второй фазы, снова засиял белым светом, но на этот раз свет шел только из центральной ячейки.
Картер зачарованно наблюдал за превращением. Он даже затруднился бы сказать, происходит ли все это на самом деле или только кажется. Нет, уменьшение началось!
Дюймовый корабль-жучок начал таять, как и окружающая его жидкость. Луч миниатюризатора был тонок, как игольное острие, и точно направлен, и Картер затаил дыхание. Эта фаза операции была очень опасна.
Картер даже боялся представить, что может случиться, если луч направлен недостаточно аккуратно: половина «Протея» будет уменьшена быстро, а половина, на которую луч не упадет, уменьшится не полностью, а то и не уменьшится совсем. Нет, все будет хорошо, и он заставил себя не думать о неудаче.
«Протей» превратился в точку, он становился все меньше, меньше, пока совсем не исчез из виду. И тогда вся поверхность миниатюризатора вспыхнула огненным светом. Невозможно точно направлять луч на то, чего не видишь, поэтому приходится работать с рассеянным пучком.
«Хорошо, хорошо, — думал Картер, — теперь вся ампула».
Цилиндр с раствором съежился и начал быстро уменьшаться, пока не превратился в самую обычную ампулу — два дюйма в длину и полдюйма в ширину, в которой плескалась миниатюризированная жидкость с невидимым для глаза «Протеем» величиной с бактерию. Свет в ячейках миниатюризатора снова померк.
— Свяжитесь с ними! — рявкнул Картер. — Пусть скажут хоть что-нибудь!
У него перехватило горло, дышать было трудно, пока не пришло очередное «Все в порядке». Четверо мужчин и одна женщина, которые несколько минут назад стояли рядом с ним, превратились в микроскопические пылинки в таком же корабле — и остались живы!
Картер махнул рукой.
— Уберите миниатюризатор.
Последний отблеск света в ячейках угас, и прибор поехал в сторону.
Белый круглый диск над головой Картера вспыхнул, на нем горело черным пламенем «60».
Картер кивнул Рейду.
— Давай, Дон. У нас всего шестьдесят минут.
Глава 8ПРОНИКНОВЕНИЕ
После погружения свет миниатюризатора вспыхнул снова, и жидкость вокруг стала похожа на непрозрачное белое молоко, но ничего не изменилось, по крайней мере для команды «Протея». Из-за плохой видимости было неясно, продолжал ли корабль снижаться.
Грант все это время молчал, как и остальные. Казалось, это продолжается вечно. Потом миниатюризатор погас, и Оуэнс крикнул:
— Все в норме?
— Я — вполне, — ответил Дюваль.
Кора кивнула. Грант помахал рукой. Микаэлс слегка дернул плечом и сказал:
— Я в порядке.
— Хорошо! Полагаю, мы уменьшились полностью, — заявил Оуэнс.
Он нажал на кнопку, до которой пока ни разу не дотрагивался. Какое-то ужасное мгновение Оуэнсу казалось, что переключатель сломался. Но на экране зажглось черное число «шестьдесят». На другом циферблате, который могли видеть остальные четверо членов экипажа, показалось то же число.
Тревожно затрещал передатчик, и Грант послал сообщение: «Все в порядке». Всем показалось, что некий решающий, переломный момент операции уже достигнут.
— Они говорят, что мы полностью уменьшены, — сказал Грант, — Вы правильно догадались, капитан Оуэнс.
— Вот так, — сказал Оуэнс и облегченно вздохнул.
А Грант подумал: «Миниатюризация завершена, а миссия нет. Все только начинается. Шестьдесят. Шестьдесят минут».
А вслух сказал:
— Капитан Оуэнс, почему корабль вибрирует? Что-то не так?
— Да, — подтвердил Микаэлс, — я тоже это чувствую. Это, несомненно, вибрация.
Оуэнс спустился из своего стеклянного пузыря, вытирая взмокший лоб большим носовым платком.
— С этим придется смириться. Это броуновское движение.
Микаэлс поднял руки, словно восклицая: «О боже!» — одним жестом выразив внезапное понимание и бессилие.
— Чье-чье движение? — переспросил Грант.
— Броуновское. Да вы должны знать. Это впервые обнаружил Роберт Броун, шотландский ученый восемнадцатого столетия. Понимаете ли, нас сейчас со всех сторон бомбардируют молекулы воды. При наших обычных размерах перемещения отдельных молекул жидкости настолько малы в сравнении с нами, что никакого движения не ощущается. Однако в данном случае мы уменьшены в чудовищное количество раз, а то, что окружает субмарину, сохранило прежние размеры. Но ведь это все равно что увеличить все, что вокруг нас, в то же количество раз.
— Вот эту воду, например, да?
— Вот именно. Например, воду. Кстати, все еще не так плохо. Вода, что вокруг нас, тоже несколько уменьшена. А вот когда мы попадем в кровоток… Каждая молекула воды — пропорционально нашим нынешним размерам — будет весить около миллиграмма. Конечно, поодиночке они не могут причинить нам ощутимого вреда, но тысячи этих молекул будут постоянно бомбардировать наше судно со всех сторон, притом совершенно нерегулярно. Несколько сотен молекул ударят справа, потом чуть больше — слева, и нас, естественно, качнет влево сильнее. Через мгновение нас толкнут вниз или вверх, и так далее. Вибрация, которую мы сейчас ощущаем, это и есть результат таких толчков. Дальше будет хуже.
— Прекрасно, — простонал Грант, — Мне уже плохо. Морская болезнь.
— Но это продлится не дольше часа! — возмутилась Кора. — Вы ведете себя как ребенок.
— А корабль выдержит эту бомбардировку, Оуэнс? — взволнованно спросил Микаэлс.
— Думаю, да. Я тут провел некоторые вычисления. Исходя из того, что мы чувствуем в данный момент, до критического уровня еще ой как далеко.
— Даже если корабль разнесет на кусочки, — заявила Кора, — некоторое время он все же продержится. Если нам повезет, мы успеем добраться до тромба и уничтожить его минут за пятнадцать, а остальное уже не важно.
Микаэлс стукнул кулаком по подлокотнику своего кресла.
— Вы несете чушь, мисс Петерсон! Как вы думаете, что произойдет, если мы доберемся до тромба, уничтожим его, вернем Бинеса к жизни и тут же субмарину разнесет ко всем чертям? Совершенно ясно, что мы погибнем, я имею в виду совсем другое. Наша миссия провалится, потому что Бинес умрет.
— Это понятно, — прервал его Дюваль.
— Это понятно вам, а не вашей ассистентке! Если корабль расколется на несколько частей, мисс Петерсон, то через шестьдесят… нет, пятьдесят девять минут каждая его часть снова станет прежнего размера. Даже если лодку разнесет на атомы, каждый атом увеличится и мы получим месиво из Бинеса и судна.
Микаэлс вздохнул глубоко, до хрипа. И продолжил:
— Нас просто вынут из тела Бинеса, пока мы находимся в целости и сохранности. Если корабль расколется, придется извлекать его по частям. И достаточно будет одного-единственно-го осколочка, чтобы убить Бинеса. Понимаете?
Кора сжалась в комочек:
— Я не подумала об этом.
— Тогда подумайте, — предложил Микаэлс. — И вы, Оуэнс. Теперь я снова хочу спросить вас, Оуэнс, способен ли корабль устоять против броуновского движения? Не только в течение того времени, чтобы мы успели добраться до тромба, но чтобы мы успели добраться, разрушить его и вернуться?! Хорошенько все взвесьте, капитан! И если вы считаете, что у корабля не хватит прочности, чтобы выстоять, у нас нет никакого права начинать экспедицию.
— Эй! — разозлился Грант, — Перестаньте каркать, доктор Микаэлс. Дайте капитану Оуэнсу вставить хоть слово.
— Я не мог вынести окончательную оценку, пока не почувствовал силу броуновского движения на опыте, — твердо сказал Оуэнс. — Сейчас мне кажется, что мы вполне можем продержаться час и вернуться невредимыми.
— Вот вопрос: должны ли мы рисковать, основываясь на том, что кажется капитану Оуэнсу? — подал голос Микаэлс.