Субмарина скользнула мимо отверстия — ответвления сосуда.
— Это не то, — сообщил Микаэлс, который не отрывался от своего монитора с увеличенным изображением схемы сосудистого русла. — Вы следите за моими пометками по своей схеме, Оуэнс?
— Слежу, док.
— Хорошо. Посчитайте ответвления, которые я обозначил, и потом поворачивайте направо. Понятно?
Грант смотрел на мелькавшие по сторонам ответвления артерии. Они появлялись все чаще — справа, слева, вверху и внизу — и были все меньшего и меньшего диаметра. Тем временем и тот сосуд, внутри которого они двигались, стал заметно уже, стенки его придвинулись ближе и стали лучше видны.
— Страшно подумать, что мы могли бы заблудиться в этом клубке скоростных магистралей, — задумчиво сказал Грант.
— Здесь невозможно заблудиться, — отозвался Дюваль. — Все дороги ведут в легкие — в этой части тела.
Микаэлс монотонно бубнил:
— Теперь вверх и направо, Оуэнс. Прямо, прямо… Теперь немного влево.
Грант поинтересовался:
— Надеюсь, больше не будет никаких артериально-венозных фистул, а, Микаэлс?
Микаэлс нетерпеливо передернул плечами. Он был слишком занят, чтобы что-то отвечать.
Зато в разговор вступил Дюваль:
— Вряд ли нам еще раз попадется нечто подобное. Весьма маловероятно, что нам встретятся две фистулы подряд на таком коротком отрезке пути. Кроме того, мы уже входим в капиллярную сеть.
Скорость кровотока резко снизилась, «Протей», который просто плыл по течению, теперь почти завис на месте.
Оуэнс сказал:
— Сосуд сужается, доктор Микаэлс.
— Он и должен сужаться. Капилляры — самые мелкие сосуды в организме, можно сказать, микроскопические. Двигайтесь вперед, Оуэнс.
В свете носовых прожекторов субмарины было видно, как сжимается сосуд, как прогибается внутрь его стенка, которая была теперь совершенно гладкой, без всяких складок и бороздок. Желтоватая окраска сосудистой стенки постепенно поблекла, сменилась кремовой, потом стала и вовсе бесцветной.
Стал отчетливо различим мозаичный рисунок из неправильных, изогнутых многоугольников, каждый из которых слегка утолщался по центру.
Кора воскликнула:
— Какая прелесть! Это же клетки, из которых состоит капиллярная стенка. Видна каждая клеточка! Вы только посмотрите, Грант! — Потом, припомнив что-то: — Кстати, как ваш бок?
— С ним все в порядке. Совсем не беспокоит. Вы здорово меня перевязали, Кора, надеюсь, мы по-прежнему друзья и я могу вас так называть?
— Полагаю, с моей стороны было бы ужасно невежливо возражать.
— И бесполезно к тому же.
— Как ваша рука?
Грант осторожно потрогал ушибленную руку.
— Болит ужасно.
— Извините, пожалуйста.
— Не нужно извинений. Однако — со временем — я не против, чтобы вы выразили свою искреннюю благодарность.
Кора поджала губы, и Грант поспешил добавить:
— Эта надежда помогает мне сохранить присутствие духа — вот и все, я ничего такого не имел в виду. А как вы себя чувствуете?
— Неплохо. Бока немного помяты, но ничего серьезного. Совсем не больно. И — я на вас не обиделась. Но послушайте, мистер Грант!
— Когда вы говорите, я — весь внимание, Кора.
— Перевязка — это только первая медпомощь и сама по себе лечит далеко не все. Вы что-нибудь сделали, чтобы предотвратить инфицирование раны?
— Смазал рану йодинолом.
— А врач вас осматривал?
— Дюваль?
— Вы понимаете, о чем я говорю. Не притворяйтесь! Грант сдался.
— Хорошо, как только подвернется удобный случай.
Он вернулся к созерцанию фантастической мозаики. «Протей» двигался медленно, почти полз, пробираясь сквозь капилляр. В свете прожекторов субмарины сквозь толщу клеток виднелись какие-то неясные тени.
Грант заметил:
— Похоже, эти стенки просвечивают насквозь.
— Ничего удивительного, — ответил Дюваль, — Толщина этих «стенок» — меньше одной десятитысячной дюйма. Кроме того, в них немало пор. От того, что проникает сквозь эти поры и сквозь точно такие же поры в стенках альвеол, зависит сама жизнь.
— Это от чего?
Какое-то время Грант смотрел на Дюваля, ожидая ответа. Но того, похоже, больше интересовало зрелище, открывавшееся сквозь иллюминатор, чем вопросы Гранта. Кора поспешила прервать затянувшееся молчание:
— Воздух попадает в легкие через трахею — то, что называют «дыхательное горло». Трахея разделяется на бронхи, те, в свою очередь, множество раз разветвляются — точно так же, как артерия, по которой мы плыли. Бронхи ветвятся до самых тоненьких бронхиол, которые заканчиваются такими микроскопическими мешочками или пузырьками — альвеолами. Стенки альвеол такие же тонкие, как стенки капилляров, и только они отделяют воздух от внутренней среды организма. В легких таких мешочков-альвеол примерно шестьсот миллионов.
— Как все сложно!
— Ужасно сложно. Кислород проникает сквозь мембрану — стенку альвеолы, а потом — сквозь стенку капилляра. Так молекулы кислорода попадают в кровь, и, прежде чем они выскользнут обратно в альвеолу — под действием парциального давления, — их захватывают красные кровяные тельца. Точно так же, только в обратном направлении, путешествует диоксид углерода — углекислый газ. Из эритроцитов сквозь стенку капилляра, потом — сквозь стенку альвеолы в легкие. Доктор Дюваль не хочет пропустить это удивительное перемещение, поэтому он вам и не ответил.
— Не нужно никаких оправданий. Я понимаю, каково это — Увлечься чем-либо настолько, что ни на что больше тебя не хватает, — Он широко улыбнулся, — Боюсь только, что мне никогда не удавалось достичь такой сосредоточенности, как у доктора Дюваля.
Кора смутилась, но внезапный возглас Оуэнса не дал ей возможности что-то ответить.
— Глядите, что это?! Прямо по курсу!
Все взгляды обратились вперед. Перед субмариной медленно колыхалась от одной стенки капилляра к другой сине-зеленая частица. Цвет ее стал постепенно меняться — темные, холодные тона поблекли, уступили место теплому соломенному цвету, превратившемуся в ярко-оранжевый.
Точно такие же превращения происходили и с прочими сине-зелеными частицами, плывшими по капилляру рядом с субмариной. Носовые прожектора «Протея» выхватывали вблизи только соломенно-желтую массу, которая при удалении казалась оранжево-красной.
Кора с воодушевлением сказала:
— Мы видим, как эритроциты захватывают кислород, гемоглобин превращается в оксигемоглобин и кровь становится ярко-красной. Эта кровь, обогащенная кислородом, теперь вернется в левый желудочек сердца, откуда попадет в большой круг кровообращения — ко всем частям организма.
— Вы хотите сказать, что нам снова предстоит пройти через сердце? — со внезапно вспыхнувшим подозрением спросил Грант.
— Нет-нет, что вы! Сейчас, когда мы находимся в капиллярной системе, можно сократить путь — перейти сразу в большой круг, — Однако в голосе Коры звучала некоторая неуверенность.
Дюваль сказал:
— Посмотрите только на это чудо! На чудо, ниспосланное нам Господом!
Микаэлс сухо заметил:
— Это всего лишь газообмен. Механический процесс, выработанный в результате случайных скачков эволюции за два биллиона лет.
Дюваль живо развернулся к нему.
— Неужели вы считаете, что это всего лишь случайность? Этот чудесный, прекрасно продуманный и отлаженный механизм, для работы которого требуется точнейшее соответствие на тысяче разных этапов; неужели вы думаете, что все это — результат всего лишь случайных совпадений, беспорядочных перестановок атомов?
— Именно об этом я вам и толкую. Да, — ответил Микаэлс.
Оба так и застыли, воинственно устремив друг на друга пылающие взгляды, не в силах сказать еще что-нибудь. Но боевым действиям этих рьяных поборников теории сотворения и теории эволюции не суждено было разгореться — их прервал внезапный рев сирены.
Оуэнс воскликнул:
— Что за черт?!
Он в недоумении уставился на свои приборы, и тут световая ниточка-указатель на одном из мониторов внезапно резко упала вниз, до самой красной отметки. Капитан отключил сирену и закричал:
— Грант!
— Что такое?
— Что-то не так! Проверьте, что там за обозначение?
Грант быстро подошел к монитору, на который указывал капитан Оуэнс. Кора неотступно следовала за ним.
— Зашкалило за красную отметку показатель на какой-то штуке, обозначенной как «левый бак». Очевидно, в этом левом баке быстро падает давление.
Оуэнс застонал и посмотрел назад.
— И еще как падает! Мы теряем воздух — пузырьки воздуха попадают прямо в кровоток! Грант, быстро забирайтесь сюда.
Грант вскарабкался по мосткам к капитанскому креслу, посторонившись, насколько можно, чтобы Оуэнс сумел протиснуться к трапу и сбежать вниз.
Кора старалась разглядеть пузырьки воздуха через маленький иллюминатор заднего обзора.
— Пузырьки воздуха в крови смертельно опасны… — почти прошептала она.
— Только не такие, — быстро откликнулся Дюваль. — При наших размерах миниатюризированный воздух, который находится в пузырьках, не сможет причинить организму Бинеса никакого существенного вреда. А к тому времени, когда истинные размеры молекул воздуха восстановятся, они успеют так перемешаться со средой, что опять-таки не будут представлять никакой опасности.
— При чем тут опасность для Бинеса? — мрачно сказал Микаэлс, — Воздух нужен нам!
Оуэнс крикнул Гранту, который сейчас следил за всеми приборами:
— Ничего там не трогайте, просто следите за мониторами — если где-нибудь появится сигнал опасности, немедленно сообщите мне!
Проходя мимо Микаэлса, капитан сказал:
— Это, должно быть, вентиль системы охлаждения. Ничего другого просто в голову не приходит.
Он вернулся и, орудуя каким-то приборчиком, выуженным из кармана формы, отвернул ручку сбоку панели и откинул крышку. Взору явилась сложная путаница проводов и автоматических переключателей.
Оуэнс привычным движением запустил туда пальцы и начал чем-то щелкать, что-то переключать и ощупывать — так быстро и уверенно, как может только создатель корабля. Он отсоединил переключатель, распотрошил его, потом собрал и захлопнул крышку. Затем метнулся к вспомогательной панели управления, расположенной на носу «Протея», под иллюминаторами.